— Абсолютно нет, — уверенно сказал Волжанин, — наверное, вы назвали свой псевдоним.
— Совершенно верно, — кивнул Знахарь, — и предпочитаю отзываться именно на это имя — Майкл.
— С удовольствием, Майкл, — покладисто ответил Волжанин, — а меня называйте Виктором. Это в разных важных местах я раздуваю щеки и называюсь Викто-ром Ефимовичем, а знакомство в воздухе, на высоте… скажем… восьми тысяч метров как-то сближает. Вы не находите, что тут мы в какой-то степени ближе к Богу?
— Это в смысле того, что тут у нас больше шансов быстренько встретиться с ним? — усмехнулся Знахарь.
— Ну, я же не это имел в виду, — засмеялся Волжанин.
В это время стюардесса принесла поднос с коньяком и нарезанным лимоном.
Поставив его на откидной столик перед Знахарем, она сделала едва заметный книксен и удалилась. Посмотрев ей вслед взором знатока породистых лошадей, Волжанин разочарованно вздохнул и сказал:
— А бабки у нее подгуляли…
Знахарю стало смешно, и он спросил:
— Вы случайно не коннозаводчик?
— Коннозаводчик? А что, интересная мысль…
Волжанин озадаченно посмотрел в пространство перед собой, потом весело взглянул на Знахаря и ответил:
— Нет, Майкл, я не коннозаводчик и даже не владелец автомастерской. Я простой коммерческий директор радиостанции.
— Ух ты! А что за станция? — спросил Знахарь, разливая коньяк по пластиковым мензуркам.
Волжанин приосанился и важно ответил:
— А станция, Майкл, не простая, а наоборот, любимая народом и уважаемая правителями.
— Случайно не «Голос Америки»? — ехидно поинтересовался Знахарь.
Волжанин расхохотался и сбросил важный вид.
— Нет, не «Голос». Все проще. «Радио Петроград» — «Русский Шансон». Слышали такую?
— А как же, — уважительно ответил Знахарь, — конечно, слышал! И всегда слушаю, если попадается. Вот так не знаешь, с кем летишь, а оказывается — такой интересный человек…
— Ну, я-то не очень интересный человек, — возразил Волжанин, — я простой чиновник, а вот те, кто у нас звучат — действительно заслуживают внимания.
— Согласен, — кивнул Знахарь, — вот за это мы и выпьем.
— За что — за это? — поинтересовался Волжанин, — за простого чиновника или за настоящих артистов из народа?
— А за то и за другое, чтобы никому обидно не было, — дипломатично ответил Знахарь.
— А вы, батенька, не так просты, как может показаться с первого взгляда, — Волжанин взял с подноса мензурку с коньяком, — ну, за радиовещание!
— Ага, — согласился Знахарь, — за него, родное!
Они выпили и Волжанин, кинув в рот тонкий пластик лимона, сладострастно сморщился:
— Крррасота!
Разжевав и проглотив лимон, он достал сигареты и, озабоченно посмотрев на табло, сказал:
— Тэкс… Табло. Не горит. Значит — можно курить.
— Надеюсь, — ответил Знахарь и тоже достал сигареты, — вообще-то мы ведь бизнес-классом летим, так что курить, наверное, всяко можно.
— Согласен, — кивнул Волжанин, — да, так о чем это я?
— А о радиовещании, — подсказал Знахарь.
— Ага. Так вот — мы, руководство радиостанции, решили расширить сферу вещания. Так сказать, распространить свои коварные щупальца на восток. В Сибирь. В частности, в Томск.
— Это хорошо, — кивнул Знахарь, — будем слушать.
— А куда вы денетесь, — коварно ухмыльнулся Волжанин, — кстати, может быть, по второй?
— Точно! — спохватился Знахарь, — простите, заболтался.
— Вот всегда вас, молодых, направлять приходится, — добродушно пожурил его Волжанин.
Знахарь изобразил некоторую виноватость и стал осторожно наливать коньяк в мензурки.
— Ну а вы сами, — спросил Волжанин, следя за его действиями, — вы на какой ниве подвизаетесь?
— Я-то… — Знахарь закончил разливать и взял свою мензурку, — я, пожалуй, на ниве мелкого и крупного бизнеса.
— Мелкого и крупного… — Волжанин посмотрел на Знахаря и выпил свой коньяк, — интересно, как это?
— Ну, например, ботиночные шнурки — мелкий бизнес? — Знахарь последовал его примеру.
— Пожалуй, да, — согласился Волжанин.
— А если их сорок два эшелона?
— Тогда, конечно, крупный. Но, по-моему, вы темните. Только не подумайте, что я хочу выведать ваши тайны и сгораю от любопытства. Я же не барышня!
— Это заметно сразу, — подтвердил Знахарь.
