— Хелен убила детей? — спросила я, боюсь, довольно грубо. Я понимала, что нужно сосредотачивать ее внимание на теме разговора, иначе не узнаю того, что необходимо. — Я должна знать, убила или нет.
— Нет, конечно! Как можно подумать, что мать пойдет на такое. Она сказала Роберту и мне, чтобы мы спрятали детей, чтобы никто не знал, где они, и что вообще существовал ребенок Вирата. Потому Роберт и закрасил его на портрете. Другого ребенка я взяла с собой в Англию. Не говорите Бобби, ладно? Я воспитывала его, как своего сына, и любила, как сына.
— Не скажу. Если считаете, что ему следует знать, обещаю предоставить это вам.
Меня подмывало сказать, что значительная часть проблем Роберта-младшего заключается в сознании, что он никогда не станет таким хорошим художником, как его отец, и что ему, возможно, станет легче, если он узнает, что вовсе не сын замечательного художника. Но время для этого было неподходящим.
— Я не открою ему этого, — сказала миссис Томас. — Он довольно грубый, но под грубостью скрывается нежная душа. Для него это было бы тяжелым ударом. В прошлом году у него был нервный срыв. Иногда я думаю, не слишком ли он пошел в мать. Она всегда была, как мы выражались, под высоким напряжением.
— А другой ребенок?
— Таксин Чайвонг узнал об отношениях между Хелен и Виратом — не знаю, каким образом, — и на этом они прекратились. Он был вне себя. Таксин был младшим братом, но, узнав об этом, быстро принял роль главы семьи. У него уже были жена и маленький ребенок. Он потребовал от Вирата, чтобы тот разорвал все узы с Хелен, и Вират по крайней мере на время, подчинился. Хелен была глубоко опечалена, но ребенка не бросила, и, насколько мне известно, Таксин так и не узнал о ребенке, не мог узнать. Было объявлено о помолвке Вирата с тайской девушкой, и Хелен вышла за этого отвратительного типа Тома Форда — я не могла заставить себя называть его Текс — как вы и сказали. Этот брак был обречен с самого начала. Хелен забеременела снова и теперь, насколько я понимаю, не видела выбора. Потом, думаю, Хелен и Вират начали видеться снова.
Я не знаю точно, что произошло в ту ночь, когда Вират погиб, но знаю, что его убил Том. Вот что произошло после этого с Фордом, не имею понятия. Но мы знали, что должны защитить детей. Роберт, в ту пору мой муж, отправил тайскую семью, которая воспитывала тогда уже пятилетнего сына Вирата, в Чиангмай. Мы дали этой паре сколько могли денег, чтобы они растили его. Денег у нас было немного. Мы были уверены, что Чайвонги убьют мальчика, если найдут. Они страшные люди. Во всяком случае, так считала Хелен. Им не хотелось осложнений там, где дело касалось наследства и прочего.
— Уилл Бошамп полагал, что Хелен воспользовалась древним мечом, принадлежавшим Чайвонгам, для э… расчленения, — сказала я.
— Это глупость. Меч принадлежал моему мужу, а не Вирату. Роберт приобрел много любопытных вещей, чтобы использовать как реквизит: этот меч, каменную голову Будды, что была на портрете Хелен. В то время можно было найти много таких вещей и купить их по дешевке. Он позволял заказчикам при желании выбирать реквизит для портретов. Говорил, что это их успокаивает, но еще и говорит ему кое-что о них. Смешно, не так ли? Вират Чайвонг, фехтовальщик. По-моему, нелепая шутка. Я не имею представления, чем Хелен воспользовалась в тот вечер и каким оружием был убит Вират. Но меч в ту ночь был у меня.
Знаете, это привело к окончанию нашего брака. Мы с Робертом уехали в Англию, но он захотел вернуться сюда. Я не хотела. Это было слишком тяжело, и я боялась, что у меня отберут Бобби. Несколько лет спустя мы развелись. Мой второй муж, Эд, был замечательным человеком. Он обожал Бобби. Думал, что это мой сын. Бобби пошел в мать и потому похож на Роберта. У него руки и талант дяди. В том, что он сын Роберта, никто не сомневался. В те дни, если знать в Бангкоке нужных людей, такого рода дела легко устраивались. Я уехала с документами, где говорилось, что он мой сын.
Знаете, я много лет беспокоилась о другом мальчике. Роберт посылал деньги, когда мог. Однако на время он бросил писать, и с деньгами было туго. Он не брался за кисть десять лет, а потом начал писать эти ужасные вещи — по-моему, они называются гротески. Но, во всяком случае, снова начал зарабатывать деньги. Видимо, есть люди, которым нравится вешать в гостиных такие ужасающие полотна. Может быть, это следствие потрясения. Кто знает? Я объясняю их тем, что он был как-то причастен к тому, что произошло в ту ночь с Фордом, расчленение и все такое, но если да, ни разу не говорил мне об этом.
