Айше Лилуай - Я наблюдаю за тобой

 Теперь все».

 Греджерс закончил читать и откинулся на спинку стула. Мдааа… Чем дальше, тем запутанней, тем сложнее, тем глубже в прошлое. Вон, аж до тридцать восьмого года добрался!

 - Боже, боже, боже… - пробурчал себе под нос Греджерс.

 Все в голове перепуталось, перемешалось. Настоящий сыр-бор! И даже сосредоточиться совсем не получается: наверное, годы берут свое. Да только… черт возьми, ничего они не возьмут! Не в возрасте дело, не в возрасте… А просто он, Греджерс Фробениус, в полной растерянности и от этого нервничать начинает. Вот оно – раздражение – верх над ним берет. Что там говорил по этому поводу тот молодой экономист, Хэвард Халворсен? Про то, что когда задачка не хочет решаться…

 Так-так-так! Внимание!

 Хэвард Халворсен? Ойвинд Хёугли?

 Что же они там такое говорили про своего Ари Сорбо?

 Еще пара мгновений – и старый детектив вскочил на ноги, громко хлопнув себя по лбу.

 Он понял.

 Осталось только узнать, что за безделушка лежит в конверте. Греджерс уже протянул к нему руку, но в этот момент в таверну вошел хозяин с серьезным и мрачным лицом.

 Герр Андерсен всегда очень рано вставал и отправлялся за хлебом да и по иным своим важным делам еще до завтрака.

 - Убийцу юного Инглинга нашли, - сообщил он жене и Фробениусу, и фру Андерсен вскрикнула. – Завтра судить будут. В полдень.

 Кай вышел из здания школы и улыбнулся прекрасному погожему дню, который смотрел на него своим огромным сияющим глазом под названием солнце. Глаза слезились, но это ничего! Главное, что сегодня он наполучал кучу хороших оценок и теперь идет домой, чтобы обрадовать деда и вернувшегося пораньше срока отца.

 Ничто не обещало испортить мальчишке настроение, и он весело насвистывал себе под нос какую-то уж больно приставучую к языку мелодию, когда внезапно до него донеслось слово «суд».

 Не будь той страшной ночной встречи на прошлой неделе, он бы не вздрогнул так. Однако…

 Кай огляделся, и понял, что слово это произнес директор школы, который стоял чуть в стороне от тропинки и разговаривал с фрекен Халворсен, учительницей музыки.

 - Суд, говорите вы? – услышал Кай, когда незаметно приблизился. – И кто же обвиняется в этом гнусном преступлении?

 - Вы не знаете его, директор, - ответила фрекен Халворсен. – Он… нездешний.

 - Ах, вот как… - понятливо протянул директор. – Что ж, ясно. Признаться, это лучше, чем если бы убийцей оказался кто-то из тех, с кем я приветливо здороваюсь каждое утро. Вы представляете, если бы было так?

 Девушка не ответила.

 - Я так понимаю, что вы хотите попасть на этот суд, так? И поэтому отпрашиваетесь на завтрашний день? – спросил директор.

 Учительница кивнула.

 - Не просто хочу – я обязана туда прийти, потому что являюсь свидетелем того, как обвиняемый… эээ… напал на доктора Сорбо.

 - На доктора Сор… ?! – от возмущения директор даже не смог договорить. – Да как же… как… Да как этот негодяй посмел! После убийства внука – еще и… Надеюсь, ваши показания, фрекен, внесут ясность, и преступника накажут по заслугам!

 Фрекен Халворсен почему-то опустила глаза и отвела их в сторону. Вид у нее был смущенный.

 - Я… я… - начала она.

 - Ну, да ладно, - сжалился директор. – Идите домой. И можете считать, что завтра у вас выходной.

 - Спасибо, директор.

 Девушка быстрым шагом направилась к дому, где, как многие в деревне знали, жил Фолки Халворсен со своей семьей. Кай бросился следом за ней.

 - Фрекен Келда! Постойте, фрекен Келда!

 Она обернулась.

 - Ты что-то хотел спросить, Кай?

 - Скажите: кого завтра будут судить? Не молодого ли человека с темно-синими глазами, который пришел откуда-то издалека? Он высокий? И волосы у него немного вьются?

 Учительница выглядела, мягко говоря, удивленной.

 - Откуда ты знаешь?

 Кай понял: ЕГО.

 - Где и во сколько завтра начнется заседание? – спросил он, тяжело дыша.

 - Зачем тебе знать? – Девушка выглядела печальной. – Я не понимаю тех, кто приходит на подобные собрания из любопытства. Ведь для них это забава, а для кого-то… Того, кого будут судить, скорее всего, лишат жизни. Ты ЭТО хочешь увидеть?

 - Нет, фрекен Келда, - твердо ответил мальчик. – Я хочу его спасти. И тогда никому не придется смотреть, как его повесят.

