Икса задержали на следующий день. Он отказался давать показания. Сказал только, что вчера напился, поэтому ничего не помнит. Даже имени своей подруги не помнит. Ему разрешили сделать звонок родственникам или друзьям. Он позвонил большому начальнику из Следственного комитета МВД. Тот начальник приехал в изолятор временного содержания при отделении милиции, поговорил с кем надо из начальства, и Икса отпустили, взяв с него подписку о невыезде.
Если бы Икс подстрелил какую-то шпану, скажем мелкого торговца наркотиками, дело удалось бы спустить на тормозах. Но у братьев Усмановых было много богатых родственников, готовых заплатить большие деньги, лишь бы убийцу сгноили в тюрьме. И тут вдруг вину за убийство Усмановых взял на себя авторитетный парень Игорь Грач. В то время он находился под следствием по обвинению в вымогательстве. Такие удивительные дела…
Неизвестно, сколько заплатил за все эти манипуляции сам гражданин Икс. Надо думать, немало. Но статью «умышленное убийство» переквалифицировали на «нанесение телесных повреждений, повлекшее смерть потерпевших». Дело засекретили. Суд над Грачом был закрытым, потому что во время процесса оглашали якобы секретную информацию. Завеса тайны была нужна, чтобы родственники Усмановых не увидели человека, сидевшего на скамье подсудимых, даже не узнали его имени.
Давая понять, что рассказ окончен, Вова допил пиво и вытер губы тыльной стороной ладони.
– Погоди, – сказал Девяткин. – Есть пара вопросов…
Вечером Дорис съела ужин, сказала старухе, что разболелась голова и надо бы пораньше лечь спать. Когда стемнело, она поднялась с кровати, одернула джинсы, впотьмах открыла чемодан и нашарила кофту. Торопясь, натянула ее на себя, ночи в степи холодные. Подняла шпингалет окна, толкнула створку. Зазвенели стекла, державшиеся на ржавых гвоздиках и хлипких деревянных рейках. Дорис задрала ногу, перекинула ее через подоконник, спрыгнула вниз.
Сейчас около двух часов ночи, ее хватятся только утром. Значит, есть шанс унести ноги. Выйти к шоссе, и, когда рассветет, на попутной машине доехать до какого-нибудь городка или поселка. Луна поднялась выше, сделалась маленькой, как потертая десятицентовая монетка. Было тихо, только под ногами шуршала трава. Дорис сделала несколько шагов к ограде и остановилась, не увидев калитки.
– Ты далеко собралась? – донесся от дома чей-то голос.
Дорис бросила взгляд за спину. Из темноты светил оранжевый огонек сигареты. Мужчина сидел на завалившейся скамейке, стоявшей возле стены дома, и курил. Когда он затягивался дымом, можно было хорошо разглядеть его лицо, широкое и рябое. Рядом стоял другой человек, в телогрейке и зимней лохматой шапке. На фоне серой стены был отчетливо виден его темный силуэт с длинной палкой в правой руке.
– Я в туалет, – ответила Дорис недрогнувшим голосом, но щеки загорелись румянцем. – Не стала идти через дом, чтобы никого не разбудить. Через окно вылезла.
Мужчины переглянулись.
– Иди, если надо, – сказал тот, что сидел на скамейке, – но в окно больше не лазай.
– Я быстро, – сказала Дорис.
Вскоре она вернулась в комнату, на этот раз через дверь. Легла на кровать и навзрыд заплакала в подушку.
К вечеру Радченко, просидевший у окна целый день, увидел на дороге двухколесную повозку, запряженную ослом. На облучке сидел мужчина с бритой круглой головой, похожей на круглую дыню. Он остановился у дома, сбросил жердь, заменявшую ворота, и загнал повозку на двор. Радченко достал из кармана пистолет и взвел курок. Дрима сидела у другого окна, выходящего на двор, и чистила картошку.
– Это мой брат приехал, – сказала она. – Его зовут Дандай. – Бросила нож и вышла.
Радченко прижался к стеклу, наблюдая за тем, что происходит. Дандай вынес из сарая немного сена и кинул ослу. Затем стащил с повозки длинный и тяжелый куль из лошадиной шкуры, сверху прикрытый старым покрывалом. Дрима встала на колени, откинула край покрывала, открывая одутловатое синюшное лицо Сырбая.
Дима поднялся, собираясь выйти и помочь Дриме, но передумал и снова сел у окна. Во дворе его могли увидеть чужие люди, и тогда быть новой беде.
