Его физиономия осветилась улыбкой человека, довольного собственными мыслями. Питт буквально онемел от изумления. Он не имел ни малейшего представления о том, правду ли говорил ему Марч, но его небольшие познания в бракоразводном законодательстве не оставляли никаких сомнений в правоте Юстаса. Муж может выбросить на улицу свою уличенную в измене жену, интересы же жены закон вообще не защищает. А применительно к мужчине вопрос о супружеской измене просто не ставился.
— Я вижу, вы меня поняли, — заметил Юстас. — Очень разумно с вашей стороны. Чем меньше слов, тем лучше. Но имейте в виду, я поделился с вами сугубо личной информацией. Уверен, что вы никому не станете ее разглашать. Вполне доверяю вашей порядочности. Подобные вещи — дело семейное; нехорошо, когда их обсуждают чужие люди.
Он развел руки в жесте конфиденциальности, как бы дополнительно подчеркивая, что все сказанное должно остаться между ними.
— Я сообщил вам это, чтобы вы могли лучше понять сложившуюся ситуацию. Бедному Уильяму пришлось с очень многим мириться, но теперь он стоит на пороге настоящего супружеского счастья. А трагедия произошла из-за того, что бедняжка Эмили не смогла сохранить здравый смысл. Стоило ей потерпеть еще несколько дней, и все само утряслось бы. Страшная трагедия. — Юстас наигранно шмыгнул носом. — Но будьте уверены, мы о ней позаботимся. Ничего дурного с ней не произойдет.
— Я пока не ухожу, — ответил Питт, чувствуя себя полным идиотом.
Как же нелепо он выглядит в этой уютной и тихой гостиной, заставленной собранием семейных реликвий, рядом с солидным Юстасом Марчем, напоминающим дедовское кожаное кресло… Сам Питт со спутанными волосами, неумело завязанным галстуком, в мешковато сидящем сюртуке и двумя носовыми платками Джорджа в кармане был откровенно комичен. Обувь Юстаса ежедневно чистил мальчишка-чистильщик. Туфли Питта с заплатами на подметках чистила Грейси, только когда вспоминала об этом, и когда у нее находилось время.
— Я еще не закончил, — повторил он.
— Как вам будет угодно. — Юстас был явно разочарован, но особого беспокойства поведение Питта у него не вызвало. — Делайте, что полагаете необходимым, но, пожалуйста, постарайтесь, чтобы все выглядело пристойно. Я понимаю, вы не хотите лишиться работы. Пройдите на кухню, там вас накормят, если хотите. И вашего коллегу Страйпа, разумеется, тоже.
Страйп был счастлив пообедать на кухне, и вовсе не потому, что у него появилась надежда получить ценные сведения по расследуемому делу, а потому, что вместе с ним там обедала Летти Тейлор, прелестная, как весенний сад. На протяжении всего обеда он не отрывал глаз от тарелки. Страйпу страшно хотелось взглянуть на Летти, но он жутко стеснялся. Полицейский не привык к обедам в столь чопорном, строго соблюдающем иерархию обществе. Во главе стола восседал дворецкий, словно отец большого семейства, в противоположном конце место матери семейства занимала экономка. Дворецкий руководил всем так, словно за столом совершалась некая церемония чрезвычайной важности. Строжайшим образом соблюдались все положенные правила. Младшие лакеи и горничные вообще не имели права беседовать за столом и отвечали только тогда, когда к ним обращались старшие. Личные горничные дам как из семьи Марчей, так и приезжих, составляли особую группу и практически не общались с остальной прислугой. Старшие лакеи, кухарка и старшая горничная сидели в центре и беседовали друг с другом.
Манеры за этим столом были не менее утонченные, чем за хозяйским. Темы разговоров были столь же скучны и банальны, но атмосфера отличалась большей теплотой. Еду обязательно хвалили, каждое принесенное блюдо. За оплошности младшую прислугу старшие укоряли мягко, но с родительской снисходительностью. Время от времени раздавалось хихиканье, были и обиды, щеки некоторых девушек заливались краской — всё точно так же, как дома у Страйпа в пору его детства. Только требования здесь были более строги и порой непонятны: локти следовало держать строго параллельно, все зеленые овощи необходимо было съесть, в противном случае не подавали пудинга, разговоры с набитым ртом мгновенно пресекались так же, как и любые высказывания, нарушающие этикет. Любые упоминания о смерти здесь были бы восприняты как проявление чудовищной невоспитанности, а замечания об убийстве представлялись просто немыслимыми.
