— Консервные ножи! — вдруг произнес монстр рядом со мной тоном, который был так же деформирован, как все явление. Голос такой, как будто хором затрещали все в мире дублеры Джона Уэйна.
Консервные ножи, хм… Что следует на это ответить, если ты не монстр и не понимаешь его язык?
— Консервные ножи? — спросил я. — Что ты хочешь этим сказать?
— Это опять были проклятые консервные ножи. Это они сделали, они просверлили малышу Саше дырку в затылке для проветривания! О, черт!
Я какое-то время шарил в собственных мозгах, пытаясь обнаружить хоть какую-нибудь взаимосвязь между консервными ножами и погибшим, что мне давалось с трудом перед мордой этого вонючего трупа внизу и еще более зловонного полутрупа на моем фланге. Потом до меня дошло.
— Ты имеешь в виду людей? Люди убили его?
— Ну, конечно, — пробурчал Джон Уэйн. — Дрянные консервные ножи!
— Ты видел?
— Да нет же, черт побери!
По его мордочке пробежали раздражение и негодование. Маска равнодушия, похоже, поколебалась.
— Кто же еще это мог сделать, как не эти дрянные консервные ножи? Да, дрянной консервный нож, который ни для чего другого не годится, кроме как вскрывать наши башки! Черт побери, да!
Да он теперь разошелся.
— Уже четвертый жмурик!
— Ты хочешь сказать, четвертый труп?
— Ты новенький, верно?
Он разразился смехом, похоже, крутизна вновь вернулась к нему.
— Ты въехал в ту мусорную свалку? Милое местечко. Я всегда хожу туда пописать!
Не обращая внимания на его хохот, переходящий уже в дурацкий гогот, я прыгнул с террасы в сад и подошел к трупу. Картина была ужасная и в то же время жалкая. Я рассмотрел дыру величиной с кулак на загривке убитого и обнюхал его. Потом я повернулся к остряку на террасе.
— Консервные ножи тут ни при чем, — сказал я. — У них в распоряжении ножи, ножницы, бритвенные лезвия, гаечные ключи и еще куча премилых инструментов для убийства, если уж захочется кого-нибудь замочить. Но загривок этого несчастного размозжен, изорван да просто разодран на куски.
Монстр наморщил нос и собрался уходить. Но идти по-настоящему бедолага не мог. Это скорее была смесь из прихрамывания и шатания, которые он, следует признать, довел до своего рода спортивной дисциплины.
— Кого это интересует, — заявил он упрямо и заковылял, прихрамывая, по стене соседнего сада, вероятно, в направлении приюта для инвалидов. Но, сделав несколько шагов, вдруг остановился, развернулся и наклонился ко мне.
— Как тебя зовут, всезнайка? — спросил он, сохраняя вид крутого безразличия.
— Френсис, — ответил я.
Следующая неделя прошла в печали. Депрессия из-за переезда обрушилась на меня с силой парового катка и совершенно сковала мозг. Я окунулся в мрачную трясину тоски и боли, и все, что доходило до меня, должно было с трудом пробираться сквозь пасмурное облако из меланхолии и подавленности. То, что доходило до меня, давало мало повода для радости.
Густав выполнил свои угрозы и действительно принялся за ремонтные работы. Словно охваченный демоном разрушения, он для начала разобрал сгнивший паркет и свалил мусор в специально для этого арендованный контейнер перед дверью дома. Он на полном серьезе собирался самостоятельно уложить новый паркет. Да, шутки в сторону! Это было похоже на попытку глухонемого устроиться на телевидении ведущим. Короче говоря, ему не удалось. Все, на что хватило его ума, это после отчаянной выходки — разбора пола — приобрести за чудовищную цену книгу из серии «Сделай сам» по укладке паркета. Осознав сложность всей этой работы, Густав запаниковал и тотчас решил дальше заниматься тотальной разборкой завалов. Я уже испугался, что безумец снесет весь дом до основания.
Получилось то, что я мог предсказать ему в самом начале: он должен был признаться себе, что не осилит ремонта такого масштаба. Досадное и, как обычно у Густава, одновременно печальное заключение. Ночью я слышал вздохи моего упавшего духом друга на раскладушке, которую тот установил временно в гостиной.
Я и сам был готов плакать, потому что шокирующая встреча с убитым собратом отнюдь не способствовала тому, чтобы я скорее обжился на новом месте. В тот день я еще продолжил исследования. После того как надутый монстр исчез, так и не выдав своего имени, я еще раз внимательно рассмотрел труп и место убийства.
Было ясно одно: грандиозной борьбы не было. Жертва, правда, отчаянно сопротивлялась — изрытая земля и несколько сломанных стебельков и кустов вокруг бездыханного тела указывали на это, — но лишь в тот момент, когда определенно принялись за его шкуру, точнее говоря, за загривок. Из этого я сделал вывод, что усопший должен был хорошо знать своего палача — так хорошо, что беззаботно повернулся к нему спиной. После внезапного укуса убийцы началась отчаянная агония, возможно, даже произошла схватка, закончившаяся в считанные секунды беспомощными конвульсиями.
