— Вроде «паралгина-форте»?
— Да, если у вас будет две-три таблетки. Или больше. — Теперь он говорил сквозь зубы, словно выплевывая слова. — Вы же забрали у меня таблетки… — Он засмеялся, но смех больше напоминал кашель.
Валманн позвонил на охрану, где хранилась аптечка первой помощи. Через минуту им уже принесли таблетки и стакан воды.
— Сп-пасибо…
Валманну показалось, что Эдланд принял сразу целую пригоршню таблеток. Совсем скоро ему стало лучше — Эдланд открыл глаза, и голос его звучал, как прежде.
— Простите. Эти приступы наступают все чаще и чаще.
— Вы это имеете в виду, когда говорите, что отключаетесь?
— Да. Боль не очень сильная, но я словно перестаю себя контролировать. После приступов я, можно сказать, ничего не помню. Сложно объяснить. Я поэтому и взял больничный.
— Ясно. — Хотя Валманну было ясно только то, что разговора с доктором Мёльхаусеном ему не избежать.
— Ладно, Валманн, — произнес наконец Эдланд после долгого молчания, когда он, пытаясь ровно дышать, разглядывал потолок, — сейчас вы получите всю историю целиком. На блюдечке. — Он выпрямился, а в его голосе появились теперь доверительные, почти приятельские нотки. — Но от этого вы меня сильнее любить не станете.
— Давайте рискнем. — Он наконец-то дождался момента, когда его главный свидетель, нет, главный противник больше не желал идти против него.
— На самом деле у меня алиби, — коротко сказал Эдланд.
— У вас алиби?
— Да такое, что лучше не придумаешь.
— Ну, выкладывайте. — Валманн старался говорить спокойно, но скулы у него свело, как бывает, когда пытаешься прожевать плохо прожаренный шашлык.
— Вы правильно догадались — когда я пришел, она была в номере с клиентом.
— Вот как?
— Но я об этом не знал, а просто сидел в холле и ждал. Я просидел там минут сорок пять. А потом я увидел, как они выходят из лифта.
— Эдланд, я тоже жду уже довольно долго. И пока ваш рассказ на алиби не потянет.
— Мое алиби может подтвердить ее клиент.
— Это каким же образом?
— Сказав что-то девушке за стойкой, они с Лилиан вышли из гостиницы. А я прикрыл лицо газетой. И если можно будет доказать, что он был там вместе с Лилиан именно в это время, то, следовательно, я тоже там был. Потому что видел их. Согласны? А если у Лилиан был он, значит, меня там быть не могло… Ну, а дальше сами подумайте. Вам все понятно?
Валманну было более чем понятно. Рассказ Эдланда подрывал все мыслимые основания для подозрений. Если, конечно, это можно доказать.
Однако Валманна прежде всего выводило себя то, как Эдланд разговаривал с ним — терпеливо, чуть снисходительно, словно перед ним не следователь, а детектив-самоучка, слабо представляющий себе, чем он вообще занимается. А ведь всего несколько минут назад Эдланд казался совсем сломленным каким-то неведомым недугом.
— А вам неизвестно, где мы можем отыскать этого мужчину? — Сам того не желая, Валманн заговорил громче и сам на себя рассердился: ведь таким образом он дал Эдланду понять, что его рассказ вызвал интерес и, возможно, необычайно важен для полиции.
— Ну конечно, — теперь Эдланд совершенно успокоился, — и его показания будут в высшей степени достоверными. Лучшего свидетеля вам не сыскать.
Он опять усмехается?
— Вы так в этом уверены…
— Да, уверен. Вообще-то он полицейский. И ваш близкий коллега, Валманн, — Эдланд не скрывал улыбки, — это тот задира с усами!
Ульф Эрик Энг…
Валманн молча смотрел на Эдланда. Слов для ответа он подобрать не мог.
— Поинтересуйтесь у него, не выходили ли они вместе с Лилиан Петтерсен из гостиницы вчера, около пяти часов вечера. Не знаю уж, куда они поехали, но я предпочел не дожидаться, пока он нарезвится с ней. В четверть шестого я был уже в спортзале. И там выплескивал «желание убивать», крутя педали тренажеров, — сейчас Эдланд уже в открытую смеялся, — и это вы сможете с легкостью проверить. Вы там уже практически свой.
Действовать нужно было в определенной последовательности. Тщательно соблюдать правила и процедуры. В расследовании уголовного преступления напряжение возрастает до предела, если один из следователей имеет прямое отношение к связанным с преступлением событиям или людям. А запутанное расследование лишь усложняет дело.
