– Да, – ответила женщина, – они ругались.
Когда пришло время задавать вопросы мне, я сразу же спросил, на каком расстоянии находится дом от спуска к реке. Женщина ответила, что около ста метров. Я достал фотографии и схему и показал, что мы замеряли расстояние – дом от места преступления находится в 430 метрах. Поскольку дело было зимой и окна плотно закрыты, женщина не могла слышать слов. Никакого смысла ругаться нецензурными словами нашим подзащитным не было.
Судья что-то отметил в своем блокноте.
Теперь мне хотелось опросить еще одного человека. Я спросил:
– Господин Огурцов, вы готовы дать показания?
Игорь хотел было встать, но адвокат остановил его и произнес, обратившись к судье:
– Ваша честь, если вы не возражаете, пусть сначала допросят его подельника Дмитрия… – Посмотрев на меня, он добавил: – Если, конечно, его защита не возражает.
Я пожал плечами:
– Пожалуйста, я не возражаю, пусть он будет первым.
Судья обратился к Диме:
– Меня интересует только одно. Это ты стрелял в милиционера?
– Нет, я не стрелял, – ответил тот.
– Значит, если ты не стрелял, то по логике выходит, что это был Огурцов?
– Нет, я не знаю, кто стрелял.
– Почему ты не знаешь?
– Потому что я стоял спиной и не видел, кто это сделал.
– То есть получается, – продолжал судья, – что и ты не стрелял, и Огурцов не стрелял. Так кто же это сделал?
Дима пожал плечами.
– Но тебе должно быть известно, что… – и судья стал говорить что-то об искренности показаний, о смягчающих факторах и тому подобное. Но Дима, как мы и договаривались, твердо стоял на своем.
– Хорошо, – кивнул головой судья. – Давай теперь выслушаем твоего напарника-подельника.
Игорь поднялся и вышел вперед, опустив голову. Я почувствовал, что здесь что-то не так. Монотонным голосом он стал произносить заученный текст о том, как он не хотел ехать на день рождения, как не хотел доставать ружья, как не хотел идти на Москву-реку и, наконец, как он не хотел стрелять… – Получалось, что все он делал против своей воли? – подумал я, внутренне усмехаясь.
– И что? – вступил в разговор судья. – Приехали работники милиции…
– Да, они приехали, – кивнул Игорь. – Я стоял впереди Дмитрия и держал ружье. Он стоял сзади. И тут раздался выстрел. Я повернул голову и увидел, как Дмитрий стрелял в работника милиции.
– Стоп! – сказал я про себя. – Вот оно, нарушение нашего соглашения! Такой подставы и такого спектакля я не ожидал…
– Хорошо, – сказал судья. – Значит, вы утверждаете, что вы не стреляли, а это сделал Дмитрий Орлов?
– Да, ваша честь, я это утверждаю, – повторил Игорь.
– Прекрасно! И что же было дальше?
– А дальше – мы побежали… Точнее, я побежал.
– А работники милиции?
– Они кричали вслед: «Стой, стой!» Но я убежал… И ружье выбросил.
– Да, это нам известно. Ружье на следующий день нашли на стройке рабочие и сдали его в отделение милиции. Ну что же, – судья помолчал, – картина мне ясна. У защиты есть какие-либо вопросы?
– Да, ваша честь! – ответил адвокат Игоря. Поднявшись, он начал юридически обосновывать показания своего клиента.
– Кстати, Огурцов характеризуется только с положительной стороны, – сказал он. – Вот характеристика из института, вот – с места жительства. Тут говорится, что он любит животных, заботится о старших…
Мне стало смешно. Какое это имеет отношение к случившемуся той ночью?
– Хорошо, – кивнул судья. – Мы все бумаги приобщим к делу. Еще есть вопросы?
– Да, ваша честь, – поднялся я. Внимательно посмотрел на судью и понял, что его уже не интересует это дело, ему все понятно и ясно. Один из подсудимых показал на другого, и теперь осталось одному срок уменьшить, а другому – по полной программе. Я заметил, что он равнодушно перелистывает бумаги. Князев же улыбался, глядя на родителей Игоря. Я громко заговорил:
– Я хотел бы спросить Огурцова только об одном. Я прекрасно понимаю, что ответ никак не повлияет на ход заседания. Мне просто интересно его услышать.
Судья, оторвавшись от бумаг, удивленно посмотрел на меня.
– Пожалуйста, спрашивайте, – кивнул он.
– Скажи, пожалуйста, Игорь, – обратился я к Огурцову, – если ты утверждаешь, что не стрелял в работника милиции…
– Да, – кивнул головой Игорь.
– Ты утверждаешь, что стрелял мой клиент, – продолжил я, – Дмитрий Орлов?
