– А в чем де…
– Ваши документы! – сказал он громче.
Я достал из кармана мое удостоверение, паспорт и водительские права. Шовкошитный изучил все это чуть ли не под микроскопом, потом вернул.
– Значит, вы адвокат Гордеев?
Я пожал плечами:
– Как видите.
– А знаете, кем представился мне только что мужчина в квартире Веры?
– Кем? – пробормотал я, предчувствуя неладное.
Шовкошитный глубоко затянулся:
– Сказал, что он адвокат Веры Кисиной и что зовут его Юрий Гордеев.
Я вскочил, перегнулся через стол Шовкошитного и схватил трубку. Снова набрал телефон. Однако мне повезло меньше, чем бывшему шефу Веры Кисиной. Ответом были только длинные гудки.
Шовкошитный внимательно следил за моими действиями. Я положил трубку и сел на стул.
– А что он сказал о Вере Кисиной?
– Сказал, что она в тюрьме.
Я чуть не подпрыгнул на стуле. Этого еще не хватало! Хотя… а что, если настоящая Вера Кисина тоже находится в тюрьме. И Зоя Удогова решила использовать ее историю в своих интересах? Логично? Вроде да. Кроме того, подобные истории вечно описывают в детективах.
Короче говоря, двойники плодятся как кролики. Вот и у меня появился свой… Теперь бы выяснить, кто это.
Тут в кабинет вошла секретарша и положила на стол Шовкошитному приказ об увольнении Веры Кисиной. Он был помечен двадцать седьмым июня – немногим более трех месяцев назад.
– Вика, у меня совещание. Никого не пускайте и не соединяйте, – распорядился Шовкошитный.
Когда секретарша вышла, он прикурил еще одну сигарету и сказал:
– Ну что ж, господин Гордеев, теперь вам придется объясниться, что это все значит. Теперь эта история касается и меня, так как Веру я знаю давно и считаю ее почти что своим другом.
А в конце концов, почему бы и нет? История настолько нелепая, что ее можно рассказывать кому угодно – все равно никто не поверит. Разве что любители научной фантастики.
– Ладно. Я вам расскажу. Но прежде вы ответите на несколько моих вопросов.
Шовкошитный кивнул:
– Хорошо.
– Вера сама пришла увольняться?
– Да, – ответил он как-то неуверенно, – но я ее не видел.
– А кто видел?
– Дело было так. Где-то за полтора месяца до того, как Вера решила уволиться, с ней стало происходить что-то странное. Она ходила какая-то смурная, рассеянная. Сбивалась во время прямого эфира. Однажды зашла ко мне и попросила отпуск. Я не согласился: замены Вере не было. Она расплакалась. Но потом взяла себя в руки и ушла. У нее явно что-то случилось, но что – я не знаю. Вера очень скрытный человек. А у меня времени не было с ней поговорить по душам.
– Скажите, а у нее была подруга здесь, с кем она могла откровенничать?
Шовкошитный покачал головой:
– Нет. Она со всеми держала себя приветливо, ровно, но чтобы дружить – нет… пожалуй, нет. Только один человек может знать об этом – Лена Филимонова. Вы у нее спросите, наверняка она вам все расскажет…
– Лена Филимонова позавчера была убита в своей квартире, – сказал я.
Теперь пришло время удивляться Петру Шовкошитному.
– Убита? Кем?
– Идет следствие. Пока версий никаких, – развел я руками.
Он покачал головой:
– Я ей звонил последний раз месяца три назад…
– Давайте вернемся к нашему разговору. Итак, вы не знаете причину ее угнетенного состояния?
– Нет.
– И что случилось после того, как она просила у вас отпуск?
– В этот день Вера должна была вести очередную передачу в прямом эфире. Но на работу не пришла. Мы все, конечно, переполошились, я лично звонил ей домой. Даже послал одного из сотрудников: она живет здесь недалеко. Но все безрезультатно: дома ее не было. Мы тогда подумали, что с ней произошел какой-то несчастный случай. Ну, там, автомобильная авария или что-то в этом роде. Правда, непонятно было, где ее сын. Но на следующий день все выяснилось. Вера позвонила мне и сказала, что ее срочно отправили в больницу, что ей предстоит операция.
– Операция? Она не сказала, какая именно?
– Сказала, что по женским делам. Вы понимаете, это не принято уточнять в разговорах с мужчинами. Она сказала, что, видимо, пробудет в больнице долго, а потом уедет на родину восстанавливаться.
– Она не сказала, в какой больнице будут делать операцию?
– Нет. Вера просила не навещать ее, потому что, дескать, там очень строгий режим. Ну мы и не навещали.
Бред какой-то! Судя по рассказу Зои-Веры, в этот момент она лежала на операционном столе, где ей изменяли лицо.
– Петр Васильевич, а вы не заметили каких-то странностей в голосе Веры?