 Он так и не понял, восприняла ли учительница его слова всерьез, да только она тепло ему улыбнулась и сказала:

 - Завтра в полдень, посреди поля у западной окраины деревни.

 Спрятавшись за толстым стволом раскидистой сосны, которая одиноко возвышалась над маленьким школьным двориком, Стеин наблюдал за тем, как ученики, один за другим, кто поодиночке, а кто небольшими группами, выходили из здания. День был солнечный, а потому дети выглядели бодрыми и веселыми и, казалось, совсем не задумывались ни о каких своих проблемах. Даже те, кто был постарше…

 Хотя с чего бы им?

 У них ведь нет никаких серьезных трудностей.

 Стеин тоже был таким, когда двадцать лет назад в последний раз выходил из школы в сопровождении Кэйи и их отца. Тоже радовался жизни.

 Тогда было чему радоваться.

 Теперь он, взрослый мужчина, стоял здесь, спрятавшись за деревом, чтобы сильно не привлекать к себе внимания детишек, и ждал. Он ждал Болдра, сминая и разминая в своих руках маленький листок бумаги.

 А юность, энергия, счастье и жажда созидать и преображать проходили мимо него, всего в нескольких метрах, по усыпанной гравием дорожке…

 Он видел, как из здания школы вышла Келда в сопровождении какого-то пожилого мужчины в очках (наверное, директор). Какое-то время они стояли неподалеку от него и от сосны и разговаривали о суде Роальда Абеля. Да, Стеин тоже желал, чтобы ему досталось по заслугам! И завтра он обязательно явится на суд. Обязательно!

 Чтобы услышать, как будет оглашен смертный приговор, и увидеть, как этот приговор будет приведет в исполнение.

 Потом Келда скрылась в толпе ребят, и Стеин перестал наблюдать за ней.

 Он ждал Болдра.

 Его племянник вышел минут через пять после Келды и пожилого мужчины. Слава богу, Андора не было видно поблизости. Мальчик держался руками за лямки своего новенького портфеля, который подпрыгивал за спиной при каждом его шаге, и выглядел таким же счастливым и беззаботным, как и его товарищи по учебе.

 Когда мальчик проходил мимо сосны, Норсенг тихо окликнул его:

 - Болдр! Иди-ка сюда, парень!

 Понятливый Болдр не стал на этот раз радостно кричать «дядя Стеин». Он молча подошел и встал под раскидистой зеленой кроной.

 - Привет, дядя. Как твои дела?

 - Отлично. А как твоя учеба?

 - Папа меня хвалит. И Келда тоже. И фру Петтерсен, вроде, тоже.

 - Умница! Твой папа еще в школе?

 - Да, он сегодня задержится немного, а что?

 Болдр выглядел заинтересованным, и его наивные детские глаза блестели.

 - Сделаешь для меня одно дело? – заговорщически подмигнув, спросил Стеин.

 Мальчик усиленно закивал, и Норсенг протянул ему помятую записку. Взял маленькую ладонь племянника в свою и вложил клочок бумаги в детские пальцы.

 - Передашь маме, хорошо? – чуть ли не умоляя попросил Стеин.

 - Хорошо, - шепотом отозвался мальчик.

 - Спасибо. А теперь беги домой. Давай-давай…

 И Болдр убежал, на прощание помахав рукой. А Торстеин огляделся вокруг, задержав внимание на выходе из школы.

 Андора нет.

 Ну и хорошо.

 Будет лучше, если он не узнает.

 Покидая свое зеленое убежище и направляясь домой, Стеин невесело усмехался: он просто представил себе, как возмутился бы Андор, попади ему в руки эта самая записка.

 Кэйа, ты должна пойти со мной к фьорду этим вечером. Мама опять говорила со мной. Она ждет тебя. Стеин.

 Норсенг шел и ухмылялся, видя перед собой разгневанное лицо Халворсена.

 Несколько часов спустя Стеин будет в гневе метаться по своей комнате, бить кулаками по стенам и мебели, укорять сестру, звать мать, кричать, рычать, стонать и скрежетать зубами.

 Это будет уже после того, как Болдр принесет ему ответную записку, в которой будет сказано:

 «Нет, Стеин. Я долго думала и решила, что мне нельзя ходить к фьорду. Слишком велик будет соблазн остаться. Да и ты, если я соглашусь хоть один раз, больше не будешь давать мне покоя. Иди один. Скажи маме, что я буду ждать ее ЗДЕСЬ. Кэйа».

 День суда.

 Лучи солнца пробиваются сквозь решетчатое окно. В оставленных ими узких полосках света парят легкие пылинки. Где-то кричат какие-то люди.

 День суда.

 Не хочется умирать. Немного жаль расставаться с жизнью.

 Но оправдываться перед лицом судьи, прекрасно понимая, что тебе все равно не поверят… ни единому твоему слову… Нет. Только не это.