Дул сильный ветер, приносивший из степи пыль. Дрима неподвижно стояла на коленях посередине двора. Она не плакала, не стонала, просто стояла на коленях и смотрела в лицо мужа. Дандай что-то говорил, но она не отвечала. Он сходил в сарай, вынес оттуда заступ и лопату и, уйдя подальше, начал долбить киркой землю, сухую и твердую. Радченко не сразу сообразил, что он копает могилу. Когда стемнело, Дандай вошел в дом, глянул на Радченко, кивнул в ответ на его приветствие и, сев на табурет, выпил воды из кружки.
– Ты – Адвокат? В нашем поселке возле отделения полиции прикрепили листок, на нем твой портрет. Да, кто-то красиво нарисовал. Я сам в прежние времена год учился в строительном техникуме и умею чертить и рисовать. Но так красиво не нарисовал бы. Очень, очень похож на тебя.
– Точно, я Адвокат, – кивнул Радченко.
– Чтобы ты знал, парень: за тебя большую награду назначили. – Дандай по привычке выкатил глаза, выражая то ли испуг, то ли крайнюю степень удивления.
– Знаю, знаю, – махнул рукой Дима, – пять кило макарон.
– И еще чаю дадут и денег, – добавил Дандай. – Так что берегись теперь. Уходить тебе отсюда надо.
– Еще пара дней, и уйду, – пообещал Радченко. – А почему ты хоронишь человека не на кладбище, а на заднем дворе?
– На кладбище Плющ запретил. Сказал, что вору и убийце с честными людьми лежать не положено. Да… Так и сказал.
Он взял керосиновую лампу и вышел. Зажег лампу во дворе. Поставил на край могилы и снова взялся за заступ. Через час он закончил работу. Спустил в яму труп родственника и помог сестре подойти к могиле. Они постояли немного, потом Дандай отвел Дриму в дом.
Девяткин недолго думал над вопросом.
– Как удалось переквалифицировать убийство с использованием огнестрельного оружия в нанесение телесных повреждений?
– Вы же не первый день в уголовном розыске, – удивился Вова. – Должны знать такие вещи. По бумагам выходило, что стрельбы не было. Заключение судебно-медицинской экспертизы переписали. Появились два свидетеля – я и один молодой человек. Хороший парень, но сидит на игле. Мы с ним показали на следствии и в суде, что у ресторана завязалась драка. Братья Усмановы сделали даме оскорбительное предложение, а Игорь Грач вступился за женщину, он не мог стерпеть оскорблений в ее адрес. Усманов-старший достал нож, полез на заступника. Грач ногой выбил холодное оружие из рук нападавшего, завладел им и в пылу борьбы нанес братьям ножевые ранения, от чего те скончались на месте. И все дела.
– Где фальсифицировали уголовное дело? – спросил Девяткин. – В Следственном комитете Министерства внутренних дел?
– Раньше. В районном управлении. На стадии предварительного следствия. Этим занимался некий Муратов. Он сочинил все протоколы и прочие бумажки. Гражданина Икс отпустили с миром. Место обвиняемого занял Игорь Грач. В протоколах написали, что он сам якобы пришел к ментам с повинной. Признался и чистосердечно раскаялся в совершенном преступлении. Как я понимаю, он договорился с Иксом, что возьмет на себя два трупа. Наверное, получил за это приличные деньги. Муратов «сшил дело на заказ», а потом, когда все было готово, дело забрали наверх, в министерство, чтобы засекретить. Полковник милиции, который затребовал документы, был другом Икса.
– Не верится, что Грач согласился повесить на себя два трупа…
– Почему бы и не повесить? Вот задачка из области занимательной математики. Если бы по нашему Уголовному кодексу к десяти годам, что положены за вымогательство, добавляли пять лет, что дают за неосторожное убийство… Но по закону тюремные сроки, что дают человеку, обвиняемому в двух разных преступлениях, не прибавляют один к другому. Больший срок, то есть вымогательство, поглощает меньший срок, то есть неосторожное убийство. Грач сознался в убийстве по неосторожности, но не отсидел в тюрьме ни одного лишнего дня. Неосторожное убийство списывают со счета, будто его не было. Кстати, сразу после суда Грач написал заявление с просьбой назначить медицинскую комиссию и провести его обследование. Он был уверен, что болен раком легких. Но чем кончилось эта история, я не знаю.
– А куда делась та женщина, которая была в ресторане с гражданином Икс?
– Женщину не искали. Я ничего о ней не слышал.
– А пистолет? Где он?
– Какая разница? Вещественным доказательством по делу проходил нож. Только нож.
Вова посмотрел на часы и нетерпеливо постучал пальцами по столешнице. Девяткин кивнул, мол, иди куда надо. Сам же остался в закусочной, чувствуя, что зверски проголодался.
Юрий Полозов снял телефонную трубку и с тоской подумал, что звонит Крафт. Американец будет задавать все те же вопросы, что задавал вчера и позавчера. Но ответить нечего.
