- Ну, почему же, - вконец растерялся Коретников. - Что же я не такой, как все.
- А как твой "мавр"? По-прежнему селен и жаждет подвигов, готов сокрушить любую преграду?
- Ну, в общем-то, да, - не совсем уверено ответил Коретников.
- Я рад за тебя. Хочешь сосватую? - кивнул я на дверь.
- Ты что, офонарел?! - Глаза Толяна стали по рублю царской чеканки. У моей мамы точняком будет инфаркт. Она мечтает об учительнице.
- А Людмила и есть учительница младших классов.
- Свистишь?! - не поверил Толя.
- Честно. Даже целый год кантовалась в школе. Но поскольку учителя в наше время не в почете у власти, а кормить такое шикарное тело чем-то надо было, вот она и решила использовать свои природные данные в борьбе за существование. А что, баба она путевая. Говорят, что из таких получаются самые верные жены. Ну так как?
- Нет, спасибо. Ты меня уже однажды "сосватал". Больше не хочу.
Был такой случай. В прошлом году я очень красиво и удачно разыграл Толяна с одной шикарной стервой, соучастницей убийства своего муженька. Так удачно, что Коретников едва мне морбу не набил.
- Ты, Толя, не прав. Откуда мне было тогда знать, что она окажется преступницей, верно?
- А почему ты считаешь, что эта не окажется?
- Плохи твои дела, Толя. Если в каждой женщине видеть потенциальную преступницу, то век тебе оставаться бобылем. Не дождется твоя мама внучка. Жалко женщину.
На кухню вернулась Людмила, прервав тем самым нашу содержательную дискуссию. Теперь на ней было шелковое красивого бирюзового цвета платье. Но даже самый строгий деловой костюм не состоянии был скрыть её профессии. Было в её облике что-то такое, этакое... Словом, мужик, ищущий приключений, пошел бы за ней, нарядись она хоть в одежду монашки. Определенно.
- Я, пожалуй, пойду, - пробормотал Коретников и пулей вылетел из кухни.
- Что это с ним?! - удивилась Людмила, глядя вслед убежавшего мента.
- А то не знаешь? - вопросом ответил я. - Влюбился мужик без памяти.
- В кого?
- Ну не в меня же. Толя - человек традиционных сексуальных ориентиров. В тебя конечно.
- Скажешь тоже! - фыркнула Сергунькова. Похоже, она жила настоящим и уже не лелеяла надежд на будущее.
- Серьезно. Ты думаешь почему он здесь ошивался? Мечтал познакомиться с тобой. Очень ты ему понравилась.
- А чего ж не познакомился?
- Он у нас очень стеснительный.
- Правда что ли?!
- Нет, вру. Дмитрий Беркутов в своей праведной жизни ещё ни разу никому не соврал.
- Первый раз встречаю стеснительного мента. Он женатый?
- Никогда им не был.
- Надо же! - удивилась Людмила и в её глазах вспыхнул неподдельный интерес к происходящему. И глядя куда-то в будушее своими красивыми васильковыми глазами, в задумчивости проговорила: - А он ничего, симпатичный.
А я, грешным делом подумал, что она в общем-то путевая баба, что ей до чертиков надоело подставляться разным там свистунам и прочей швали, и если бы не сволочная жизнь, то она могла быть сейчай хорошей женой и матерью. Чтобы там не лопотали с экранов телевизоров "ночные бабочки", описывая "прелести" своей жизни, все они одиноки и глубоко несчастны, и уверен каждая мечтает о теплоте и уюте семейного очага. Определенно. Ибо делить постель с нелюбимым человеком противоречит самой природе женщины. Ни фига, блин, заявочки! Вот это я выдал! Силен бродяга! Иногда меня заносит на крутых поворотах.
Однако, пора переходить к официальной части нашего разговора. Сделав суконное лицо, сказал:
- Садись, Людмила. Я тебя сейчас буду допрашивать,
- Это как? Если как три года назад, то я согласна, - игриво подмигнула она.
- Ты мне брось эти глупости. Я тут не просто так, а при исполнении, понимаешь.
Сергунькова села и, тяжко вздохнув, покорно сказала:
- Я вас слушаю, товарищ начальник.
Я достал бланк протокола допроса, записал биографичекие данные Людмилы, спросил:
- Каким образом Свистунов оказался в твоей квартире?
- Он был моим постоянным клиентом и часто пользовался моими услугами. Вот и на этот раз пришел.
- Он пришел один?
- Один.
- Трезвый?
- Почти. Чуть-чуть под шафе.
- В котором часу?
- Я точно не помню, но поздно, где-то около двенадцати.
- Что было потом?
- Поужинали и легли в постель.
- Выпивали?
- Конечно. Виктор принес бутылку коньяка. Но я его пить не стала, не было настроения. В холодильнике был недопитый "Мартини" и я выпила бокал вина. А он - рюмки две коньяка.
- О чем говорили?
