«Проще отменить заказ, чем каждый раз заказывать столик», — говорила она, но отменяла редко. Куда чаще за ее столик садились восемь, а то и десять человек.
В кармане зазвонил мобильник.
— Алло.
— Макс, тебе лучше приехать в ресторан. — произнес голос Карла. — Управление контроля уже прибыло.
— Она сказала, что мы встретимся на ипподроме, — ответил я.
— Я вижу двух мужчин.
— Скажи им, пусть приедут сюда.
— Не думаю, что они согласятся. Похоже, кто-то умер, и они опечатывают кухню.
Они действительно опечатывали кухню. К моему приезду уже успели оклеить лентой все окна и теперь навешивали замки на двери и дверцы.
— Вы не имеете права это делать.
— Очень даже имеем, — ответил один мужчина, щелкнув большим бронзовым замком. — У меня приказ исключить появление здесь кого бы то ни было до того момента, как кухню проинспектируют и проведут ее обеззараживание.
— Обеззараживание? От чего?
— Понятия не имею. Делаю лишь то, что велено.
— И когда проведут обеззараживание? — У меня засосало под ложечкой.
— В понедельник или во вторник, — ответил мужчина. — Может, в среду, зависит от их занятости.
— Но это же ресторан. Как я могу принимать людей с опечатанной кухней? У меня на вечер заказаны столики.
— Сожалею, приятель, — сожаления в голосе не слышалось, — но твой ресторан закрыт. Не следовало тебе убивать.
— А кто умер? — спросил я его.
— Понятия не имею, — щелкнул еще один замок. — Ну, вот и все. Распишись вот здесь. — Он протянул планшет с зажимом, которым крепились несколько листков.
— И что здесь написано?
— Тут написано, что ты согласен на закрытие кухни, не будешь предпринимать попыток проникнуть в нее, а это, между прочим, уголовное преступление, готов оплатить мои услуги и использование спецоборудования и будешь нести ответственность, если кто-то еще попытается проникнуть сюда без разрешения совета графства или Управления контроля пищевой продукции.
— А если я не подпишу?
— Тогда мне придется брать ордер в суде и организовывать круглосуточный полицейский пост, за что тебе в итоге тоже придется платить. В любом случае кухня останется закрытой. Если ты подпишешь, инспектор придет завтра или в понедельник. С ключами от всех замков. Если не подпишешь — не придет.
— Это шантаж.
— Да, — кивнул он. — И обычно срабатывает, — улыбнулся и вновь протянул мне планшет.
— Негодяй. Нравится тебе твоя работа, так?
— Какое-то да развлечение. В сравнении с обычной рутиной.
— А чем ты обычно занимаешься?
— Собираю долги.
Мужчина он был крупный, высокий и широкоплечий. В черных брюках, белой рубашке, узком черном галстуке, белых кроссовках. Судя по тому, что напарник одеждой никак от него не отличался, такая уж была у них униформа. Я подумал, что не хватает только бейсбольных бит, чтобы подкрепить угрозы. И взывать к его совести смысла не имело. Таковая у него отсутствовала напрочь.
Я подписал.
Тем временем напарник мужчины приклеивал к окнам и дверям квадраты бумаги со стороной в восемнадцать дюймов. С надписями на каждом: «ЗАКРЫТО НА ОБЕЗЗАРАЖИВАНИЕ» И «НЕ ПОДХОДИТЬ». Большими красными буквами.
— А это необходимо? — спросил я.
Он не ответил, но я все понял без слов. Он всего лишь выполнял свою работу, делал, что велено.
И я не знал, исключительно ли по злобе он приклеил такой же квадрат на ворота, когда они покинули ресторан. И теперь проезжающие водители могли увидеть, что «Торба» пуста и здесь не смогут накормить даже шетлендского пони, не говоря уже о сотне человек, заказавших на этот вечер столики.
Карл появился из обеденного зала.
— Снаружи то же самое. Дверь из кухни на замке.
— И что ты предлагаешь? — спросил я.
— Я только что обзвонил большинство тех, кто заказал столики на сегодня, и сказал, что мы не работаем.
— Отлично. — Его оперативность произвела на меня впечатление.
— Некоторые сказали, что и не собирались приходить. Другие присутствовали на вчерашнем обеде и ночью настрадались, как и мы. Многие слышали о массовом отравлении.
— Кому-нибудь известно, кто умер? — спросил я.
— Понятия не имею. Я вопросов не задавал.
— Нам надо бы сказать сотрудникам, что сегодня они могут не приходить.
— Уже сказал. Во всяком случае, большинству оставил сообщения. И повесил объявление на двери кухни. У всех выходной на уик-энд, и на работе их ждут в понедельник утром.
— Ты объяснил, почему?
