– Ольга… здравствуйте…
Савицкая никак не прореагировала. Она села на стул, который указала ей санитарка, и уставилась на неровную, покрытую трещинами столешницу.
– Ольга, мы бы хотели поговорить о вашей дочери, Карине…
Снова ноль внимания. Не похоже, что женщина находилась под действием лекарств именно сейчас – напротив, перед приходом гостей ей бы вряд ли стали что-то колоть. Но медикаменты успели повлиять на нее слишком серьезно. Много лет в таком месте… врач знал, о чем говорил!
Вика вопросительно посмотрела на Еву, но та едва заметно покачала головой. Уж она-то в таких вещах разбиралась! Если даже она признала, что Ольга «недоступна», то и смысла нет пытаться…
Однако Вика не хотела отступать. Это не игра, им нужно узнать хоть что-то! Потому что иначе Марка просто не оставят в покое… О том, что опасность есть и для нее самой, девушка не думала. Этот факт мерк на фоне того, что она видела в больнице…
– Ольга, пожалуйста, попытайтесь послушать меня… Я приехала из-за Карины. Это ваша дочь, вы помните? Она умерла! Ее убили… И это может быть связано с ее отцом!
Это повлияло бы на любую мать. На то Вика и рассчитывала: что подобное известие встряхнет Ольгу, заставит хоть ненадолго сосредоточиться. Но нет, похоже, для нее давно уже не имело значения ни это имя, ни само слово «дочь».
Санитарка придерживалась того же мнения:
– Зря стараетесь. Она нормально не разговаривает. Может бубнить что-то, но в этом смысла немного.
– Что, настолько плоха?
– Бывает и хуже, но… ненамного. Когда молчит, как сейчас, – это еще хорошо. Порой слюни пускает или гадит под себя. Скоро, думаю, сляжет. А это уже, считай, финальная стадия… Они тут долго не лежат. Нормально разговаривать она лет пять как перестала!
– А до этого разговаривала? – спросил Сальери.
– Да, когда сюда привезли – вообще нормальная почти была. То есть, видно, что с нервным срывом… Конечно, обе руки потеряла! Но с ней можно было говорить, как с обычным человеком. Потом все хуже и хуже становилось. У нас тут всегда так, – она перешла на шепот, – такие лекарства колют, которые во всем мире запрещены! Я работаю тут почти тридцать лет. Все ее пребывание здесь помню!
Это внушало надежду…
– А вы не помните, о чем она говорила тогда? Ну, когда ее только привезли…
Вика ожидала, что санитарка сейчас хотя бы намекнет на материальное поощрение своей разговорчивости. Но нет, женщина лишь задумалась.
– А знаете, помню… Потому что там такая история была неприятная! К нам как попадают? Либо родственники сдают – за инвалидом не хочется ухаживать! – либо в живых из родни никого не остается. Таких случаев, чтобы специально к нам кого здорового отправляли, чтобы, скажем, квартиру получить, у нас вроде как и не было… Потому что у нас учреждение для физических инвалидов. Такое либо врожденное, либо приобретенное случайно, намеренно калечить мало кто решится, если обычных лечебниц хватает!
Ольга словно поняла, о чем они говорят. Она неловко повела культями по столу и улыбнулась. Большинства зубов уже не было, да и те, что остались, поражали коричнево-черным цветом. Вика, сидевшая к пациентке ближе всех, поднесла к лицу платок, чтобы защититься от вони.
– Да, печальное зрелище. – От санитарки этот жест не укрылся. – А когда к нам привезли, такая уж красивая была! Даже после всего случившегося. Она до того, как к нам попасть, в обычной больнице лежала. Ее там долго лечили – раны зашивали… У нас таким не занимаются.
– Вы знаете, как она потеряла руки?
– Только то, что она рассказывала… Оля говорила, что они с мужем на яхте отдыхали. Начался скандал, они все время о чем-то спорили… ну о ребенке, понятно, о чем! И вроде как муж столкнул ее за борт. Не знаю, специально или нет. Она оказалась возле винта… Правую руку ей отсекло, левую задело, но так, что в больнице пришлось ампутировать остаток. Она только и делала, что плакала, не могла поверить, что это случилось – и это навсегда. Ей вроде заказали протезы, но она отказалась от них. Требовала, чтобы нашли и вернули ее собственные руки. Если кто пытался объяснить, что руки пришить обратно невозможно, у нее начиналась истерика… Так она к нам и попала.
Этим двоим нравилось общаться. Санитарка неожиданно получила «внутренний доступ» в мир, который раньше она наблюдала лишь на экране телевизора и страницах журналов. Мир богемы, больших денег и роскошной жизни. К тому же история Ольги напоминала ей один из ее любимых бразильских сериалов… разве что с печальным концом.