- Да так, практически не о чем. Он сказал, что кого-то крепко обул, рассказал пару свежих анекдотов. Вот практически и все.
- И что же дальше?
- Дальше - легли. Пару раз покувыркались и уснули. Я проснулась от яркого света. Открыла глаза и увидела двух мужиков рядом с кроватью. У одного в руке был нож, а у другого - пистолет. Я закричала. А этот, с ножом, сказал: "Заткнись, сука! А то я сам заткну тебе хайло".
- Как они выглядели?
- Они были в масках.
- Что за маски?
- Обычные. Их сейчас носят и бандиты и менты. Черные шапочки с прорезями.
- А внешне как эти бандиты выглядели?
- В смысле?
- Большие, маленькие, полные, худые?
- Тот, что с ножом, очень высокий и массивный, а с пистолетом помельче.
- Очень высокий - это какой?
- Где-то под метр девяносто. Второй под метр восемьдесят.
- Ясно. Они что-то ещё говорили.
- Высокий рассмеялся и сказал Свистуну: "Ну что, сучара, считал, что ты самый хитрый, да? Думал всех объе..ть?"
- А что Свистунов?
- Он ничего не ответил. Мне кажется, что он сознание потерял от страха. Высокий скинул его на пол и перерезал горло, сказав: "Собаке, собачья смерть!" Второй, показал на меня пистолетом и спросил: "Что будем с ней делать?" Высокий ответил: "Красивая баба. Пусть живет". А затем сказал мне: "В милицию позвонишь через полчаса. Поняла?" Я кивнула. Он сказал: "Извини, хозяйка, что слегка наследили у тебя, но иначе было нельзя". И после этого они ушли.
- Какой голос у этого высокого?
- Грубый такой, хрипловатый, будто прокуренный.
Слушая её я подумал: "Уж ни Тугрик ли здесь побывал? Внешние данные один к одному. И голос такой же. Освободился волчара, прознал кто на него ментов навел и пришел вернуть долг. Очень даже может быть. Дали ему в прошлый раз двенадцать лет. Охранник сам оказался приличным козлом и спровоцировал Тугрика на убийство. Надо проверить."
- Свистун ни на кого тебе не жаловался?
- Нет. Мы с ним о его делах вообще не говорили.
- Кого-то из его друзей знала?
- Кроме Миши Пухнаря - никого.
- Кто этот Пухнарь?
- Нормальный мужик. Полный такой, добродушный. Виктор говорил, что тот его друг детства. Он как-то даже ко мне с ним приходил.
- Как его фамилия?
- Я считала, что Пухнарь - это и есть фамилия.
- Да нет, это скорее всего, кличка. А чем он занимается?
- Понятия не имею.
- Кстати, а чем занимался Свистунов?
- Так ведь он шулер.
- А больше ничем?
- Я не знаю.
- Скажи, Люда, а эти двое никак друг друга не называли?
- Тот, что поменьше, когда спрашивал, что со мной делать, как-то называл высокого, но я забыла. Как-то интересно.
- Уж не Тугрик ли? - спроосил я на удачу.
- Точно. Тугрик.
Я даже подскочил на стуле.
- Ты ничего не путаешь?!
- Нет-нет. Как сейчас помню, он спросил: "Тугрик, а что с ней будем делать?"
Если все обстоит действительно так, как говорит Людмила, то это убийство можно считать раскрытым. Однако, зная повадки Зеленского, насколько тот был хитер и осторожен, я никак не мог понять: как же после всего, тот оставил в живых такого свидетеля, как Сергунькова? Странно все это, если не сказать больше. Нет, здесь определенно что-то не то. Кто-то будто сознательно выводит нас на Тугрика. Может быть потому и Людмила осталась жива? Может быть. Ничего, разберемся. Из всего этого пока ясно одно - Семен Зеленский на свободе.
- Скажи, Люда, как выглядел нож?
- Обыкновенно. Большой такой.
- Нарисовать сможешь?
- Попробую.
Я дал ей лист бумаги и она нарисовала довольно большое и широкое лезвие. Скорее всего это был охотничий нож.
- А ручка?
- Ручки я не видела.
Я записал показания Сергуньковой. Она прочла их, расписалась. Спросила:
- Долго вы ещё будете?
- Это зависит от следователя. А что, ты куда-то спешишь?
- Нет. Куда мене спешить, - пожала она плечами и неожиданно предложила: - Может, потом покувыркаемся?
Уж на что я в жизни видел перевидел всякого, но и то не мог скрыть своего удивления.
- Ну, ты, блин, даешь! У тебя ещё труп в квартире не остыл, а ты такое предлагаешь!
- А что тут особенного. Подумаешь! Мы-то с тобой пока живые. Ты только, Дима, не думай ничего такого. Я от чистого сердца. Хороший ты мужик. Очень мне нравишься.
- Я и не думаю. Но только, Люда, увы, но у меня все в прошлом. Теперь я человек сугубо семейный и исключительно положительный, без памяти влюбленный в свою жену, как повар в картошку.
