– И как далеко, по-вашему, она может зайти? – спросила Стейси.
– Все зависит от ее оценки возможной опасности, – ответила инспектор, вспоминая раздвижные ворота, дом и машины, не говоря уже о карьере их хозяйки.
Затем Ким подошла к доске, которая была разделена на две половины. Первая при этом была разделена еще на четыре части.
Информация о Терезе Уайатт и Томе Кёртисе занимала первые две четвертинки. Следующие две были отданы Мэри Эндрюс и Артуру Коннопу.
– Криминалисты выяснили что-нибудь об Артуре? – задала вопрос Стоун.
– Обнаружены осколки стекла от передней левой фары и частички белой краски, оставшиеся на его штанине. Сейчас они пытаются определить их происхождение, – рассказала Вуд.
Ким пристально посмотрела на левую половину доски. Несмотря на то, что она не могла этого доказать, инспектор была уверена, что смерти Мэри Эндрюс и Артура Коннопа были связаны с какими-то серьезными событиями, произошедшими десять лет назад.
«Что же вы такое наделали?» – мысленно задала она вопрос.
Противоположная половина доски была разделена на две части, которые были посвящены выкопанным жертвам. Ким знала, что до конца дня доску разделят по-новому.
Но сейчас на ней было написано три имени:
Мелани Харрис
Трейси Морган
Луиза Данстон
– Как обстоят дела с идентификацией? – спросила Стейси, проследив за взглядом начальницы.
– Скорее всего, эти трое были небольшой сплоченной группой, – ответила Стоун, не поворачиваясь. – Надеюсь, что доктор Бэйт обнаружит какие-то улики, чтобы мы могли определить, кто есть кто.
– А вы не думаете, что их может быть больше трех, командир? – поинтересовалась мулатка.
Ким покачала головой. На этой конкретной группе сосредоточились по определенной причине.
– Ты можешь побольше узнать об этих трех в «Фейсбуке», но только так, чтобы тебя не обнаружили?
– Легко. Когда я спросила, помнит ли меня кто-то из девочек, то одна из них спросила, не та ли я застенчивая негритяночка с толстыми стеклами очков и заиканием. И я с ней согласилась.
Ким глубоко вздохнула.
– А что тебе удалось выяснить о проповеднике?
– Единственный проповедник, который как-то связан с Крествудом, – это Виктор Уилкс. Тот, который занимался благотворительностью. Его имя появляется в нескольких постах. Девочки благодарно называют его «отцом». Он посещал приют раз в месяц и проводил для них короткие службы.
– Откуда он?
– Сложно сказать. Пока я только смогла выяснить, что несколько лет Уилкс провел в Бристоле, пару – в Ковентри и год – в Манчестере. Я разослала несколько писем, чтобы выяснить хоть что-то дополнительно.
– А где он сейчас?
– В Дадли.
– Когда он туда попал?
– Два года назад, – ответила Стейси, постучав по клавишам.
– У тебя есть адрес?
Вуд уже как раз протягивала Ким листок с адресом, когда Брайант положил телефонную трубку.
– Шеф, звонили снизу. К вам посетитель.
Стоун нахмурилась. Она была слишком занята, чтобы бросить все ради какого-то посетителя.
– Перезвони им и…
– От этого посетителя не отмахнуться, шеф, – возразил сержант. – Это Бетани Адамсон, и она очень зла.
– Чем я могу вам помочь? – спросила Ким, спустившись вниз.
Девушка повернулась, и инспектор вздрогнула – она была потрясена до глубины души. И не тем, как эта посетительница была похожа на Никола – в конце концов, они были однояйцовыми близнецами. Потрясло ее то, насколько мало эти двое были похожи друг на друга.
Сестра танцовщицы не стала протягивать руку для приветствия.
– Меня зовут Бетани Адамсон, и я хотела бы с вами переговорить, – заявила она.
Пока Ким шла с ней к комнате для допросов № 2, ее сопровождал какой-то ритмичный глухой шум. Введя код, Стоун открыла дверь, и посетительница протиснулась в комнату мимо нее, используя зажатую в правой руке трость.
Инспектор заметила, что на Бетани были добротные сапоги с плоской подошвой без каблуков, которые доходили ей до колен. В них были заправлены свободные черные джинсы. Широкая зимняя куртка почти полностью скрывала хрупкую фигуру девушки, которая была еще тоньше, чем фигура ее сестры.
– У меня не так много времени, мисс Адамсон, – сказала Стоун.
– То, чё я хочу вам сказать, инспектор, не займет многа время.
Ким удивилась тому, насколько все-таки распространен акцент Черной Страны.
