Капитан внимательно наблюдал за Волковой. Она с кривой усмешкой поглядывала на старания оперов и совсем не волновалась. Дурной знак.
Шибанов не однажды присутствовал на обысках, и поведение хозяев чаще всего напоминало детскую игру — «холодно — горячо». Чем ближе опера подходили к предмету поисков, тем сильнее нервничали хозяева.
Григорий подошел к окну — ткнул пальцем в горшок с цветком, земля жесткая. Давно не поливали. Оно и верно, кто же поливать-то будет, если хозяйка в следственном изоляторе. Бывает, что самые серьезные сюрпризы прячутся именно вот в такой невзрачной глиняной посуде.
В комнате утепленный дорогой линолеум — Галина Волкова предпочитала жить с комфортом. Изыск любит, а вот плинтуса у самой стены не прибиты, и край топорщился некрасивой волной.
Григорий подцепил носком ботинка линолеум и увидел, что под ним был постелен дубовый паркет.
— А что это вы на такой красивый паркет линолеум постелили? — удивленно посмотрел капитан на девушку, Которая, как оказалось, наблюдала за ним с пристальным вниманием.
Слегка вздрогнула. Или это только показалось?
— У каждого свои вкусы.
Улыбка слегка растерянная, даже чуточку виноватая. А вот это уже существенно.
— Вот что, давайте отдерем линолеум и посмотрим, что под ним, — распорядился капитан.
Покрытие отдирали без суеты, осторожно, стараясь не повредить дорогую вещь, а когда смотали до середины комнаты, на темно-желтой поверхности паркета показались бурые разводы.
— Ну, чего застыли? — занервничал Григорий. — Скатывайте до конца.
Понятые, похоже, приросли к своим стульям. Они чувствовали, что назревает что-то очень серьезное, но что именно — понять не могли.
Свернутый линолеум длинным плотным бревном лежал вдоль стены.
— Откуда эта кровь? — повысив голос, спросил капитан, указывая пальцем в центр комнаты.
— Я не знаю, — нервно ответила Волкова.
— Я тебя спрашиваю, откуда на паркете кровь? — Теперь важно подавить психику, пока подозреваемая не успела придумать что-то стоящее.
— Я не знаю! — взвизгнула Галина.
— Может, ты будешь утверждать, что резала посреди комнаты барана и кровь не успела просохнуть?! — продолжал наседать капитан, — Ну?
Волкова закусила губу и, встряхнув кулачками в воздухе, проорала:
— Я не-е зна-а-ю!!
— Ладно, с тобой мы еще разберемся. Понятые, — капитан смотрел прямо на женщину, которая то бледнела, а то вдруг начинала покрываться багровыми пятнами, как если бы обвинение было предъявлено ей лично, — обратите внимание на это пятно. Предположительно, это следы человеческой крови. Экспертиза более точно ответит не этот вопрос. — Капитан вновь повернулся к Галине Волковой, закрывшей лицо руками, и продолжал жестко спрашивать:
— А теперь ответь мне, зачем твой дружок спрашивал у соседей лопату?! Ну!
Волкова неожиданно оторвала ладони от лица. Момент был упущен — теперь перед ним был собранный, волевой человек. Злобно стиснув челюсти, она произнесла бескровными губами:
— А вот это вы у него и спросите. Похоже, что дальше разговаривать с ней будет непросто.
— Непременно, — холодно ответил Шибанов.
Глава 20.
В НАШЕ ВРЕМЯ ВСЕ ОПРЕДЕЛЯЮТ ДЕНЬГИ
— Жена солила, — победно объявил Иван Степанович, выставив на стол литровую банку с селедкой. — Здесь и лучок и гвоздика, все по высшему разряду, как нюхнешь, так и закачаешься… — многозначительно пообещал он.
Здесь же, на столе, стояло три бутылки пива, на пятерых крепких мужиков немного, но и вдоволь нельзя — как-никак рабочий перерыв.
Маркелов достал полукопченую колбаску, четвертинку черного хлеба, несколько вареных картофелин и, порывшись чуток в сумке, извлек бутылку водки.
— Это ты ни к чему, убери, — неуверенно запротестовал батя, — а то перепьемся и сдуру палить начнем в друг дружку.
— Я к тому, что можно в конце смены посидеть, — неуверенно произнес Захар.
— А что, повод для этого есть? — насторожился Иван Степанович.
Ворона ловко перехватил банку и вытряхнул из нее селедку в глубокую тарелку. Испачкался. Брезгливо посмотрел на руки и отер их о край газеты.
— Имеется, батя, ухожу я от вас, — рубанул Маркелов.
— Это как так уходишь? — не понял Федосеев.
— А вот так, батя, ухожу, — как можно спокойнее продолжал Захар. — Платят здесь у вас немного, как говорится, особенно не разживешься, а я ведь жениться собрался. Мне деньги нужны.