– Каких странностей? – не понял он.
– Ну, может, какие-то непривычные интонации, или еще что.
Шовкошитный задумался.
– Вы знаете, – сказал он наконец, – я вспомнил, что тогда обратил внимание на то, что говорила она с небольшой хрипотцой. Но я подумал, что это от болезни.
– Понятно… Значит, после того как Вера заходила к вам в кабинет, в следующий раз вы ее увидели, только когда она пришла увольняться?
Шовкошитный покачал головой:
– Нет. Я ее не видел в тот день.
– Как так? – удивился я.
– Я как раз отъезжал в этот момент. Буквально на час-полтора. За это время она успела уволиться и уйти. Я еще, помню, удивился, что она меня не дождалась. И, главное, потом не позвонила. Исчезла – и все.
– А вы ей тоже не звонили?
– Звонил. Но по телефону ни разу никто не ответил.
Он замолк и вытащил еще одну сигарету.
– Хорошо, но с кем-то она общалась в тот день.
– Ну, конечно. С секретарем нашего отдела кадров. Но она у нас новенькая, пришла сюда уже после ухода Веры.
– А вас не насторожило, что Вера не подходит к телефону?
Он отрицательно покачал головой:
– Она говорила, что собирается ехать на родину, куда-то, кажется, на Северный Кавказ. Поэтому я не придал большого значения тому, что ее нет дома. Скажите, а Вера действительно в тюрьме?
Вместо ответа я вытащил из портфеля фотографию.
– Вы узнаете эту женщину?
Шовкошитный посмотрел на карточку.
– Да, это Вера…
Вдруг он запнулся, будто ему в голову внезапно пришла какая-то мысль:
– Погодите-погодите. Дайте фотографию.
Он покрутил фотографию в руках.
– Это Вера, но.. какая-то не такая, – наконец заключил он.
– Что значит «не такая»? – насторожился я.
– Не могу сказать с полной уверенностью. Что-то в лице изменилось.
– Но вы уверены, что это действительно Вера?
Он кивнул:
– Да. Абсолютно уверен. Видите, вот тут маленькая родинка у подбородка. Это Верина родинка. Ну и взгляд, и вообще. Я ее знаю много лет и уверен, что это она. Но все-таки какая-то не такая. Может, это после болезни?
Я вышел от Шовкошитного уже под вечер. Конечно, пришлось сдержать слово – рассказать ему почти все подробности дела моей подзащитной. Опасаться разглашения тайны следствия или какой-либо другой тайны не приходилось: известно мне было очень мало. Почти ничего.
Воха встретил Яшу в гараже и на удивление был практически трезв. Он разобрал то, что осталось от зебры, на запчасти и сосредоточенно разглядывал кучу деталей.
– Яш, может, давай тебе мотоцикл из этого барахла соберем?
– Где одноглазый? – Яша сгорал от нетерпения, в нагрудном кармане куртки лежала коробочка с заветным глазом, и ему не терпелось его примерить. План в его голове созрел уже очень давно и был на удивление прост.
Воха обтер руки промасленной тряпкой, чтобы удобнее было жестикулировать:
– Нашел я его за Объездной. Гляжу, типа, трактор стоит, в кузове зебра, у меня тут сердце зашлось. Тяжело, блин, в деревне без нагана. Я бы этим сволочам руки бы поотрубывал, в натуре…
– Наганом-то, – прервал Яша друга, пока тот окончательно не разошелся и не пошел крушить все направо и налево.
– Наганом? Легко! Ну я и говорю. Трактор, типа, стоит, а этот придурок в поле цветочки нюхает. Типа, на сексуальное свидание приехал. Я к нему. За машиной говорю, типа, приехал и за тобой, кореш. А он, типа, чекист. Кто да что… Да, короче, другой человек ему стрелку забил. Ну, я ему растолковал, в натуре. Кто есть ху. Он, типа, поверил, только, говорит, без трактора не поеду. Уведут. Пристроили мы эту арбу на стоянку, ну и, значит, сюда. Я пацанам-клиентам сказал, что у меня, типа, отгулы, и давай зебру выхаживать. Поселил этого кренделя в гараже, как ты просил. А он ночь поспал и свалил. Надо, говорит, трактор проведать. Свалил, и с концами. Не объявлялся, в натуре. Только вот шмотки бросил, может, вернется или по типу того…
– Пили много? – поинтересовался Яша.
– Да этот придурок трезвенник. – От возмущения Воха сложил пальцы веером и замахал ими перед лицом товарища. – Бомж – трезвенник! Отпад, в натуре!
Яша осмотрел оставленные Михалычем шмотки: разводной ключ, термос, мешочек с махоркой, противогаз – и с сомнением покачал головой:
– Может, и не вернется…
– Ну а бабки? Я же ему только половину отстегнул. Он что, чисто, такой бескорыстный?
