— Осторожнее, Петр, — тревожно сказал прокурор.
Следователь отложил лопату и стал разрывать корневища травы руками. В том месте, где должна была находиться берцовая кость правой ноги, ко всеобщему удивлению начала вырисовываться замысловатая ржавая конструкция из склепанных между собой металлических планок. Лимакин разрыл конструкцию полностью, и стало очевидным, что она не что иное, как протез голени. Прокурор обратился к судмедэксперту:
— Боря, нельзя ли определить «фирму» этого изобретения?
Медников долго осматривал переплетение ржавых планок, затем неопределенно пожал плечами:
— То ли самоделка какая-то, то ли в былинные времена изготовляли такую замысловатость.
— Но ведь это протез!
— Разумеется.
Прокурор посмотрел на понятых, потом на бригадира Гвоздарева с дедом Лукьяном Хлудневским:
— Кто из ваших земляков имел протезную ногу?
— В какой период времени? — мигом вставил вопрос Торчков.
— Лет пятьдесят… шестьдесят тому назад.
Бригадир усмехнулся:
— Меня в ту пору даже в пеленках не было.
— Зато я вполне сознательный в те годы был, — с достоинством заявил Торчков. — Как понимаю, тот период близок к колчаковщине, а при Колчаке по Березовке да окрестным селам зверствовал Калаган. Многих мужиков этот проклятый контра и без ног, и без рук оставил. А сколько на смерть расстрелял — не перечесть…
— Ты, Иван, с какого году рождения? — поправляя на голове соломенную шляпу, осторожно спросил Хлудневский.
— Чо, свататься надумал? Какая тебе разница, с какого?..
— Такая, что родился ты в семнадцатом году и колчаковского зверства, можно сказать, не видел. Я на семь лет старше и то колчаковщину помню так себе…
— Дак, ты ж из ума теперь выжил! — огрызнулся Торчков.
— Нет, Иван, с моим умом все в порядке: Фамилия-то начальника колчаковской милиции, если хочешь знать, была не Калаган, а Галаган.
— Хрен редьки не сладче.
— Так-то оно так, но ты следователей не путай, — Хлудневский встретился с прокурором взглядом. — После империалистической да гражданской войны у нас тут в самом деле много инвалидов насчитывалось, однако не могу припомнить таких, кто на железном протезе ходил. Все безногие на костылях либо на самодельных деревяшках хромали.
— А случаев, когда люди безвестно пропадали, не помните? — спросил Хлудневского прокурор.
Старик задумчиво царапнул бороду:
— Когда почтовый тракт через Березовку действовал, разный непутевый народ по нему шлёндал. Даже беглые каторжане бродили. И ограбления случались, и тайные убийства. В тридцатые годы, как коллективизация завершилась, жизнь спокойно потекла, без скандальных событий.
— Лукьян, слушай меня!— нетерпеливо вмешался в разговор Торчков. — И при колхозной жизни хватало скандальных фокусов. Вспомни тридцать первый год, когда одноногий председатель нашенского колхоза зачистил под метелку общественную кассу и укатил на колхозном жеребце безвестно куда…
— Имеешь в виду Жаркова Афанасия Кирилловича? — уточнил дед Лукьян.
— А то кого же!
— Афанасий на костылях ходил, не на протезе.
— За уворованные у колхоза деньги он вполне мог купить железную протезу.
— Где их тогда продавали? Это теперь к инвалидам внимание проявляют, даже автомобили бесплатно выдают. А после империалистической, старики сказывали, вручат безногому от имени царя-батюшки костыли и хромай на них по гроб жизни.
— Вы, товарищ Хлудневский, хорошо знали того председателя? — заинтересовался прокурор.
— Как сказать… — дед Лукьян замялся. — Счетоводом я при нем в колхозе работал.
— Оттого и в защиту полез! — мгновенно подхватил Торчков. — Тут, если разобраться, одна шайка-лейка…
— Ваня, побереги патроны, — осуждающе проговорил молчавший до этого Инюшкин.
Торчков задиристо развернулся к нему:
— Воздержись, Арсюха, с подковырками. Или забыл, что председатель до побега у твоего родного батьки квартировал?..
Арсентий Ефимович ошарашенно глянул на Антона Бирюкова:
— Во попер Кумбрык в атаку! И боеприпасов не жалеет…
— Давайте, товарищи, серьезно поговорим, — предупреждая назревающую перебранку, сказал прокурор.
