Майор не остался в долгу — полез в карман. Раскатова смотрела на его руку и зеленела. Сергей Павлович почувствовал себя отомщенным. Он вынул вырезку из газеты — объявление, обведенное красным фломастером. Показал Носкову и спросил:
— Ричард Эдуардович, не подскажете, как проехать по этому адресу? Говоря вашим языком, сами мы не местные.
Тот с интересом взглянул на майора, потом посмотрел на текст, пожал плечами:
— Если вам интересно, был ли я там, то могу прямо ответить, что, разумеется, был. Один раз. Мы забирали вещи Нэтти. Кстати, и Евгения Львовна могла бы вам помочь. Она сидела за рулем.
— Я наверх не поднималась, — отрезала Раскатова. К ней постепенно возвращался нормальный цвет лица.
— Я поднимался, — улыбнулся Дик.
— А вы знаете, что Нэтти жила не одна? — спросил Волнистый.
— Если вы имеете в виду Вику, ее подругу… Да, знал. И не надо меня все время за руку ловить. Спрашивайте прямо.
— Хорошо. О том, что Вика — это настоящая Наталья Белова, вы знали?
— Вот как? — вяло удивился он. Потом взял со стола ручку и сказал: — Я вам сейчас нарисую, как лучше проехать. Там дорогу ремонтируют.
На этом Волнистый их пока оставил. Устраивать разборки в кабинете у Раскатовой он не собирался. А ведь она боится, что Ричард узнает правду. Ох, как боится! Неужели стилист — такой опасный человек? Всего‑то баб гримирует! Сергей Павлович не воспринимал Носкова всерьез. «Шут гороховый», — думал он, выходя из офиса Раскатовой.
На крыльце курили модели. Одна из девушек снисходительно рассказывала подругам о вчерашнем ужине в ресторане с известным режиссером. Подруги завистливо ахали и пытались выяснить подробности.
— Где ж ты его подцепила?
— Места надо знать. Теперь карьера кинозвезды мне обеспечена.
Под оценивающими взглядами моделей Сергей Павлович Волнистый прошел к своим «Жигулям» и мысленно взмолился, чтобы те завелись сразу. Усмешки девиц были бы ему неприятны.
По разговорам по душам Сергей Павлович Волнистый был профессионал. А ему до зарезу надо было найти настоящую Наталью Белову. Ключ к разгадке. Поэтому он купил торт и направился к ее бывшей квартирной хозяйке. Торт назывался «Сказка».
Из‑за двери его долго и нудно выспрашивали. Кто, от кого, по какому делу. Сергей Павлович сунул в глазок удостоверение, потом вертелся так и эдак, чтобы его личность сличили с наклеенной туда фотографией. Его терпению приходил конец. Ко всему прочему бабка была туговата на ухо.
— Вы комнату сдаете?! — крикнул Сергей Павлович.
— Ась?
— Комнату, говорю, сдаете?!
Дверь приоткрылась. На длину цепочки желтого металла. Голова хозяйки находилась как раз на уровне торта, так как майор был высокого роста, а она — маленькая и сморщенная.
— Ась? — Бабулька с любопытством уставилась на коробку.
— Я вам, бабушка, звонил. Мне про комнату спросить надо.
— Так ты, милок, из милиции? Насчет комнаты? Вот и хорошо. Будешь, значит, и жить у меня, и квартирку мою охранять. Вот и славно.
Она сняла наконец цепочку. И Сергей Павлович попал в пещеру, полную сокровищ, судя по тому рвению, с каким хозяйка ее охраняла. Кроме полумрака и пещерной сырости, о сокровищах здесь ничто не напоминало. Разве что двурогая вешалка красного дерева была раритетом да треснувший телефонный аппарат.
— Бедновато живешь, бабуля, — высказался Волнистый.
— Ась?
— Чайку, говорю, попьем?
— Коли угощаешь, так и попьем, милок. Воды — ее в кране сколько хошь.
Значит, она не слышит только того, чего слышать не хочет. Хитрая бабка. И — скупердяйка. Ни одной новой вещи в квартире нет, все времен еще доперестроечных. Интересно, сколько же она за комнату дерет? Поди спроси. «Ась?» Сергею Павловичу удалось заглянуть только в одну из комнат. Вторая была заперта. На кухне, куда Волнистый прошел вслед за хозяйкой, было так же убого. Обои поверху давно отошли, и кто‑то приклеил их скотчем прямо к штукатурке. На стенах потеки, масляные брызги, чашки с трещинами.
Сергей Павлович представил вдруг, как две девушки приехали в эту квартиру. Что они, интересно, почувствовали? Не желание вырваться отсюда любой ценой? Ходили по магазинам, смотрели на витрины, видели ценники. И понимали, что уплатить за все это придется немалую цену. Одна и заплатила. Жизнью.
Хозяйка уже пристраивала на плиту ободранный чайник. На стол перекочевали и чашки. Сергей Павлович с опаской потрогал отколовшуюся ручку и спросил:
— У тебя, бабушка, родственники‑то есть?
