... Однако, Рита верит, что у неё ещё все впереди, она не отчаивается, она верит, что ещё встретит своего человека в жизни, что она сможет вылечиться от бесплодия, она знает, что это можно вылечить, просто она этим не занималась даже когда была замужем, а потом развелась со Степаном, и эта проблема вообще отступила на задний план... Она хочет жить, и не хочет умирать какой-то странной смертью, не хочет подвергаться опасности, исходящей неизвестно от кого... Но кто, однако, этот утренний загадочный гость в черной спортивной шапочке, в больших круглых очках и в шарфе, прикрывающим рот, отчего его голос становится приглушенным, искаженным? Он называет её Маргарита. Он знает её отчество. И вообще у него какая-то странная манера говорить. В голосе есть и какой-то металл, но в то же время, и некая затаенная печаль... И эти его тихо произнесенные слова: "Вы очень красивы..." Произнесенные с задумчивой грустью... Но почему он прячет свое лицо?
И ещё какая-то неотвязная, странная мысль, неосознанная, но от того ещё более пугающая - ей порой кажется, что она знает этого человека, что она его когда-то где-то видела. И тем не менее, она совершенно уверена, что среди её знакомых такого человека нет. Может быть, он из другой, её прежней жизни? А вот эти мысли и пугали Риту особенно... Она встряхнула головой, ей хотелось вернуться от этой неясности, зыбкости на реальную землю, к витринам, гирляндам, елочкам, дедам Морозам в красных халатах, к суетящимся людям, но это никак не получалось... Что-то шелестело в мозгу, словно кинематографическая пленка проносился в памяти этот рабочий декабрьский день...
... Обед с сослуживицами в уютной маленькой столовой клиники. Разговоры о новогодних подарках и грядущем праздничном столе, а в связи с этим и о низкой зарплате, о повышении цен, о невозможности выкручиваться обычные для всех в наше время разговоры... Медсестра Некрасова, помнится, говорила: "Ну вот, например, у моей двоюродной сестры Галки муж уволился из органов и организовал свое частное агентство. "Пинкертон" называется... А был следователь Управления Внутренних дел, капитан... Между прочим, такой красавец, высокий, волосы русые, с проседью, настоящий супермен, Галка его ревнует чуть ли не к телеграфному столбу..." Тогда Рита сразу вспомнила своего красавца Степана и нахмурилась, разговор стал ей неприятен. А теперь, одинокой среди людей, совершенно беззащитной в этой суетящейся толпе, ей припомнились слова Некрасовой про частное агентство "Пинкертон" и работающего там бывшего следователя, мужа двоюродной сестры Некрасовой, красавца и супермена, с другой точки зрения. А что если ей обратиться именно в частное сыскное агентство? Может быть, они чем-нибудь помогут, защитят её от преследования? Хотя, наверняка, там очень дорого берут за свои услуги... Откуда она возьмет денег для своей защиты? Да, без денег будешь не только полуголодным, но и совершенно беззащитным... Они теперь решают в жизни все...
К её страху постоянно примешивалось и чувство любопытства, обычного житейского любопытства. Ведь, впрямь, интересно, кому это она могла понадобиться? Но тут, сколько она ни ломала голову, придумать так ничего и не смогла. Так, в раздумьях она и дошла до своего дома. Поднялась на лифте к себе на четвертый этаж, стала открывать ключом дверь... И вдруг... Чья-то рука опустилась сзади ей на плечо. Рита вздрогнула, словно ужаленная, она онемела от ужаса... К т о э т о?!!!
Она стояла, парализованная страхом, не в состоянии ни резко обернуться, ни даже повернуть назад голову. Ключ так и остался в замке. А рука поднялась с её плеча и дотронулась до щеки. Стала гладить щеку, снизу вверх, сверху вниз... Потом дотронулась до её уха, до пряди русых волос, выбившихся из-под вязаной шапочки. Рука была тонкая, мягкая, рука была очень знакомая... Рита поняла, ч ь я это рука. И тогда из её глаз ручьем хлынули слезы, словно в её душе стал таять образовавшийся там лед... Рита резко обернулась и уткнулась в плечо, стоявшего напротив неё мужчины. Долго рыдала на этом плече. Потом подняла заплаканные глаза и поглядела на него...
Исхудавший, бледный, с двухдневной черной щетиной на щеках и на подбородке и с ощутимым перегаром изо рта, но все же ещё достаточно привлекательный, Степан Балясников пытался улыбаться ей.
- Что ты? Что ты? - шептал он, продолжая гладить её по щеке и волосам. Затем прижал к себе и поцеловал в губы. Целовал долго, взасос. Рита чувствовала, что теряет сознание от гаммы чувств, переполнявших её.
- Ты что такая напуганная, Ритка? - прошептал томным голосом Степан. - Что такое так тебя напугало?
- Пошли в квартиру, - прошептала Рита и повернула ключ в замке. Степан сзади толкнул дверь.
Они вошли в квартиру, Рита включила свет, ощущая какую-то жуткую слабость.
