— Миссис Висборо хочет, чтобы мы прекратили съемки фильма.
Я спросил Говарда:
— Вы с ума сошли? — Это было нетактично, но зато выражало мою злость. Я боялся стилета в сердце, а Говард приволок кучу клоунов.
Однако вся троица была одета в неприметные костюмы для скачек, никаких белых колпаков, шаровар и красных носов. Одри Висборо оперлась на свою трость и продолжила недовольным тоном:
— Ваш режиссер, Томас Лайон, — она бросила на меня злобный взгляд, — самым очевидным образом не намерен ни следовать фактам, ни остановить съемки этой пародии. Я требую, чтобы вы приказали ему прекратить.
Говард переступил с ноги на ногу и неубедительно протянул:
— Э-э… Одри…
О'Хара на удивление сдержанно ответил ей, что у него нет власти самовольно остановить съемки (которая, как я полагал, у него была) и что ей следует изложить свои возражения в письменном виде прямо боссам кинокомпании — другими словами, на самый верх.
Она объявила, что сделает это, и потребовала фамилии и адреса. О'Хара любезно подал ей две или три визитные карточки, но вся его учтивость и стремление успокоить Одри не проникли в ее сознание. Одри Висборо чувствовала себя глубоко оскорбленной замыслом фильма, и ничто, кроме отказа от его завершения, не могло удовлетворить ее.
Элисон стояла рядом с ней, кивая. Родди делал вид, что поддерживает ее, но по взглядам, которые он бросал на мать, я сделал вывод, что его намного меньше, чем ее, волнует все происходящее.
Я обратился к Говарду:
— Зачем вы привели их сюда?
— Я не мог остановить их, — оскорбленно ответил он. — И я, конечно, согласен с Одри, что вы довели ее этой отвратительной идеей почти до болезни.
— Вы согласились с изменениями в замысле, — указал я. — И вы сами написали любовные сцены между Нэшем и Сильвой.
— Но предполагалось, что они будут спокойными и будут проходить в гостиной, а не в постели. — Голос его дрожал от жалости к себе. — Я хотел этим фильмом сделать приятное семье Висборо.
С секундным проблеском вины я подумал, что его мучения с Одри Висборо еще не достигли пика.
Я обратился к ее дочери Элисон:
— Вы хотели бы посмотреть на снимаемые сцены?
— Я? — Она была удивлена и, прежде чем ответить, посмотрела на мать. — Это не изменит наших чувств. Этот фильм — бесчестье для нас.
Однако, когда я в негодовании сделал шаг к выходу, она шагнула следом за мной.
— Куда ты идешь? — резко спросила ее мать. — Ты нужна мне здесь.
Элисон сумрачно посмотрела на меня и сказала:
— Я попробую повлиять на мистера Лайона.
Она решительно зашагала рядом со мной; одета она была в твидовый костюм и простые ботинки, подходящие для данной местности и погоды.
— Папа был хорошим человеком, — сказала она.
— Я уверен.
— Он не был легкомысленным, — продолжала она с теплотой в голосе. — Человек принципов. Некоторые считали его скучным, я знаю, но для меня он был хорошим отцом. Он считал, что женщины страдают от того, что в Англии семейное состояние наследуют в основном сыновья, и поэтому он оставил свой дом мне. — Она помолчала. — Родбери был в ярости. Он на три года старше меня и воспринимал как должное, что все достанется ему. К нему всю жизнь относились великодушно. Папа купил ему лошадей для участия в показательных скачках и настаивал на том, что Родбери сам должен зарабатывать, давать уроки. Я думаю, это весьма разумно, поскольку папа не был чересчур богат. Он разделил свои деньги между нами троими. Никто из нас не богат. — Она снова сделала паузу. — Я думаю, вы пытаетесь понять, почему я рассказываю вам все это. Просто я хочу, чтобы вы были справедливы к папиной памяти.
Я не мог быть справедливым, по крайней мере так, как они добивались от меня. Я сказал:
— Думайте об этом фильме как о выдуманной истории, о придуманных людях, а не о ваших отце и матери. В конце концов, люди в фильме не похожи на ваших родителей. Это не они. Они придуманы.
— Мама никогда не поверит в это.
Я повел ее в паддок, где Монкрифф, как всегда, возился с освещением.
— Я собираюсь показать вам двоих людей, — пояснил я Элисон. — Скажите мне, что вы о них думаете.
Судя по виду, она была в замешательстве, но все же обратила взгляд в том направлении, куда я указывал. Она без эмоций смотрела на Сиббера, здравомыслящего человека пятидесяти лет, и на прелестную юную Сильву в отличного покроя пальто, блестящих узких ботиночках и очаровательной меховой шляпке.
— И что? — спросила Элисон. — Они выглядят довольно мило. Кто это?