Я не знаю, продолжал ли Роберт посылать деньги той семье в Чиангмай. К тому времени мы уже развелись, я снова вышла замуж, и у Бобби появилась сестричка. Сейчас я живу вместе с дочерью и ее семьей. Однако знаю, что о мальчике беспокоиться незачем. Он как будто отлично преуспевает. Видимо, талант Чайвонгов делать деньги у него в крови.
— Откуда вы это знаете? — спросила я.
— Я же видела его на фотографии в газете. В «Бангкок геральд». Там давали имя какому-то большому судну. Вичай Промтип, — сказала она. — Теперь его так зовут.
Господи, подумала я.
— А Хелен? Знаете, что сталось с ней?
— Она изменила имя, фамилию и вернулась в Штаты, — ответила миссис Томас. — Поклялась больше никогда не видеть детей. Думала, что может подвергнуть их риску, да и как могла объяснить, что случилось? Устроила себе какую-то жизнь. Решительности ей не занимать, но сомневаюсь, что была по-настоящему счастлива.
— Как ей удалось избежать…
— Казни? Не знаю. Она, конечно, подала апелляцию. Таксин и другие Чайвонги наверняка были бы очень рады, если б она умерла, но Хелен наняла очень агрессивного адвоката, и, думаю, он дал Чайвонгам понять, что она утащит с собой всю семью, если не получит помилования. Таксин решил, что лучше пусть она уедет из Таиланда. Я часто думала, не помог ли он ей в конце концов получить смягченный приговор и потом скрыться. Она вполне могла потребовать этого. Во многих отношениях она была бесстрашной. Может быть, это и стало ценой ее молчания. Не знаю. Я слышала, что Таксин умер. Думаю, мы теперь никогда не узнаем. Она отбыла срок в тюрьме, уверена, что это было ужасно, но я к тому времени уже уехала. Я знаю только, что очень многое происходило за сценой.
— Вы скажете мне, где она, и как ее теперь зовут?
— Нет, — ответила миссис Томас.
— Прошу вас, — сказала я. — Чат Чайвонг был убит. Он был очень хорошим человеком, женихом моей племянницы. Я все думаю, не связана ли его смерть с этой историей.
— Если полагаете, что его убила Хелен, мстя Чайвонгам, то ошибаетесь. Я не говорю, что она была бы неспособна на это. Может быть, да, может быть, нет. Но она мертва. И думаю, все это должно умереть вместе с ней.
— Не сказали бы вы мне, что она мертва, даже если б это было неправдой?
— Да, сказала бы. Ее долго разыскивали многие, репортеры и прочие. Даже этот Уилл Бошамп. Он разузнал все подробности, за исключением детей, но я не пошла ему навстречу. Бошампу только хотелось знать, куда уехала Хелен. Я не сказала ему, не скажу и вам. Больше пятидесяти лет я никому не говорила, куда уехала Хелен. И теперь не собираюсь.
Какие муки я перенес. Не могу найти слов, чтобы выразить ярость и ненависть к себе, которые испытывал после смерти юного короля, чувства до того сильные, что, казалось, умру. Я предал свою матушку, своего короля, и даже Аюттхаю.
Ужас перед случившимся усиливал страх за мое личное положение. В испуге я пришел в монастырь Ратчапрадитсатан и, упав ниц перед настоятелем, попросил принять меня в послушники. Настоятель отказал в моей просьбе, но, видимо, видя мое страдание, позволил провести несколько дней в храме. Мои страх и чувство вины вскоре проявились болезнью. Мучимый лихорадкой, я метался и ворочался на ложе, иногда наверняка бредил.
Болезнь моя не поддавалась уходу и лечению монахов, в конце концов пришел настоятель и сел подле меня.
— Твои мысли подобны яду в теле, — сказал он. — Я видел, как ты мучился в отчаянии. Слышал, как ты кричал по ночам. Что за яд убивает тебя?
Прошло несколько дней, прежде чем я смог сказать ему, что видел в ту ночь при свете факелов во время пляски танцоров и что, по-моему, это означало. И он оказался прав. На другой день, хоть и совершенно слабый, я смог съесть немного пищи впервые за долгое время.
На следующий вечер настоятель привел меня в охраняемую монахами комнату. Там было четверо мужчин и еще один священнослужитель. К моему удивлению, заговорил он.
— Ты знаешь, кто я?
— Не знаю.
— Присмотрись получше, — сказал священнослужитель. — Не обращай внимания на тогу и выбритую голову.
Я ахнул.
— Вы принц Тианрача, дядя мертвого принца, брат короля Чайрачи.
И простерся ниц перед ним.
— Это так. Встань, пожалуйста. Знаешь этих людей? — спросил он, указывая на четверых, бывших с ним.