– Да, – он снова кивнул головой.
– Так почему же ты не положил ружье на землю и не показал сотрудникам милиции, что в стволе у тебя остался патрон, а убежал, да еще и ружье выбросил?
Парень не ожидал такого вопроса. И адвокат его занервничал.
– Ваша честь, я бы хотел… – начал он. Но судья прервал его:
– На самом деле, что вы тут спектакль разыгрываете? Думаете, мы не понимаем, что вы вводите нас в заблуждение, обманываете суд? Действительно, почему вы не показали, что у вас в ружье остался нестреляный патрон, а убежали и выбросили ружье? Кстати, патрон в ружье был стреляный, – добавил он.
Ситуация изменилась. Судья, казалось, встал на нашу сторону и скептически воспринимал все, что говорили Игорь и его адвокат.
Когда стали опрашивать следующих свидетелей, я сумел раскрутить милиционеров на признание того, что сотрудники в ту ночь были одеты в гражданские куртки, а фуражки забыли в машине. Кстати, и на машине, на которой они приехали, не было никаких опознавательных знаков.
– Таким образом, – обратился я к судье, – подсудимые не знали, что имеют дело с сотрудниками милиции.
В заключительном слове я сказал, что в связи с тем, что в ходе заседания обнаружилось много неясностей и неточностей, прошу направить дело на доследование. Судья так и поступил.
Таким образом я одержал свою первую победу.
Зал мы оставили молча. Адвокат Князев и Игорь с родителями быстро ушли. Я же прекрасно понимал, что они как союзники для нас потеряны. Но с другой стороны…
– Спасибо вам большое! – Мать Димы протянула мне конверт. Видимо, в нем лежали деньги. Выставив ладонь, я сказал:
– Нет, не нужно. Вы уже все оплатили. Притом, дело еще не закрыто.
– А что значит «дело направлено на доследование»? – спросила женщина.
– Это значит, что судом найдено много недочетов, и следователь станет снова разбираться.
– Но может, это будет хуже? – испуганно спросила женщина.
– Нет, что вы, это будет лучше, и намного! Неужели вы этого не понимаете?
– Я понимаю… Просто мы не ожидали, что такое может быть.
– Да, и я не ожидал, что со стороны Игоря может быть такая подстава! – Я повернулся к Диме: – Как только появятся новые следователи и тебя вызовут на повторный допрос, тут же звони мне. Поедем вместе.
– Хорошо, – кивнул Дима. – А сейчас что мне делать?
– Лучше не попадать в такие компании. А еще лучше, – я усмехнулся, – сидеть по вечерам дома.
Прошло время. Мои клиенты не звонили. Только потом, через несколько месяцев, торопясь к новому клиенту, в Бутырке я неожиданно встретил родителей Димы. Мать, увидев меня, подошла и поздоровалась, опустив взгляд.
– Что вы тут делаете? – спросил я. – Что с Димой?
– Он тут сидит…
– Сидит? Его что, арестовали по тому случаю?
– Нет… То дело было прекращено. Он… Он машину угнал.
– Как угнал?
– Вышел с ребятами гулять. А они решили покататься. И он попался. А поскольку он тогда находился под испытательным сроком, его сразу арестовали.
– Но я же предупреждал его, просил, чтобы дома сидел!
– Я понимаю, мы виноваты, не углядели… – тихо сказала женщина.
– Теперь я ничем вам помочь не могу. Занятость очень большая.
– Так получилось, – повторила женщина.
Я вошел в следственный изолятор. Заполняя листок вызова, думал: получилось, что, вроде бы, я вытащил Диму, спас от тюрьмы, а он опять загремел, да еще так глупо! А может, ему суждено было попасть в тюрьму? И даже лучше, что за угон машины, а не за какое-нибудь тяжкое преступление?
Прошли первые полгода моей работы адвокатом. За это время я провел несколько дел. Были среди них удачные, были проигрышные, когда все мои старания не признавались и судья выносил обвинительное решение. В конце того года у меня сложилось впечатление, что девяносто процентов выносимых приговоров имеют обвинительный характер. Конечно, у нас нет той системы, которую мы видим в американских фильмах, где идет настоящее состязание сторон – обвинители бьются с адвокатами на равных. А у нас что? Адвокат выносит свои просьбы, а они отклоняются судом, в то время как ходатайство обвинения обычно удовлетворяется. Зачастую ты выискиваешь в ходе предварительного следствия какие-то недоработки, а судья их тщательно «замазывает» – выполняет функции помощника следствию, которое имеет только одну цель – обвинить человека и посадить его в тюрьму. Не знаю, откуда это, может, из далекой сталинской эпохи с ее традициями… Но это есть. И оправдательных приговоров – меньше одного процента…