- Я помогу тебе, - тихо произнес Степан и бережно снял с неё дубленку. Потом усадил её на табуретку, встал на колени и стал стягивать с неё сапоги. Стянув один сапог, стал целовать ей пальцы на ногах...
У Риты закружилась голова. Он дрожала словно в лихорадке. А Степан стягивал с неё второй сапог. Затем он взял её на руки и понес в комнату, сам оставаясь в спортивной синей куртке и вязаной красно-синей шапочке. Он положил её на постель, сбросил с себя верхнюю одежду и стал стягивать с неё джемпер...
- Все! - вдруг крикнула она, приходя в себя. - Ты что? Ты что делаешь?! А ну, пусти!
Рита вскочила с кровати и одернула задранную Степаном юбку.
- Ты с ума сошел? - сверкнула она серо-голубыми глазами.
- Нет, - с горечью вздохнул Степан. - Ты совершенно не переменилась. Я-то было подумал... А я так скучаю по тебе, если бы ты знала...
- Ты скучаешь по мне, а я просто скучаю, страдаю от того, что на свете так мало порядочных людей, страдаю от того, что так много таких, как ты...
- Пойдем, выпьем, - кротко предложил Степан. - Я принес. Твоего любимого ликерчика. Вишневого, сладенького... И мандаринчиков принес, не каких-нибудь марокканских, а сухумских, сочных...
- Выпить можно, - согласилась Рита. - Я что-то продрогла, хоть и тепло. Иди на кухню, а я пойду умоюсь. Ты насчет меня сильно не обольщайся, просто нервишки сдали... Жизнь такая мудреная, Степан Егорыч, - улыбнулась она.
- Да, жизнь мудреная, это точно, - охотно согласился Степан и направился на кухню.
Ликерчик был действительно вкусный, тот самый, который она так любила. Были ведь и в их совместной жизни светлые минуты, когда они жили на Кутузовском проспекте. Особенно, когда Ольга Александровна была вне пределов дома. Стоило ей появиться, и все становилось каким-то другим, до того уж сильная аура исходила от нее, даже если она была неразговорчива и якобы равнодушна к происходящему.
"Целуетесь, милуетесь?" - глядела она из-под модных очков на молодую пару. - "Совет, да любовь..."
И почему-то от этих, казалось бы, простых и ничем не оскорбительных слов Рите становилось не по себе. Она сама себе стыдилась признаться в том, что жутко боялась своей свекрови. От этого страха она не знала, куда деться. Она боялась её пронзительных черных глаз с густыми бровями над ними, боялась толстых губ, с которых всегда было готово сорваться острое словцо. Рита поражалась, насколько эта женщина глубже, умнее тех стихов, которые она пишет. Писала же она, в общем-то сущую чушь, примитивную, конъюнктурную, порой злую, порой слащаво-добренькую. Не было в этих, с позволения сказать, стихах ни образа, ни мысли, они вызывали чувство какой-то неловкости и, читая их, порой хотелось запустить толстым томиком в голову автора шедевров, но в э т у голову не то, чтобы можно было что-то запустить, и в глаза-то посмотреть было боязно, до того уж они были глубоки, до того уж они много понимали и своеобразно воспринимали действительность. Впоследствии Рита поняла свекровь - она писала только то, что нужно для данного исторического момента, и поэтому всегда оказывалась на плаву, до того времени, пока к изданиям не стали подходить с коммерческой точки зрения - попросту, купят читатели или не купят. Но её книги покупать никто не хотел, как и многих именитых членов Союза писателей. Ну не хотят читатели, и все тут. Ничего не поделаешь. Рита иногда думала - а ведь если бы она писала не то, что нужно, а то, что хочет, ведь интереснейшая получилась бы книга. Интереснейшая и страшная книга...
О свекрови она знала очень мало. Сама она о себе практически ничего не рассказывала, ничего не говорил о ней и Степан. Когда Рита что-то про неё спрашивала, он все переводил в шутку. Зато порой сама Ольга Александровна, будучи в хорошем настроении, выпив рюмочку-другую водки и закусив простой пищей - селедкой, огурчиком, рассказывала невестке о своих встречах с сильными мира сего и со знаменитостями. Например, как она с мужем была на приеме у Сталина. "Я ему понравилась, Риточка, я женщина, я это чувствую. Он так сверкнул на меня своими желтыми глазами. А взгляд у него был - ужас... Ты знаешь, признаюсь по секрету от этого взгляда со мной тогда произошла авария, до того я испугалась... Такой внутренней силищей обладал этот невысокий, рябоватый грузин, такой силищей..." А сказал он что-то такое, типа: "Красивую жену взял ты себе, Егор, береги ее..." Точно и не припомню его слов. И пришлось нам с приема срочно ретироваться. Егор тогда очень обозлился на меня, обозвал зассанкой и дома отлупил весьма значительно... Я не обиделась, знала, что он прав, нельзя так распускаться, даже при виде вождя..."