А еще мне бросилось в глаза то, что жертва в момент смерти находилась в состоянии, которое поэты обычно именуют «следованием зову природы». Так как он не был членом неофициального клуба счастливых кастратов, что было почти равно чуду, имея в виду его начищенное до блеска мужское достоинство, ему было знакомо обаяние мира страстей. Он же оставил в некоторых местах сада назойливые подписи, свидетельство того, что незадолго до убийства потерпевший уже не был больше хозяином своих плотских чувств. Поняв это, я быстро обследовал его гениталии. Предположения подтвердились. Он находился на вершине половой зрелости.
Встречался ли он здесь с преданной ему красавицей? Была ли она последней, кто мог восхищаться еще живым фаллосом, или даже той, кто одарил его смертельным поцелуем или, как изволил выразиться монстр в своей простой манере, превратил его в жмурика? Учитывая глупое жеманство и необъяснимую агрессивность, которые днем проявляют наши золотые девочки после любовного свидания, меня бы едва это удивило.[4] Но было еще слишком рано делать какие-либо выводы, скорее следовало выяснить как можно больше подробностей о трех других трупах, о которых великодушно упомянула изуродованная имитация Джона Уэйна. На следующий день, в свою очередь, уже Густав обнаружил изрядно воняющий труп, проявил, со своей стороны, всевозможные инфантильные формы выражения траура и предал останки земле там, где их и нашел.
Меня же, черт побери, волновала вся эта дрянь Реймонда Чандлера, этот Джек Потрошитель, который клепал на конвейере жмуриков! Разве не достаточно было у меня проблем? В соседней комнате тяжко вздыхал мой спутник жизни из-за своей неспособности понять тайнопись научно-популярной книги по укладке паркета ценой в двести девяносто марок, да и я сам боролся в этой дыре, жалком подобии квартиры, с приступами уныния.
Но, как всегда, жизнь постепенно налаживается. Правда, всегда за счет нервов. Конечным выводом мудрости земной, как повелось во время кризисов Густава, был Арчи!
Арчибальд Филипп Пурпур, как он сам себя с удовольствием называл и как его с удовольствием величали другие, — оптимист по натуре. Правда, небольшая порция пессимизма совсем не повредила бы этому доброму человеку, но Арчи не мог, да и просто не хотел быть вместилищем печали. Арчибальд, где бы он ни находился, с оптимизмом искал во всем положительную сторону, новые веяния и чувство жизни. По-настоящему никому не известно, как зарабатывает деньги этот молодец, чем занимается на данный момент и в какое путешествие отправляется в эту минуту. Но каждый знает Арчи и может в любой момент связаться с ним. Пожалуй, нет ничего, а скорее вообще ничего, что Арчи еще не провернул в своей такой удивительной жизни, кем бы он еще не побывал и на что бы он был не способен. Выкапывают ли на свет Божий после стольких лет ужасно запылившуюся долгоиграющую пластинку рок-фестиваля в Вудстоке и вспоминают сладкие годы Пачули: цак! Старый добрый Арчи уже хочет что-то сказать. Он тут же достает из портмоне пожелтевшие фестивальные билеты и гордо показывает. Кто не верит, может увидеть молодого Арчи даже в съемках знаменитого фильма «Трубка гашиша» — с такой «циновкой» — представьте себе! Насколько мне известно, у Арчи есть равносильное клятве заявление Мика Джаггера, что он присутствовал на записи скандальной «Симпатии к дьяволу» и даже помогал ухать — участвовал в совином хоре. Первобытный крик или как? Арчи успешно продемонстрировал свой первобытный крик перед вечностью, он признал во время своего опыта реинкарнации, что в прежней жизни был гомиком Валентино и как раз вовремя попал в Пун, чтобы издать тексты Багвана, которые теперь, как известно, печатаются многомиллионными тиражами. Он был одним из первых «альтернативных крестьян», которые сами пекли себе хлеб и сами измеряли температуру тела своей подружки с целью естественного предохранения от зачатия. Мы едва научились выговаривать слово «панк», как Арчи огорошил нас своей прической ирокеза; он выдувал несметное количество баночного пива и старался отрыгнуть членораздельные предложения. Кто-то сказал, что серфинг в моде? Арчи уже с уверенностью скакал по волнам на доске возле Малибу, на которой уже увековечили свои автографы все без исключения «Бич бойз». Он попробовал все: от жизни хиппи на Крите до стресса яппи в Манхэттене, от жевания листьев коки до ношения джинсов Кельвина Кляйна. Но все это и многое другое для Арчи уже в прошлом, возможно, кроме того, что в 1969 году он не высадился на Луну вместе с другими парнями из НАСА, что меня, честно говоря, немного разочаровало.