Она кивком предложила девушке продолжать, а сама внимательно осмотрела ее. Если б она не знала, что Адамсоны были близняшками, то решила бы, что Бетани – это старшая сестра Никола.
Светлые волосы посетительницы, с жирными и непромытыми корнями, их хозяйка стянула на затылке в конский хвост. Черты ее лица, хотя и идентичные по своей лепке чертам ее сестры, были тоньше и резче, чем у танцовщицы.
Было ясно, что основная часть харизмы и жизнерадостности досталась второй близняшке.
Инспектор заметила, что девушка всем своим весом опирается на трость.
Она предложила ей сесть, но Бетани отрицательно помотала головой.
Тогда Ким тоже осталась стоять. Они смотрели друг на друга через длинный стол для переговоров.
– Вчерась вы говорили с моей сестрицей, – начала посетительница.
Стоун была потрясена суровостью, которая появилась на лице у этой девушки. У нее были тонкие губы, а брови, когда она хмурилась, почти соединялись на лбу.
– Ваши имена всплыли во время проводимого мною расследования, – пояснила инспектор.
– Нам нечего вам сказать.
– А откуда вы это знаете? – поинтересовалась заинтригованная Ким.
Бетани Адамсон поймала ее взгляд, и какое-то время они не отрываясь смотрели друг на друга. Глаза посетительницы были холодными и пустыми. В них не было видно ни злобы, ни агрессии. Они были просто мертвыми и немигающими. Если считать, что лицо – это зеркало души, то эта девушка никогда в жизни не испытывала ни радости, ни любви.
– Я просто это знаю, – заявила она.
– Ваша сестра была более любезна, – заметила Стоун, складывая руки на груди.
– Ну, она ж не понимает, правда?
– Не понимает чего?
– У нас было тяжелое детство, – тяжело вздохнула Бетани. – Нашей матерью была шлюха, сидевшая на героине, которая сдавала нас в приюты и забирала оттуда, как книжки из библиотеки. А када мы подросли, наши шансы на счастливую жизнь вааще испарились, потому што мы были никому не нужны. На всем свете нас было только двое…
– Я все это понимаю, мисс Адамсон, но…
– Годы, проведенные в Крествуде, совсем не были щасливыми, но вы, боюсь, никогда не поймете, што такое иметь мать, которой вы нужны, тока как источник детского пособия.
Девушка не отводила от Ким глаз.
– В детстве у нас не было ни любви, ни стабильности, и мы не хотим об этом вспоминать, – продолжала она. – Ни я, ни Никола.
Инспектор понимала Бетани гораздо больше, чем была готова признать.
Несмотря на манеру посетительницы вести себя, Ким очень хотела достучаться до нее. Она понимала, откуда взялась эта защитная реакция, но сейчас ее окружали трупы, прошлые и настоящие, и о них она должна была думать в первую очередь.
– Что там происходило, Бет? – негромко задала она вопрос.
– Мисс Адамсон, если вы не возражаете, а выяснить это должны именно вы, инспектор. Но не приплетайте к вашим поискам ни меня, ни мою сестру. Это не принесет нам ничё хорошего.
– Даже если это поможет поймать убийцу?
– Даже если поможет. – Лицо девушки абсолютно ничего не выражало. – Моя сестра слишком вежлива, штобы просить вас о чем-то. А я не такая. Так што оставьте нас в покое.
– Если в интересах следствия мне придется еще раз переговорить с любой из вас…
– Я бы на вашем месте этого не делала. Ежели вы не оставите нас в покое, то обещаю, вы об этом пожалеете.
С удивительной скоростью Бетани Адамсон подошла к двери. Она исчезла до того, как Ким сообразила, что ей только что открыто угрожали.
Но вместо того, чтобы испугать ее, слова этой резкой девушки произвели на инспектора прямо противоположное действие.
Теперь она мучилась еще одним вопросом.
Детство Никола и Бет было абсолютно одинаковым, но выросли они прямыми антиподами. Так что же произошло с Бетани, что превратило ее в такую злобную и недружелюбную индивидуалистку?
Жилой массив Холлитри находился между Брирли-Хилл и Уордсли. Весь этот район, построенный муниципалитетом в семидесятые, располагался на площади в две квадратные мили, и на данном этапе в нем только официально зарегистрированных сексуальных маньяков проживало целых шесть штук. Внешний круг состоял из серых сборных домов с окнами, стекла в которых были или разбиты, или заколочены досками, или зарешечены. Ограды, которые когда-то разграничивали участки, давно исчезли, а палисадники возле заброшенных домов жители массива теперь использовали в качестве свалок для мусора. Дороги были забиты брошенными машинами с вывороченными панелями.
