— А дети у них были? — вклинилась Надежда.
— Ой, да какие дети! — отмахнулась Милка. — Там понимаешь, такое дело… все сложно.
— Что сложного-то? Гулял он от жены, что ли? Так все они… И чего было ревновать…
— Ой, Надежда, ничего ты не понимаешь! И не ревновала она его совсем, потому что… потому что он голубой!
— Как так? — оторопела Надежда. — В каком смысле?
— В каком-каком! В этом самом! Ты что, не понимаешь? С луны, что ли, свалилась?
— Ничего себе! Как же так? Ведь он на ней женился…
— Вот так. Женился, прожили лет семь, а потом он и говорит: так, мол, и так, такое дело, поставил ее перед фактом в общем. Дескать, раньше думал, что я — как все, а теперь понял, что мне другое нужно. Ну, Алка-то не полная дура, давно, небось, чувствовала — что-то не так… Так что волосы на себе рвать не стала.
— Ужас какой… — пробормотала Надежда. — Вот так живешь с мужем семь лет и вдруг выясняешь…
— Надежда, я на тебя удивляюсь! — вскипела Милка. — Ты всегда была женщиной широких взглядов!
— Ты на личности не переходи! — Надежда поняла, что Милку срочно следует приструнить. — Ты по делу говори!
— А что такого? — Милка сбавила тон. — В общем, договорились эти Рюмины так. Разводиться никому невыгодно. Он — депутат, ему нужно свою репутацию блюсти. Как ни крути, а жена для представительства нужна. А ей тоже развод не нужен. На людях они — приличная семейная пара, не ссорятся, душа в душу живут, а так давали друг другу полную свободу. Ленка говорила, что Алка жила неплохо — собой занималась, на курорты ездила. И менять свою жизнь не собиралась, это точно. Потому что денег он бы ей при разводе много не дал, у него особенно много и не было, стало быть, нужно на работу устраиваться, а что она может-то? Работала когда-то секретарем, образования никакого…
— Это верно, — согласилась Надежда, подумав: «А с чего тогда она призналась, что мужа ухлопала? Хотя… если эти, из полиции, на нее наехали…»
— Ага, Ленка говорила, что сначала-то с ней вежливо в полиции обходились, какой-то важный чин так прямо и сказал: не сомневайтесь, найдем убийцу вашего мужа! А потом вдруг как отрезало. Вызывают ее на допрос, там все другие люди, и разговор уже совсем другой. А потом и арестовали ее. Ленка адвоката нашла, так он говорит: дело плохо, чем уж они ее запугали, неизвестно, она и призналась.
Надежда молчала, напряженно размышляя. Стало быть, если жена Рюмина не заказывала, то это сделал кто-то другой. По работе, там, или конкуренты… Может быть, его родственник что-то знает, Савушкин?
Милка, похоже, читала ее мысли, потому что спросила с явным подозрением:
— Надя, а тебе зачем все это? Ты никак опять какой-то криминал расследуешь?
— С чего ты взяла? — фальшиво удивилась Надежда. — Это ведь ты мне позвонила!
— Слушай, мы сколько лет знакомы? — рассердилась Милка.
— Много, — покорно ответила Надежда.
— Ну так и не морочь мне голову! Я тебя знаю как облупленную! Говори, что надо узнать!
— Тебе скажи, — в свою очередь рассердилась Надежда, — так через два дня весь город знать будет!
— Да ты что? — ахнула Милка. — Да разве я когда?
— Ага, а кто протрепался Вадиму Окуневу, что я разные случаи криминальные расследую? В такую историю меня втянула![3]
— Ну, кто же знал-то… — виновато протянула Милка.
— Много болтаешь, — понеслась Надежда. — Знаешь же, дойдет до Саши — скандал будет страшный! Он и так подозревает…
Милка сама была замужней женщиной с большим стажем и Надежду в этом плане понимала. Незачем давать мужу против себя никаких козырей, он и так найдет, за что поругать жену. Поэтому она клятвенно заверила Надежду, что она — могила, но если что нужно, то она готова помочь информацией.
— А ты про Савушкина ничего не знаешь? Как он живет?
— Иван Валерьяныч? Нормально живет! — обрадовалась Милка. — Дети все пристроены, сам на пенсии, жена работает в школе. Выглядит неплохо, я недавно его видела.
— Случайно, что ли, встретились?
— Вовсе нет. Мы в свое время ему Сандрочкину дочку продали. Сейчас такая девочка хорошая…
У Милки с мужем была собака — очень породистая немецкая овчарка Сандра. Пару раз были у нее щенки, после чего Милка решила с этим кошмаром больше не заморачиваться, тем более что и время, когда клуб разрешает породистой собаке иметь щенков, у Сандры прошло… И вот, оказывается, одного щенка купил в свое время тот самый Савушкин, родственник убитого депутата Рюмина.