В конце концов Страйп бросил невольный взгляд на Летти, которая в белых кружевах поверх черного платья выглядела строго и чопорно, и обнаружил, что она тоже смотрит на него. Даже в свете газовых рожков ее глаза поражали удивительной голубизной. Полицейский быстро отвел взгляд и настолько смутился, что не смог продолжать еду из страха обронить горох на сияющую белизной скатерть.
— Вам не нравится здешняя еда, мистер… э-э-э… Страйп? — холодно осведомилась экономка.
— Еда превосходная, мэм, спасибо, — ответил он. Но, почувствовав, что на него все еще смотрят, как будто ожидая чего-то, добавил: — Я… я просто немного задумался.
— Ну, что ж, надеюсь, вы не станете здесь делиться своими мыслями. — Кухарка от отвращения даже громко высморкалась. — Действительно! Хватит с нас того, что у Рози истерика, Мэриголд уволилась и ушла бог знает куда… Просто не знаю, до чего мы еще доживем!
— В том доме, где я служила раньше, полиция никогда не бывала, — сурово заметила горничная Сибиллы. — Никогда! И здесь я остаюсь только из-за преданности своей хозяйке.
— Мы все тоже! — с ходу поддержала ее Летти, даже не успев по-настоящему продумать свои слова. — Но чего же вы хотите? — поспешила она исправить свою оплошность. — Чтобы нас некому было защитить, когда кому-то взбредет в голову зарезать нас ночью в спальне? Что касается меня, то я рада, что мы находимся под охраной полиции.
— Ха! Неудивительно, милочка, что вы рады! — многозначительно провозгласила экономка. Летти тут же залилась краской.
— Не понимаю, что вы хотите этим сказать.
Она опустила глаза и уставилась в тарелку. Сидевшая рядом с ней горничная захихикала, но, почувствовав на себе сердитый взгляд дворецкого, прижала ко рту салфетку.
Страйп ощутил непреодолимое желание защитить Летти. Как они смеют унижать и высмеивать ее!
— Весьма достойно с вашей стороны, мисс, — заметил он, глядя прямо на нее. — Понимать противодействие и спокойно воспринимать его. Здравый смысл — самое лучшее средство в такое время. Можно было бы избежать многих неприятностей, если бы мы чаще его демонстрировали.
— Спасибо, мистер Страйп, — поблагодарила его Летти.
Но румянец еще больше разлился по ее щекам, и Страйпу хотелось надеяться, что это румянец благодарности. Остаток обеда прошел за вполне банальными разговорами. У Страйпа больше не было вопросов к прислуге. Питт тоже завершил свои дела на господской половине дома, и настало время уходить. Страйп покидал дом с сожалением, которое на несколько мгновений сменилось восторгом, когда Летти спустилась под каким-то незначительным предлогом на кухню, встретилась с ним взглядом и пожелала ему доброй ночи, а затем, элегантным движением подобрав юбки, побежала вверх по лестнице и скрылась в коридоре.
Страйп открыл рот, чтобы ответить, но было уже поздно. Он обернулся, заметил улыбающегося инспектора и понял, что все его чувства были слишком явно написаны на физиономии.
— Очень мило, — заметил Питт одобрительно. — И очень разумно.
— Э-э-э… да, сэр.
Улыбка Томаса сделалась еще шире.
— Однако подозрительно, Страйп, весьма подозрительно. Мне кажется, вам следовало бы еще ее расспросить, чтобы побольше узнать о том, что ей известно.
— О, нет, сэр! Она… — Он встретился взглядом с Питтом. — Да, сэр, конечно, я расспрошу ее. Завтра утром. Как раз и начну с этот.
— Прекрасно. Удачи вам, Страйп!
Констебля настолько переполняли эмоции, что он даже не нашелся что ответить.
Наверху, в столовой, обед прошел еще хуже, чем предполагала Шарлотта. Присутствовали все, включая Эмили, на которую было тяжело смотреть. Она вся извелась от переживаний. Женщины были либо в черном, либо в сером, кроме тети Веспасии, которая никогда не носила траур. На ней было платье оттенка лаванды. За первым блюдом царило почти полное молчание. К тому времени, когда суп уже успел остыть и все нехотя перешли к рыбе, перекладывая ее куски в густом, словно клей, соусе, из одной части тарелки в другую, атмосфера в столовой сделалась откровенно тягостной.
— Каков наглец! — неожиданно взорвалась миссис Марч.
Все застыли в ужасе, не зная, к кому может относиться ее восклицание.
— Простите? — изумленно взглянул на нее Джек Рэдли.
— Полицейский… Спот… или как там его зовут, — продолжала миссис Марч. — Задает слугам всякие вопросы, сует нос в дела, которые его не касаются…