— Нет, — ответил Карл. — Подумал, что с этим можно подождать. Пока мы не знаем, что случилось. — Он вытер лоб ладонью. — Господи, я ужасно себя чувствую. Весь в поту, но мне холодно.
— Со мной та же история. Но, полагаю, на сегодня работа у нас закончена. Тракторостроителям из Висконсина придется искать себе других рестораторов.
— Почему?
— Потому что начинка для пирожков в холодильной камере, а двери под замком.
— Нет-нет. Я загрузил все в микроавтобус до прибытия этих людей. — Карл указал на «Форд Транзит», который мы использовали, если гостей приходилось обслуживать в другом месте. И сейчас микроавтобус стоял у двери на кухню. — Летние пудинги тоже там. — Он улыбнулся. — Не успел только выцарапать спаржу и молодой картофель, но, думаю, мы сможем купить и то и другое в Кембридже.
— Какой же ты молодец! — Я не мог скрыть своего восхищения.
— Так будем кормить этих тракторостроителей?
— Безусловно. И на этот раз их хвалебные отзывы нужны нам, как никогда. — Меня прежде всего волновала моя репутация, но я же не мог знать, чем закончится этот ленч.
* * *
Карл сел за руль «Транзита» и поехал к ипподрому. Я последовал за ним в своем стареньком «Фольксвагене Гольф», которым страшно гордился, когда в двадцатилетнем возрасте купил его на призовые, полученные за победу в телевизионном кулинарном конкурсе. С тех пор прошло одиннадцать лет, я наездил на «Гольфе» более ста тысяч миль, возраст автомобиля уже начал давать о себе знать, но я все равно питал к нему самые теплые чувства и не хотел менять на новый. Тем более что, стартуя на зеленый свет, он еще мог обогнать многих и многих.
Я припарковался на автостоянке для сотрудников, рядом с помещением для взвешивания, и зашагал к дальнему концу трибуны, где Карл уже разгружал микроавтобус. Там меня встретили две женщины средних лет: одна — одетая по погоде, в зеленом твидовом костюме, шерстяной шляпке и коричневых сапожках, вторая — в алой шифоновой блузе, черной юбке и остроносых черных кожаных туфлях на высоком каблуке. Черные завитые волосы падали на плечи.
Твидовый костюм на полкорпуса опередила блузку-с-юбкой.
— Мистер Мортон? — спросила она тоном директрисы.
— Полагаю, мисс Милн? — спросил я.
— Она самая, — последовал ответ.
— А я — Мэри-Лу Фордэм, — громогласно, с американским акцентом заявила блузка-с-юбкой.
Как я и подозревал.
— Вам не холодно? — спросил я ее.
В начале мая в Ньюмаркете раннее утро и шифоновые блузки определенно не сочетались. Обычно ипподром продувался пронизывающим ветром, и это утро не было исключением.
— Нет, — ответила она. — Вы и представить себе не можете, как холодно зимой в Висконсине. — Она четко, без южного выговора, произносила каждое слово, с короткими паузами между ними. — А по какому поводу вам понадобился мистер Мортон, если он работает на меня? — добавила она, с воинственным видом поворачиваясь к Анджеле Милн.
По выражению лица Анджелы Милн я понял, что такая манера ей очень даже не нравилась. И я ее прекрасно понимал.
— По личному делу, — ответила Анджела.
«Какая она чуткая, — подумал я. — Настоящий друг».
— Тогда, пожалуйста, побыстрее, — властным голосом заявила Мэри-Лу и посмотрела на меня. — Я побывала в ложах, и там еще конь не валялся. Столов нет. Ваших сотрудников тоже.
— Все нормально, — ответил я. — На часах только половина десятого. Гости начнут подъезжать через два часа, а к тому времени все будет готово. — Я очень надеялся, что слова не разойдутся с делом. — Поднимайтесь наверх. Я скоро подойду.
С неохотой она направилась к трибуне, пару раз оглянувшись. Отличные ноги, отметил я про себя. Высокие каблуки звонко цокали по асфальту.
И когда я уже подумал, что она ушла, Мэри-Лy вдруг вернулась.
— Вот о чем еще я должна вам сказать. Утром мне позвонили трое, чтобы сообщить, что сегодня они на ипподром не придут. Говорят, будто заболели. — Она и не пыталась скрыть, что не верит в такие отговорки. — Поэтому на ленче будет на пять человек меньше.
Я решил, что при сложившихся обстоятельствах не следует выяснять, известны ли ей причины недомогания.
— Это, конечно, безобразие, — продолжила она. — Двое из них — тренеры из Ньюмаркета, жокеи которых участвуют в нашей скачке. — Слово «Ньюмаркет» она произносила по-особенному. «Нью» практически проглатывала, делая упор на «маркет». Для моих ушей звучало необычно.
