надежного плеча рядом? С первым фактором справиться можно, против второго средства нет, а третий просто не брать в расчет и справиться самой, своими силами.
5.
— Любовь Евгеньевна, я еще раз повторяю: где был ваш сын в понедельник около 22 часов?
— Я еще раз говорю — дома.
— Мы знаем, что это не так. Сосед ваш из квартиры номер 11 выходил курить, стоял около подъезда примерно в 23 часа, видел, как Артём очень быстро, почти бегом, зашел в подъезд. Видимо, был очень взволнован или напуган.
— Сын был дома. Сосед ошибся.
Она замолчала. Никакими силами они не заставят ее поверить, что ее сын, ее Артёмка мог совершить что-то плохое.
— Скажите мне, в чем его обвиняют?!
— Вы понимаете, что я задаю вопросы, а вы отвечаете? Или мы будем рассматривать ваше молчание как пособничество и сокрытие преступления, дачу ложных показаний.
Ответом ему было все то же молчание. Она ни о чем не думала, не пыталась придумывать версии, оправдания, хитроумные комбинации. Она сама уже ничего не понимала, не знала и даже не чувствовала. Шок от того, что ее сына задержали, и он находится в полиции, парализовал все чувства и мысли.
Следователь Андрей Климчук смотрел на застывшее лицо материи, ее окаменевшую фигуру, сложенные на коленях руки.
— Хорошо. Я расскажу, в связи с чем задержан ваш сын. Во вторник, 27 февраля, утром был найден мертвым молодой человек. Найден на вашей улице, как раз на середине пути между вашим домом и отелем, где вы работаете.
Парню было чуть больше 20 лет. Знаете, от чего он умер? — удар ножом в горло. Время смерти от 22 до 24 часов вечера. Того вечера, когда ваш сын вернулся поздно, взволнованный и напуганный.
— Как его звали?
— Кого звали? Почему вы спрашиваете? Вы его знали?
Она непонимающе посмотрела на следователя. Сама не понимала, что спросила, а уж тем более — зачем. Как-то машинально произнесла.
— Не знаю, зачем спросила. И не знала его. Я вообще не знала, что кого-то убили.
Следователь постукивал ручкой по столу, смотрел то на Любовь Евгеньевну, то в окно — держал паузу. Такое напряжение обычно выводило людей из равновесия. Но эта женщина и вправду ничего не знает, к тому же в сильнейшем шоке. Возможно, приняла успокоительное.
— Любовь Евгеньевна, мы должны вместе разобраться с этим делом. Вашего сына сразу освободят, если он не виновен. Вы должны нам помочь.
…. Что значит «если невиновен»? Люба посмотрела на следователя, хотя скорее, сквозь него, в свои мысли, в свое горе. Возможно, пыталась представить тот вечер, своего сына рядом с убитым парнем… вздрогнула. Нет! Не мог он!
— Хорошо, Любовь Евгеньевна. Скажите, была ли у вашего сына девушка? Может, знакомая по имени Виктория? На теле убитого парня есть татуировка — имя Виктория.
— Нельзя делать татуировки любимых людей. Это к несчастью. И все, что имеет острие — тоже нельзя. Шипы, звезды, ножи…
— О чем вы? — не понял следователь, Он явно не рассчитывал на обсуждение татуировок.
— У моего мужа тоже была татуировка с моим именем — Любовь. И роза рядом. И он унес нашу любовь с собой. — Она опять посмотрела то ли на следователя, то ли сквозь него. — Он погиб. Давно. А вроде бы, совсем недавно мы были вместе, и все было хорошо. Татуировки — это вообще плохо. И крест нужно на шее носить, а не татуировкой в виде креста…
6.
Телефон звонил постоянно. Нужно снять трубку. Но так работать невозможно. Ни подумать, ни сконцентрироваться, ни написать отчет. Начальство просило срочно кражей в доме Грекова заниматься, только никаких условий для работы. Из-за опечатки в каком-то справочнике теперь постоянно звонят в отдел. Есть же дежурная часть, пресс-служба, канцелярия в конце концов. Опечатку хоть и исправили, но граждане все равно где-то находят этот номер. Как назло — именно этот номер! И звонят, звонят, звонят…
— Младший оперуполномоченный Миронов, слушаю, — он рявкнул с такой злостью, что на другом конце провода, видимо, испугались. Было слышно, как кто-то шевельнулся у трубки. Миронов уже представлял, как ему начнут нести какую-нибудь ахинею про сломанные почтовые ящики или орущих ночью под окнами дома нетрезвых граждан. Почему никто не понимает, что это работа участкового инспектора? Сейчас он все скажет…
Трубка наконец пришла в себя и робким голосом молодой девушки заговорила:
— Здравствуйте, извините, пожалуйста, за беспокойство. Может я не к вам… если перезвонить, скажите куда…
— В чем дело? — спросил Миронов, смягчившись от нежного голоса в трубке и стараясь придать заботливую интонацию.
— Я подавала заявление о краже. У меня розу украли. Может, что-то прояснилось?
— Розу украли? Из букета?
— Нет, это семейная реликвия. Золотая, старинная. Я приносила фотографию. Не нашли того, кто украл?
— Давайте по порядку. Ваша фамилия? Где украли? Когда украли?
Денис Миронов вспомнил заявление о краже, вспомнил и девушку, которая его принесла. Она подходила к своему голосу, или он к ней. Они дополняли друг друга — голос и внешность — нежные, женственные, мягкие. Стройная, высокая, в джинсах и синем пальто, и глаза тоже синие. Гладкие темно-русые волосы, скрепленные на затылке в низкий «хвост», почти полностью закрывали уши.
Девушку звали Маша, это он тоже помнил. Ему нравилось слушать ее голос, поэтому сразу отвечать не стал, а задавал новые и новые вопросы.
Он все хорошо помнил, но никак не мог заняться поисками пропавшей розы. Появлялись новые неотложные дела, и розу все откладывали «на завтра». «Пора, действительно, заняться ею», — подумал Денис Миронов. И сам для себя даже не понял, про кого именно он подумал — про Машу или про ее розу. Наверное, про обеих — решил он для себя и сообщил трубке следующее:
— Поиски мы ведем, и у нас есть подозреваемые в хищении. Но для уточнения деталей нужно, чтобы вы подошли к нам в отдел.
— Значит, я правильно сделала, что позвонила? — обрадовано спросила Маша, все еще впечатленная суровостью тона, с которым была снята трубка. — Я ждала, ждала, что вы позвоните…
— Конечно, правильно, что сами. Мы же вашу вещь разыскиваем, значит и звонить вы должны. А придете когда? Сегодня в 14.00 сможете?
— Смогу, буду обязательно.
— Скажете дежурному, к Денису Миронову, кабинет 207. До свидания.
Денис повесил трубку и стал искать папку с заявлением и фотографией потерявшейся розы. Надо освежить в памяти. Где она — роза — пропала? Наверное, в кафе. Девушка пошла к антиквару, кажется, потом зашла в кафе, а дома обнаружила, что розы нет.