— Может, он про это дело что-то знает?
— Может, и знает… — протянула Милка. — Слушай, ты пойди к нему вроде бы насчет щенков, они как раз ожидают, я знаю. И в разговоре так случайно эту тему затронь…
— Не учи ученого! — весело оборвала ее Надежда. — Давай телефон и адрес!
Третья стража — самое глухое, самое мрачное время ночи. Это время, когда сон особенно глубок, а мрак особенно темен; время, когда больные люди чаще всего умирают, а к здоровым подкрадывается болезнь; время, когда призраки поднимаются из заброшенных могил, а люди ночной армии, воры и убийцы, выходят на свой промысел.
В это самое время дверь таверны папаши Хидаёси с негромким скрипом отворилась, и в комнату одна за другой бесшумно проскользнули три тени, облаченные в короткие черные кимоно. Одна тень осталась возле двери, две другие скользнули вдоль стены, подобравшись к спящему торговцу и его дочери. В это время в окно проник бледный лик луны, залив таверну тусклым призрачным светом. Один из ночных гостей склонился над спящими, вгляделся в их лица и прошептал:
— Это они! Отец приказал старика убить, а девчонку доставить к нему вместе с ее пожитками. Самое главное — не забыть здесь ничего из ее вещей…
В лунном свете блеснул короткий меч вакидзаси, занесенный над спящим торговцем, но в ту же секунду из глубокой тени возле стены стремительно выскользнул человек с мечом в руке. Меч описал в воздухе сияющий зигзаг, и оба бандита бездыханными упали на пол. В ту же секунду ронин развернулся и бросился к третьему злодею, стоявшему возле двери. Тот пустился было наутек, но ронин снова взмахнул своим мечом и пришпилил бандита к стене за воротник кимоно, как пришпиливают мотылька булавкой.
— Отпусти меня, несчастный, — прошипел бандит, безуспешно пытаясь вырваться. — Я служу Отцу Черных Людей, и он страшно отомстит тебе за мою смерть.
— Я сразу понял, что вы — люди Ёсиго Суниями, — спокойно ответил ронин. — Но я его ничуть не боюсь, как не боюсь никого из живых или мертвых людей. А вот тебе стоило бы бояться меня, потому что ты сейчас в полной моей власти, и я могу предать тебя самой страшной смерти. Ты можешь избежать ее, если скажешь, зачем Ёсиго Суниями послал вас в эту таверну, чего он хочет от этих бедных людей. Если ты скажешь мне все — я, так и быть, пощажу твою ничтожную жизнь и отпущу тебя на все четыре стороны.
— Ты сам не знаешь, о чем просишь, — ответил бандит, и вдруг лицо его перекосилось мучительной судорогой, а в следующее мгновение он безвольно обвис и перестал дышать.
Сзади к ронину приблизился торговец со свечой в руке.
— Что с ним случилось? — спросил он озабоченно.
— Он принял яд, чтобы покончить со своей беспутной жизнью, — ответил ронин, вглядываясь в лицо мертвого бандита. — Люди Ёсиго Суниями всегда носят при себе яд желтой лягушки, чтобы покончить с собой при угрозе плена. У тех, кто принял этот яд, на лице выступают такие вот черные пятна. Впрочем, меня не заботит никчемная жизнь этого мерзавца. Меня заботит другое: почему Отец Черных Людей послал своих слуг за твоей дочерью?
— Я не знаю, высокородный сударь…
— Не лги мне, торговец! — Лицо ронина посуровело. — Ты не должен ничего от меня скрывать, если рассчитываешь на мою помощь! Какую тайну хранит твоя дочь?
Торговец закусил губу, глаза его обежали темные углы таверны, он понизил голос:
— Прости, высокородный сударь, но здесь не место для откровенного разговора. Хозяин этой таверны не вызывает у меня доверия, да и помимо него здесь могут прятаться дурные люди. Сам посуди, сударь: откуда Отец Черных Людей узнал, что мы с дочерью заночуем сегодня в этой таверне?
— Ты прав, торговец. Здесь лучше не говорить лишнего. Я думаю, сейчас нам лучше покинуть таверну и отправиться в путь до рассвета, потому что Ёсиго Суниями скоро узнает о гибели своих людей и пришлет сюда еще нескольких. Так что, если вы с дочерью немного отдохнули, лучше выйти прямо сейчас.
Ронин спрятал свой верный меч в ножны, торговец с дочерью собрали пожитки, и все трое покинули таверну папаши Хидаёси.
— Иду! — крикнула Катя, выходя из ванной.
В дверь квартиры упорно звонили.
Катя только что вымыла голову и сейчас шла к двери, обернув ее полотенцем. Надежда велела ей сидеть дома тихо и никому не открывать, но Катя отнеслась к ее предупреждению не слишком серьезно. Кроме того, может быть, это самой Надежде что-то понадобилось в своей квартире…