— Да пока не объявились, милок, — вздохнула хозяйка. — Муж умер, деток Господь не послал. Пенсию государство платит да комнатку одну сдаю.
— Дорого берешь?
— Да мы, милок, с тобой завсегда договоримся, — уклончиво ответила бабулька.
— Меня твои квартирантки интересуют, — сказал Сергей Павлович.
— Ась?
— Ты, бабушка, поближе сядь. А то мы с тобой как в испорченный телефон играем. Документ у тебя есть?
— Да ты, никак, разорить хочешь бедную старушку? Налогов‑то я не плачу, нет. Да за что платить‑то? За конуренку мою, с которой кормлюсь кое‑как? И обижать тебе грех старого человека, — забормотала хозяйка.
— Тьфу ты, господи! — не выдержал Сергей Павлович:
— Типун те на язык! Не упоминай имя Господа нашего всуе, — замахнулась на него бабулька сухоньким кулачком.
— Да не хочу я ничего знать про твои налоги! Пусть другие разбираются. Меня квартирантки твои интересуют, еще раз внятно тебе, бабушка, говорю. Девушки, что здесь жили. Одну Викой звать, другую Натальей.
— Да ты кто будешь‑то, милок?
Волнистый почувствовал, что терпение его иссякло. Но надо взять себя в руки. Сергей Павлович набрал в грудь побольше воздуха и попробовал еще раз:
— Ты, бабушка, чайку попей. С тортом. Тяжело тебе живется?
— Ох, милок, тяжело. — Она жадно глянула на торт. Волнистый разрезал шпагат, открыл коробку. Она уставилась на кремовые узоры. Потом забормотала: — Вот Наташенька тоже с душой. Бывало, печенье к чаю принесет или пряников. Как садится за стол, так опять же: давай, бабушка, со мной поужинаешь. Поначалу‑то плохо питалась. Все кефир да этот, как его? Йогурт. Сосиски, опять же, да макароны я ей отваривала, когда к ужину. А уж потом хорошо стала жить. А кавалер‑то ее, тот и вовсе — богатый мужчина. Видный.
— Он сюда приходил?
— Как не приходить? Поначалу‑то тихо мои девки жили. Цельный месяц никаких гостей. Днем все работу искали, вечером телевизор смотрели. Телевизоров у меня два: соседка черно‑белый с год как отдала. Выбросить хотела, да я все, что ей негожее, к себе и приберу. Чего вещи‑то на помойку выкидывать? Так девки мои ничего, довольны были. Потом одна съехала.
— Вика?
— Да я их путать под конец начала. Поначалу темную Викой звали. Потом тот, что раза два с ней заходил, как‑то по‑чудному ее кликал.
— Нэтти?
— Ох, милок! Не припомню. Старая я стала. Не слышу половины.
— Как выглядел тот, что с ней приходил?
— Фасонистый. Брунет. Волос курчавый. «Новлянский», — подумал майор. И спросил:
— А к той, другой, значит, приходил богатый мужчина в возрасте?
— Ну да. Только он ее почему‑то Викой звал. Викуша да Викуша. Ласково так. Я как‑то Натальей назвала, а она мне: «Бабуля, ты все перепутала, это мою подругу Наташей зовут. А я Вика». Может, и перепутала. Я, милок, стара уже. За семьдесят мне когда еще перевалило!
— Давно от вас съехала Ната… То есть Вика?
— Да уж две недели прошло. Или поболе. На юг они, что ли, собрались. В путешествие вроде свадебное.
— Она замуж вышла?!
— На свадьбу меня не звали, — поджала губы хозяйка. — Только собрала квартирантка вещички и говорит: «Еду на юг со своим женихом. А как приеду, мы будем жить вместе и на другой квартире». Ну, надо думать. Он‑то не молодой уже мужчина. Нажился, значит. И тоже торт мне на прощание купила.
Она подцепила кусочек «Сказки» и отправила его в рот. Сергею Павловичу сладкого расхотелось. Где же теперь искать Белову?
— Она все вещи забрала?
— Не смотрела я. Чемодан большой взяла. С которым приехала.
— А дверь ее комнаты вы мне не откроете? — Ась?
— Комнату, говорю, покажи! — рявкнул Волнистый.
Хозяйка с сожалением рассталась с тортом, из глубины древнего буфета вытащила огромный ржавый ключ. Сергей Павлович смотрел, как она долго возилась с замком, и думал, что хорошо бы Наталья забрала не все свои вещи. И единственная ниточка не порвалась бы. Матери ведь о замужестве ничего не сказала! Что за тайны?
Дверь наконец открылась. Комната была длинной, узкой, с окном, похожим на бойницу. Волнистый первым делом открыл платяной шкаф. Вздохнул с облегчением: на вешалках висело несколько платьев, на дне валялись старые туфли. Поверх покрывала на одной из кроватей сидел полосатый котенок с глазами‑пуговицами. Сергей Павлович взял котенка в руки, зачем‑то потрогал пальцем глаза, потом сказал хозяйке:
