Стас подал меню Галке, она равнодушно раскрыла его и передала мне, а я вернул Стасу.
— Смотри сам, старик, — сказал я. — Мне как-то непривычно… Давно не бывал в ресторанах, квалификацию потерял.
— Пьем коньяк? — спросил Стас.
— Ты что? Вернулся из приличного рейса и получил добрую деньгу?
— Я больше не плаваю, Игорь, — сказал Стас, — в мореходке преподаю…
— Понятно, — протянул я, — тебя она уговорила… Что ж, дело это ваше.
Значит, добилась Галка своего. Но при словах моих она и глазом не повела. Выдержка железная, я тебе скажу…
— Так что заказывать? — спросил Решевский. — Что будешь пить?
Я покачал головой и вздохнул.
— Отвык за два года… И пожалуй, привыкать не стоит. Сегодня первый день моей жизни в миру. И пусть он останется трезвым.
— Как хочешь, — просто сказал Решевский. — А я выпью водки.
— Для мамы шампанского, — предложил я. — А мне, если можно, нарзан. Ну и перекусить там чего… На твой вкус, бывший капитан Решевский.
— Может быть, шашлык? — неуверенно произнес Стас и нерешительно поднял на меня глаза.
— Из баранины? — вздрогнув, спросил я.
Малиновое солнце покрылось неожиданно вдруг сеткою трещин. Жутко было видеть трещины на солнце, мир заполнила загробная тишина, человек сжался, окаменев, и приготовился умереть.
Но умереть ему не пришлось. Донесся неясный звон, звон приближался, вытесняя тишину, и человек обрел надежду.
С трудом разлепил он глаза, не осознавая окружающего.
Человек лежал ничком на галечном берегу неширокого пляжа, зажатого отвесными скалами, и в поле зрения ему попали лишь два или три обкатанных морем голыша. Он попытался шевельнуться, судорога прошла по телу, прикрытому изодранной одеждой, дрогнули голые ступни ног, и человек снова потерял сознание.
Прошло несколько минут. Он услышал наконец резкие крики чаек и ощутил, что к нему вернулась способность управлять ногами. Он осторожно подтянул правую, оперся на локоть левой руки и повернул голову. Теперь он увидел скалы, кусок серого моря и черно-белых чаек в отдалении.
«Значит, жив, — вяло шевельнулась мысль. — Чайки ко мне равнодушны… Значит… еще жив».
Он долго лежал без движения и вспоминал, пока не почувствовал, как холод сводит мышцы, и не понял: останься он здесь немного еще — ему никогда не подняться…
Человек заставил себя встать на ноги и стоял, пошатываясь, на угрюмом берегу, где лишь серая галька, серое море, серая пелена, закрывшая небо, и только над невидимым горизонтом белесым пятном обнаруживало себя раннее солнце.
«А я видел его малиновым», — равнодушно подумал он.
Надо было куда-то идти, и человек пошел влево.
Он добрался до первой скалы и рядом с ней увидел тропинку, уходящую наверх. Человек повел по тропинке глазами, затем повернулся к морю и долго всматривался в равнодушную его поверхность.
Ему показалось, будто он видит неясное пятно на серой гальке, там, откуда прибрел он сам…
«Нет, — подумал он, — ничего там нету…»
Но продолжал разглядывать продолговатое пятно на границе пляжа и моря, пятно шевельнулось, и, не чувствуя острых голышей под ногами, человек бросился назад.
Через сотню метров стало видно, что это всего лишь измочаленное волнами бревно. Человек прошел еще с полсотни шагов и остановился. «Ошибка вышла, — устало и вместе с тем радостно подумалось ему, — это хорошо…»
Возвращался он медленно, старался ставить ноги на крупные камни или в песок между ними и размышлял о том, почему он так доволен тем, что ошибся. И решил; догадался еще там, на тропинке, что пятно неживое…
Тропинка, крутая, нехоженая, полузаросшая жесткой травой, подняла его над пляжем на уровень пояса охраняющих землю скал. Дальность видимого горизонта увеличилась, и человек снова рассматривал спокойное море. Он вздохнул, ничего не увидев, и оживился, обнаружив за открывшимся мысом маяк на прибрежной скале. Но оживление покинуло его, когда он понял, что маяк этот из категории «unwatched» — необслуживаемый. Значит, без людей…
«Солнце, — подумал человек, — солнце мне мешает. По характеристике маячного огня прикинул бы, где нахожусь…»
Он увидел, что тропинка разделилась. Стало две тропинки — одна резко поворачивала влево, в сторону невысоких зеленых холмов.
Человек помедлил на перепутье и повернул направо. Он обогнул скалы и вышел к новому пляжу. Спускаться вниз не пришлось, дорога проходила по кромке обрыва, нависавшего над таким же пляжем, на котором он очнулся.
Поверху человек обошел пляж и ничего не обнаружил на нем.
Солнце прорвалось наконец сквозь белесую пелену и несколько оживило безрадостное море. Человек вдруг совершенно явственно различил петушиный крик. Он мотнул головой, остановился, подошел к краю обрыва, еще раз заглянул вниз, внизу ничего не было, и тогда понял, что хочет пить.
Теперь человек искал воду, хотя и продолжал идти берегом моря, как прежде.
Снова начались скалы. Таким уж был этот берег. Скалы и скалы, изрытые морским прибоем, и между ними небольшие пляжи, заваленные гранитной галькой.
Жажда мучила все сильнее, воды не было, и вдруг он снова услыхал, как прокричал петух.
«Петух, — подумал человек, — откуда ему взяться здесь? Может быть, найду какое жилье? А петух… Странно, что кричит он по-нашему. Ку-ка-ре-ку… А здесь не может быть таких петухов… У них петухи кричат по-другому. Вот еще раз… Ладно, напьюсь и буду искать…»
Он понимал, что бредит наяву, понимал и все-таки надеялся, что крик петуха действительно слышал.
На границе угрюмых скал и пятого пляжа человек нашел воду. Узкий ручей пересекал тропинку, тихо звенел, скатываясь вниз, и уходил незаметно сквозь гальку в море.
От холодной воды заломило зубы, жажда исчезла, и пришел голод, слабый еще, такой голод и задавить нетрудно, но человек почувствовал, что хочет есть.
Затем чувство голода исчезло. Он снова вспомнил о том, что искал на галечных пляжах, лицо его исказилось, человек поднял руки и потряс кулаками в сторону моря.
Закричали чайки, будто в ответ на страшные проклятья. И человек, обессиленный, опустился на плоский мшистый камень у ручья.
Так просидел он не менее часа, охватив голову руками, и не расслышал шуршащих в траве шагов за спиной.
— Капитан!
Человек вздрогнул. Он хотел вскочить и обернуться, только не поверил, что его позвали на самом деле, боялся поверить и втянул голову в плечи, будто ожидая удара со спины.
— Капитан! — сказали рядом, и тогда он поднялся.
В двух шагах от камня стоял человек со спутанными волосами, упавшими на лоб, кровоподтеком на левой скуле, в полосатой тельняшке, разорванных на коленях брюках и грубых ботинках. Он протянул руки вперед, сжимая и разжимая пальцы.
— Денисов, — тихо сказал капитан, — ты один?
Не ожидая ответа, капитан бросился к Денисову и принялся ощупывать его, будто не веря, что тот на самом деле из плоти и крови.
Потом отстранился и, не отпуская из своих рук Денисова, спросил, заглядывая ему в глаза:
— Видел кого?
Денисов покачал головой.
— Вы первый, — глухо проговорил он. — Что это было, капитан?
Капитан не ответил. Он отвернулся и, опустив голову, смотрел под ноги.
— Не знаю, — сказал он наконец, — не знаю, Денисов…
— Куда мы попали? Какая это земля, капитан?
— Наверное, остров. Тут одни острова…
— А люди? Они есть?
— Должны быть. Будем искать жилье. Только обойдем берег сначала. Может, кто…
Капитан не договорил, повернулся и пошел прочь от ручья. Денисов двинулся за ним.
Вдвоем они тщательно обследовали берег, заглядывали в расщелины, всматривались в лобастые камни, торчащие из воды, пробегали глазами по узким полоскам пляжей и изредка, только изредка, отводили от моря и берега взгляд, чтобы посмотреть налево, на приютивший их остров зеленых холмов.
Они пересекли еще один ручей, капитан подумал, что от жажды им умереть не придется, и ощутил на плече руку спутника.
— Вижу, — сказал Денисов, — вон там…
Капитан глянул вниз. На ровном месте у самой воды высился камень. Из-за камня торчали сапоги.
Денисов едва удержал капитана, когда тот собрался прыгнуть с пятиметровой высоты. Они отыскали спуск и медленно, боясь того, что найдут, приближались к торчащим из-за камня сапогам.
За камнем был человек. Не молодой и не старый, казалось, он спал, и голова лежала чуть ниже ног, обутых в сапоги. Верхней части черепа у человека не было.
Капитан отпрянул назад, едва не сбив с ног не успевшего посторониться спутника.
— Первый, — сказал, опомнившись, капитан, и из горла его вырвался клокочущий звук.
— Петрович это, — сказал Денисов. — Колючин. Хороший был поварила…