— Мистер и миссис Сиббер.
— Что? — Она развернулась ко мне, едва помня себя от ярости. Потом, получше обдумав резонность прямой физической атаки, задумчиво уставилась в прежнем направлении.
— Чуть дальше них, — пояснил я, — стоит Нэш Рурк. Он играет героя, дальним прототипом которого послужил Джексон Уэллс.
Элисон безмолвно смотрела на широкоплечего покорителя сердец, чьи обходительность и интеллигентность были безошибочно различимы даже с расстояния в двадцать футов.
— Пойдемте со мной, — предложил я.
Она в ошеломлении последовала за мной, и я повел ее туда, где Грег Компасс и Люси, кажется, наконец-то разыскали отца Люси.
— Вот это, — сказал я Элисон, — Грег Компасс, который берет интервью для телевидения у людей, занимающихся скачками.
Элисон коротко кивнула в знак того, что узнала его.
— Эта семья, — без выражения продолжал я, — мистер и миссис Уэллс и их дочь Люси.
Элисон открыла рот, но не смогла выговорить ни слова. Джексон Уэллс, прекрасно выглядящий и улыбающийся, стоял между двумя милыми, хорошо одетыми женщинами и ждал, когда я завершу взаимные представления.
— Элисон Висборо, — сказал я.
Сияющее лицо Джексона Уэллса помрачнело. Он произнес, как будто выплюнул:
— Ее дочь!
— Видите, — обратился я к Элисон, — Джексон Уэллс почти так же ненавидит вашу мать, как она ненавидит его. В реальной жизни они никоим образом не могли бы вступить в любовную связь. Люди в этом фильме — не они.
Элисон стояла, словно онемев. Я взял ее под руку и повел прочь.
— Ваша мать, — говорил я, — сама себя доводит до болезни. Убедите ее не обращать внимания на то, что мы делаем. Заставьте ее заинтересоваться чем-то другим и не давайте ей увидеть завершенный фильм. Поверьте, что я и не думал неуважительно относиться ни к ней, ни к памяти вашего отца. Я делаю картину о вымышленных людях. Я сочувствую вашей матери, но она не сможет остановить съемки этого фильма.
К Элисон наконец-то вернулся голос.
— Вы безжалостны, — сказала она.
— Так может показаться. Однако я так же уважаю вас, мисс Висборо, как уважает вас Говард. Я уважаю ваш здравый смысл и верность памяти отца. Я сожалею о том, что вызвал ваш гнев, но я не могу устранить его причину. Я должен предупредить вас, что Сиббер в фильме отнюдь не приятный человек. И все, что я могу сказать, — это вновь повторить просьбу не отождествлять его с вашим отцом.
— Говард отождествляет!
— Говард описал Сиббера как хорошего человека, лишенного сильных эмоций. В этом нет ни конфликта, ни драмы. Конфликт есть сущность драмы… первый урок кинематографиста. Как бы то ни было, я приношу извинения вам, вашей матери и вашему брату, но до прошедшей недели я едва знал о вашем существовании.
— О, Родди! — неласково отозвалась она. — За него можете не волноваться. Ему почти все равно. Они с папой относились друг к другу с прохладцей. Я полагаю, они были слишком разными. Родбери — я называю его полным именем, потому что «Родди» звучит как имя милого маленького мальчика, — но он никогда не играл со мной, когда мы были детьми, и другие девочки были так неправы, когда говорили, что я везучая, потому что у меня есть старший брат… — Она резко оборвала сама себя. — Я не знаю, почему говорю это. Мне нелегко говорить с людьми. Особенно с людьми, к которым я не очень-то хорошо отношусь. Как бы то ни было, Родди все равно, что вы скажете о папе, лишь бы он не потерял на этом деньги. Он только притворяется перед мамой, что его это волнует, он всегда подлизывается к ней, чтобы она покупала ему разные вещи.
— Он не женат?
Она покачала головой.
— Он хвастается, что у него много девушек. Я думаю, здесь больше болтовни, чем на самом деле.
Я улыбнулся ее откровенности и подумал о ее неудавшейся жизни: не оправдавший ожиданий брат, обожаемый, но далекий отец, мать, всю жизнь уберегавшая ее от замужества, которое могло оказаться неудачным. И тем не менее эта женщина была достойна уважения.
— Я питаю к вам добрые чувства, мисс Висборо, — сказал я.
Она прямо посмотрела мне в глаза.
— Тогда остановите съемки.
Я подумал о ее чувствах и о ножах.
— Не могу, — ответил я.
Мы завершили запланированные на день съемки, и у нас осталось еще время, чтобы провести наполовину стихийную раздачу автографов ради добрых отношений возле помещения весовой. Нэш, Сильва и Сиббер раздавали автографы десятками, лучезарно улыбаясь.