Похоже, Иван Степанович даже потерял аппетит, отодвинув от себя тарелку с картошкой, он укоризненно произнес:
— Ну, это ты, Дима, напрасно! У тебя три выходных, за это время ты можешь еще столько же заработать, если не больше.
— Все это не то, батя, — уверенно присел к столу Маркелов, — хотелось бы меньше работать да больше получать..
— Так не делается, парень, к работе нужно серьезно относиться! — Иван Степанович был расстроен не на шутку. — Знаешь, как называют таких, как ты?
— И как же? — хмыкнул Маркелов — Перекати-поле! Там поработал, здесь поработал, еще куда-то пристроился. А ты попробуй в одном месте потрудиться, связями обрасти, вот тогда, может быть, и деньги у тебя появятся!
— Что-то ты, батя, на него насел, — удивился Кузя. — Парень он свободный, где хочет, там и работает.
— А я вас, молодежь, воспитываю… Если бы мы в свое время так бегали, так вообще ничего не имели бы, кроме драных штанов. То за бабами бегаете, пустив слюну, то какие-то шальные деньги ищете. А вы себе под ноги посмотрите, может быть, тогда увидите все, что вам надо, — и девок крутозадых, и денег немереных.
— Что-то ты, батя, совсем разгорячился, — примирительно произнес Захар, — я ведь себе и место неплохое нашел, где мне будут платить по высшему разряду. — Нашел, говоришь?.. А ни хрена это место не стоит. Я удивляюсь вам, молодым, как можно уходить с того места, где ты по душе пришелся. Еще неизвестно, как там дальше у тебя сложится. А ты людям здесь в душу нагадил.
— Да ладно тебе, батя, в наше время все определяют деньги. Где больше платят, туда и идешь. Разве не так? Вот скажи мне откровенно, сам бы не хотел иметь лишнюю копейку на старости лет? Вот так-то! А потом, чего ты так переживаешь? Я же не ухожу от вас навсегда.
— Ты мне зубы не заговаривай, пацан. Обидел ты меня очень. Я к тебе привязался, а ты мне вон как! Оплеуху такую выдал. Весь аппетит испортил. Даже кусок хлеба в горло не лезет.
— Ну ладно тебе, батя, — примирительно обнял Ивана Степановича за плечи Захар, — что-то ты очень раскипятился. Всегда такой ровный, а тут прямо-таки завелся. Честно говоря, я себя даже как-то неловко чувствую.
— Расстроил ты меня, парень, ох как расстроил. Давно я не пил, но вот приду домой, обязательно набухаюсь. Ты все-таки подумай, Захар, не спеши уходить, повремени.
— Все упирается в финансовый вопрос, батя.
— Ну, вот сколько бы ты хотел заработать?
— Ну, скажем, для начала тысяч тридцать баксов, чтобы тачку приличную купить. И вообще, чтобы себя как-то человеком почувствовать. С бабами в кабаках покутить.
— Ты же жениться собрался!
— Одно другому не мешает, — улыбнулся Маркелов.
— Ну ты и замахнулся! Деньги-то немалые. А может быть, тебе миллион нужен?
— Я бы и миллион, батя, взял, да вот только никто не дает, — грустно выдохнул Маркелов.
Старик взял нож, отрезал кусок сливочного масла и положил его на блюдо.
Масло мгновенно потекло, заливая густым ручейком рассыпчатую картошку.
— Вот что я тебе скажу, сынок. Со своим уходом ты явно торопишься.
Повремени! Москва город большой. И поверь мне, старому дураку, что деньги здесь крутятся огромные. Тридцать тысяч долларов, может быть, я тебе не смогу предложить, но на хорошую машину ты бы мог заработать, — серьезно объявил Федосеев. — Ну, так что, по рукам?
— Ничего не обещаю, Степаныч, но думать буду. Так я водочку не убираю?
Пускай постоит. А после рабочего дня мы уж начнем. Если уж не за здравие, то хотя бы за упокой.
Вторую половину смены Федосеев был малоразговорчив, что на него не было похоже, а когда дежурство закончилось, попрощался сухо, как если бы они виделись второй раз в жизни.
Уже отъезжая, Захар заметил, как вслед ему тронулась белая «восьмерка».
Не «хвост» ли? Показалось. «Восьмерка» отстала от него уже после второго квартала, а затем свернула в сторону.
Глава 21.
НЕ ГРУЗИ ТЫ МЕНЯ, НАЧАЛЬНИК
Шибанов старался вести себя спокойно, как человек, у которого в запасе имеется еще пара крепких козырей, придержанных до времени, чтобы ударить ими наотмашь. Наверняка. Но Фарид тоже, казалось, набрался терпения и смотрел на оперативника с вызывающим хладнокровием и лишь хмыкал на очередной его вопрос.
Шибанов умело намотал нервы на кулак, но был близок к тому, чтобы обломать стул о его самодовольную физиономию.