Валманн понимал, что о последних новостях нужно немедленно доложить Йертруд Моене, но все откладывал встречу с ней. Ее реакция будет непременно преувеличенной — такой, что от их отделения камня на камне не останется. Моене всегда теряет самообладание, если дело касается нравственности. Валманн решил, что, прежде чем поднимать шум, он соберет некоторые дополнительные сведения. Сейчас не помешало бы посоветоваться с Рюстеном, но старший следователь уехал на другое дело — проверять версию о поджоге на свечной фабрике в Лётене.
Сначала Валманну нужно серьезно поговорить с Энгом. Услышать его версию. Вполне вероятно, что существует какое-нибудь правдоподобное объяснение его связи с Лилиан Петтерсен. Возможно, Эдланд от волнения солгал или преувеличил, просто чтобы спасти собственную шкуру. Однако Валманн сам не верил в подобную версию. Эдланд далеко не глуп. Он осознавал, что такая ложь отсрочит его наказание самое большее на час или два, после чего его без промедления отправят за решетку, и врачебные предписания его не спасут.
Валманн с трудом удерживался, чтобы не вызвать к себе Энга, но не решался. Без особой на то причины он проникся идеями братства, которое, по мнению Энга, рождалось во время их совместных вылазок в пабы. Ведь лишь на этой неделе они три-четыре раза вместе пили, сидя плечом к плечу, как в рабочее время, так и после работы. И Валманн сам советовал Энгу исследовать ночную жизнь в Хамаре. И вовсе не сомневался в том, что Энг окажется профессионалом и сможет самостоятельно провести черту, через которую не следует переступать. До недавнего случая с юной Агнете Бломберг. И сейчас он, похоже, вновь допустил оплошность, причем на этот раз последствия будут серьезными не только для самого Энга, но и для всего полицейского управления.
Тем не менее Валманну казалось, что поведение Энга никак не связано с убийством Лилиан Петтерсен. Скорее здесь речь идет о безответственности и халатном отношении к работе, о бесшабашном следователе, который плевать хотел на правила и проехал на красный свет. Да, Энга нужно призвать к ответу — пусть он объяснится и, скорее всего, понесет наказание. Однако Валманна сейчас больше заботили другие, более важные вопросы.
Он вновь взял трубку. Его занимала личность Агнара И. Скарда. Куда он делся? Неужели он действительно сбежал? И возможно, им уже давно следовало объявить его в розыск? Обвинять его еще рано, но если эти два убийства взаимосвязаны, то, учитывая, что на вечер вторника у Эдланда алиби, поиски Скарда нужно усилить. Разумеется, журналисты вели собственное расследование и уже успели дать огромное количество советов, касающихся пропавшего супруга, но все их версии были высосаны из пальца. С другой стороны, никаких новых сведений полицейские не получали и никто не мог с уверенностью утверждать, что видел Скарда или его машину, — значит, он просто-напросто провалился под землю? Путешествующий проповедник, преследующий женщин. Их главный подозреваемый. Съездив в Тронхейм, Валманн понял, что преданные члены общины образовали целую тайную сеть, состоящую в основном из женщин, которые с радостью примут странствующего проповедника, хоть и порядочно в прошлом нагрешившего. А поиски Скарда уже превратились в настолько спутанный клубок, что такими темпами они не скоро смогут добраться до него.
Кронберга даже вызывать не потребовалось — вскоре он сам просунул голову в дверь.
— Я немного поковырялся в личности этих ребят.
— Ты о Скарде и Эдланде?
— Ага. Со Скардом все довольно ясно. Последние полтора года был зарегистрирован здесь, в Хамаре. Сначала проживал на нескольких съемных квартирах. А потом, на протяжении четырнадцати месяцев, — на улице Фритьофа Нансена. На соцобеспечении. Вид деятельности не указан. Несколько раз проходил курс лечения в психиатрической больнице в Сандеруде.
— Ладно… — Валманн с трудом сдерживал нетерпение. Во-первых, речь Кронберга отличалась обилием бюрократизмов, а во-вторых, все эти сведения они и сами давно собрали.
— А вот с Эдландом дела обстоят сложнее.
— Вот как?
— И интереснее. Его адрес засекречен.
— И что это означает?
— Что в графе адрес указано: «Не подлежит разглашению». Доступ к этой информации открыт лишь для Регистра населения, Службы социального обеспечения, Налоговой инспекции и Пенсионного фонда. Ну, и, конечно, для полиции.