Сумбурно возникшие воспоминания через несколько минут превратились в мирную беседу, в которой, в основном, участвовали дед Лукьян Хлудневский и Арсентий Инюшкин. Несколько раз неудачно вклинивавшийся в разговор Торчков разочарованно отошел в сторону и с внезапным интересом, словно любопытный ребенок, стал наблюдать за экспертами. Те что-то измеряли среди костей в разрытой ямке, записывали, подсчитывали и фотографировали.
Прокурор, изредка задавая старикам уточняющие вопросы, выяснил, что Афанасий Кириллович Жарков был «главным заводилой» коллективизации и, когда Березовский колхоз организовался, стал первым его председателем. Появился Жарков в Березовке в революционные года вместе с возвращающимися по домам участниками империалистической войны, по «происхождению» был не сибиряк, а откуда-то с Запада: то ли балтийский матрос, то ли большевик, направленный в Сибирь налаживать Советскую власть. Носил всегда старую кожанку, в виде тужурки, с наганом в кармане. В период колчаковщины командовал партизанским отрядом за Потеряевым озером, в окрестностях села Ярского. Был тяжело ранен — лишился правой ноги ниже колена. После ранения приспосабливался ходить на деревянном протезе, однако не получилось. Говорил, мол, осколок в культе остался и при протезной ходьбе боль причиняет, а костыли при натренированных руках — самое то, что надо. Семьи у Жаркова не было, хотя к тридцатым годам возраст его уже за сорокалетие перебрался. Исчез он очень таинственно. Вечером запряг в рессорный ходок выездного жеребца и укатил из Березовки неизвестно куда. После ходили слухи, будто видели беглеца: кто — в Серебровке, кто — в Ярском, а кто-то даже — в Томске. Слухи слухами, но человек как в воду канул. Вместе с Жарковым вроде бы пропала из колхозного сейфа тысяча рублей. Эти деньги, кроме председателя, никто другой взять не мог — ключ к сейфу был только у Жаркова.
— Так, так… — задумчиво проговорил в конце беседы прокурор. — Значит, Жарков металлического протеза не имел?
— Никогда! — почти враз ответили старики.
Прокурор обвел взглядом местность:
— А что за плотина здесь была? И почему она называлась Ерошкиной?
— Это еще до коллективизации березовский богач Илья Хоботишкин вальцовую крупорушку содержал, — ответил дед Лукьян Хлудневский. — Строил же ее Ерофей Нилович Колосков. От Ерофея и пошло название — Ерошкина. Сооружение было деревянное, наподобие водяной мельницы. В старое время речка здесь бежала веселее, чем теперь. За весенний паводок в пруду перед плотиной столько воды накапливалось, что крупорушка до глубокой осени вальцы крутила.
Прокурор обернулся к участковому Кротову:
— Михаил Федорович, ты, кажется, уроженец Серебровки?
— Так точно.
— Ну, а что ж молчишь?..
— Я, товарищ Белоносов, к показаниям Хлудневского и Инюшкина существенного добавить не могу. Слухи о таинственно пропавшем председателе Жаркове действительно бытовали в здешних местах, только по молодости лет я не придавал им значения. Вот крупорушку Хоботишкина помню, когда она уже стала колхозной. На этом месте, где сейчас находимся, был дремучий лес, а на той стороне, — Кротов показал на противоположный берег речки, — располагались прекрасные луга. Лошадей в ночное туда выгоняли. Обычно подростки этим занимались. Пригоним, бывало, лошадок. Стреножим, чтобы далеко не разбредались. И коротаем ночь до рассвета у костра: картошку в мундирах печем да увлекательные сказки рассказываем.
— Дорога из Серебровки на луга через лес проходила?
— Так точно. Через угрюмую чащу ездили. В селе едва сумерки наступали, а здесь уже темень ночная все заволакивала. Жутко. Пришпоришь конягу босыми пятками, прижмешься к холке, чтобы за сучья не зацепиться, и — галопом через лес. Березовские парни подтрунивали над нами, серебровцами, страшные байки про разбойников сочиняли…
К прокурору подошел следователь Лимакин. Замявшись, сказал:
— Захоронение очень старое. Стоит ли, Семен Трофимович, писанину начинать?..
— Коль уж мы сюда приехали, протокол осмотра оформи, как положено. После разберемся, что дальше делать.
— Судебно-медицинскую экспертизу назначать?
— Назначь, на всякий случай. Проверим способности медиков. В постановлении, кроме общих вопросов, касающихся возраста, пола, роста и так далее, укажи на необходимость установить хотя бы ориентировочно время захоронения и причину смерти. — Прокурор посмотрел на Бирюкова. — Так, Антон Игнатьевич?..
— Так не так, перетакивать не будем, — улыбнулся Бирюков.