— Слава богу, — облегченно вздохнул Волжанин.
— Никаких особых тайн нет, — привычно соврал Знахарь, — так, берусь за что придется… Но, признаюсь, удача сопутствует мне.
— А это главное! — Волжанин поднял палец, — вот за удачу…
— И это правильно, — согласился Знахарь и взялся за бутылку.
Выпили по третьей.
— Вот теперь — другое дело, — сказал Волжанин и ослабил галстук.
— Согласен, — кивнул Знахарь и перестегнул брючный ремень на следующую дырку.
Выполнив эти несложные действия, способствовавшие достижению большего комфорта, оба снова закурили и несколько минут молчали. Потом Волжанин выпустил тонкую струйку дыма в потолок и сказал:
— А хотите, я расскажу вам о вас?
Знахарь удивился, но ответил:
— Было бы интересно…
— Ну, я не собираюсь развлекаться тут телепатией, — пояснил Волжанин, — однако некоторые способности к физиогномике имею.
Он хитро посмотрел на Знахаря и забормотал нараспев:
— А позолоти ручку, золотой мой, яхонтовый, расскажу что было, что будет, на чем душа успокоится.
— Сейчас, сейчас, — засуетился Знахарь и стал шарить по карманам.
Волжанин с улыбкой смотрел на него и молчал.
Наконец Знахарь нашел в кармане джинсов пятирублевую монету и, взглянув на Волжанина, спросил:
— Годится?
— Годится, серебряный мой, годится, перламутровый.
Взяв пятирублевку, Волжанин куснул ее металлокерамическим клыком и, удовлетворенно кивнув, бережно спрятал в карман.
— А был ты бедным студентом. Так?
— Ну, знаете ли, — Знахарь пожал плечами, — бедными студентами все были.
— А потом стал бедным врачом. Так?
— Вот это уже интересно, — Знахарь насторожился.
— Так или нет?
— Ну, так…
— А потом пиковая дама предала тебя. Это ничего, что я на ты?
— Нет, нет, ничего! Продолжайте, — Знахарь был заинтригован, — только она скорее на бубновую была похожа.
— Это неважно. А потом твоя жизнь повернулась совсем в другую сторону. И появились в ней вода, огонь и медные трубы. Ведь появились?
— Появились.
— Ну, про глаз я не спрашиваю… Однако протез хороший. Не всякий заметит разницу.
— Вы-то заметили, — недовольно буркнул Знахарь.
— Я — это другое дело. Прожитые годы научили меня быть особо внимательным ко всему. Зато наша стюардесса…
— С кривыми бабками, — подхватил Знахарь.
— Совершенно верно. Готов спорить, что она заметила бы твой стеклянный глаз только через четыре месяца после свадьбы, и то — если бы ты его выронил по пьянке.
Знахарь засмеялся.
— Ну как, угадал?
— В общем — да, — согласился Знахарь, — всякое в моей жизни было.
— Вот за это всякое мы сейчас и выпьем, — сказал Волжанин и стал разливать коньяк.
Знахарь посмотрел на бутылку:
— А ведь придется вторую брать.
— Придется, — назидательно заметил Волжанин, — говорят о чем-то нежелательном. А мы возьмем ее с полным удовольствием и неподдельным желанием.
— Согласен, — кивнул Знахарь, — ошибся. Виноват. Исправлюсь.
— Смотрите у меня, — с притворной строгостью сказал Волжанин, снова перейдя на вы.
— Виктор, — Знахарь помялся, — вы уж раз перешли со мной на ты, так и продолжайте. Меня, знаете ли, это вполне устраивает.
— Годится, — кивнул Волжанин, — тогда — вот твоя порцайка.
— Спасибо, — сказал Знахарь, принимая мензурку, — так, значит, за всякое?
— Совершенно верно, — усмехнулся Волжанин, — за всякое. Потому что если бы его — всякого — не было в нашей жизни, она была бы пресна и скучна.
— Ну… — протянул Знахарь, — иногда это всякое бывает таким, что не дай бог!
— Совершенно верно, — повторил Волжанин, — но это закон жизни. Хорошее всякое не бывает без плохого всякого. И тут уж никуда не денешься.
— Диалектика, мать ее, — Знахарь опрокинул коньяк в рот.
— Она самая, голубушка, — кивнул Волжанин и тоже принял на грудь.
Закурив, он откинулся на подголовник и задумчиво сказал:
— Моисею на горе Синай были выданы под расписку три скрижали. Так он, старый идиот, одну из них разбил. И, понятное дело, утаил этот позорный факт от своего народа. А на третьей скрижали, в числе пяти заповедей…
— А почему пяти? — удивился Знахарь.
— Как почему, — удивился Волжанин в ответ, — ведь Моисей принес две скрижали?