Сама же Ольга с удовольствием выбрала бы другую собеседницу, но в лечебнице у нее не было роскоши выбора. Врачи игнорировали ее точно так же, как других пациентов. «Товарищи по несчастью» уже мало что соображали. Поэтому ей приходилось довольствоваться единственной своей слушательницей.
Ей Ольга сообщила свою версию правды. Не факт, что намеренно врала – она верила себе.
– Она говорила, что у ее ног был весь мир, – мечтательно вздохнула санитарка. – Я же видела, какую ее красивую привезли. Она мужчинами помыкала, даже самыми богатыми! А они боролись за ее руку и сердце. В итоге она выбрала того, которого любила сама.
Здесь Вика могла много что исправить. Например, то, что официально Самарин на любовнице так и не женился. Или что предыдущие кавалеры тоже не слишком интересовались ее рукой и сердцем. Но зачем? От правды никому легче не станет и ничего не изменится.
По словам Ольги, первое время они с Федором жили душа в душу, практически не расставались и очень любили друг друга. Она родила дочку, а он все хотел второго ребенка, мальчика. Но это не мешало их счастью, скорее, помогало – им было, чего ожидать.
Все закончилось той злополучной прогулкой на яхте. Они начали ссориться, но что конкретно стало причиной конфликта – Ольга так и не рассказала. Поддавшись злости, Федор столкнул ее в воду. А винт оказался рядом…
Весь мир Ольги перевернулся. Она смотрела на свои руки и не видела их, но ей казалось, что они все еще болят. Ей было страшно подумать, что часть ее тела осталась на речном дне! Она плакала целыми днями и умоляла пришить руки обратно! В таком состоянии Федор и не думал подпускать ее к ребенку.
Когда ее перевели в психиатрическую лечебницу, Ольга даже не заметила. Не в том состоянии была сперва, а потом ей начали колоть препараты. Федор рядом с мнимой супругой не появлялся.
– Ее только мама навещала, – добавила женщина. – Она у нее старенькая была… Тратила по пять-шесть часов на дорогу, а все равно ездила! И очень уж на этого Федора злилась. Кричала, что разберется с ним. Она год приезжала, а потом исчезла. Куда – не знаю.
Ольге становилось все хуже, но это был закономерный процесс. Стабильный прием сильных препаратов делал свое дело. Она уже не плакала, но и говорить стала все меньше. Никого не звала и не ждала, перестала вспоминать даже мать и дочь. Последним из ее памяти стерся Федор – и красивая жизнь, которую она надеялась получить.
– Некоторых от нас забирают, – завершила рассказ санитарка. – Но ее вряд ли заберут. Некому ведь! Так значит, ее дочь умерла?
– Дочь? – вдруг встрепенулась Ольга. – Был ребенок… Один у меня получился… Дочь, дочь, дочь… почему дочь? Он так хотел сына! Он так хотел сына от меня… Ему нужен был сын… Но и дочь только его… Можешь ни на что не рассчитывать! Она только моя! Как там ее звали?
Она откинула голову назад и громко захохотала. Санитарка нахмурилась:
– Это уже плохо, надо останавливать, укол давно не делали! Вы все спросили?
– Да мы ничего толком не спросили… Но она вряд ли что-то еще скажет.
– И то правда! Я поведу ее обратно. Вы сами выход найдете?
– Да… Спасибо вам.
Санитарка принадлежала к слабому полу лишь условно. По факту же она с легкостью подняла Ольгу и чуть ли не волоком потащила ее в коридор. Вика немного подождала, пока стихнут их шаги, потом поднялась сама.
Встреча оставила неприятное ощущение – как будто она коснулась чего-то холодного и… мертвого. Понятно, что тогда Ольга сообщила санитарке свою версию правды обо всем, в том числе и отношении Федора. Но то, что она сказала сейчас… зачем он так настойчиво просил сына, если Карина уже была младшим ребенком?
В сумасшедшем доме ответов не найти, это уж точно. Вика поспешила к выходу. От образа бывшей красавицы становилось жутко.
На сей раз парк при клинике не пустовал. По аллеям прохаживались женщины в махровых халатах, за ними вполглаза наблюдал тот самый врач, что встретил их у ворот.
– Поговорили? – без особого интереса спросил он.
– Как сказать… Я говорила, она присутствовала…
– Чего и следовало ожидать. Не надо себя в этом винить. Они уже не от мира сего. Нам сказано в них жизнь поддерживать, мы и поддерживаем. Вот только зачем – я не понимаю. Никто из них из клиники не выйдет до самой смерти! Но государство платит, так что мне побоку.
