– Я о тебе беспокоюсь, – ответила я.
Вова чмокнул меня в щеку.
– Целуетесь? – прозвучал рядом голос Ксении. – Забыли, где находитесь?
– А что, в прокуратуре целоваться запрещено? – удивился Вова. – Или пока мы в той квартире парились, какой-то новый закон приняли о запрете поцелуев в общественных местах?
– Или запрете поцелуев между мужчиной и женщиной? – добавила я. – А сексуальные меньшинства теперь признаны большинством?
Вопрос услышал подошедший к нам следователь.
– Целоваться не запрещено, – сказал он. – Но давайте пройдем ко мне в кабинет. Вначале я хочу поговорить со всей вашей компанией, а потом будем встречаться уже по отдельности.
– Послушайте, нам работать надо, – сказала Ксения.
Вова с Геной кивнули. Я промолчала.
– Чем раньше разберемся, тем скорее освободитесь, – многозначительно изрек следователь и первым тронулся по коридору.
– А почему вы решили собрать нас всех вместе? – спросил Вова, обращаясь к спине следователя. – Вроде бы так не делается?
– Хотел для начала на вас на всех посмотреть. На всех вместе.
– Думаете увидеть, что в нас общего? – хмыкнула Ксения. – Мы сами долго гадали и ничего не придумали.
– Будем рады, если это удастся вам, – сказала я.
У него в кабинете были приготовлены семь стульев, не считая его собственного. Следователь долго и шумно устраивался за своим столом. Мне он почему-то напоминал барсука, благоустраивающего нору.
– А почему семь? – спросил Вова. – Должно быть девять.
– Иностранцы не в моей компетенции. Они по другому ведомству проходят.
– И ФСБ подключилась?! – воскликнула я.
– А вы как думали? – посмотрел на меня следователь поверх очков, потом вздохнул и добавил: – И слава богу. Вы же все знакомы с гражданином Америки Ником Хаусом.
Вова закатил глаза, Ксения показательно застонала, Гена просто покрутил пальцем у виска, я скривилась.
– Но мы ждем пожилую пару и Кирилла Петровича Белохвостикова. Что-то запаздывают.
Я предложила позвонить к себе домой, где сегодня ночевали Агриппина Аристарховна и Иван Васильевич. Следователь с большим удивлением узнал про ограбление квартир бывшей балерины (то есть про разгром квартиры) и Ксении Болконской. Этими делами занимались другие сотрудники, и до него информация еще не дошла. Имел место обычный бардак, когда левая рука не знает, что делает правая.
Следователь отправился куда-то в недра своего заведения выяснять детали двух преступлений, которые, вероятно, будут объединены в одно дело. Он явно подозревал, что его предстоит вести ему (интересно, как его назвали официально?), а мы стали обмениваться впечатлениями. Вова с Геной тоже впервые услышали про ограбление Ксении и балерины.
– К вам никто не залезал?
Они оба покачали головами и быстро шепотом поведали про панику в их кругах. Еще в квартире Верещагина Вова заподозрил, что убитые на площадке воры-взломщики, которых никто из нас не видел, – это их с Геной друзья, прибывшие на выручку. Так и оказалось. Сестра отреагировала оперативно, и ночью двое мужиков, теперь покойных, отправились в запомнившийся нам на всю жизнь дом.
– Но почему они вначале не позвонили в дверь? – спросила я. – Мы бы тут же стали стучать в ответ и… Или у вас не принято?
– Звонок не работал, – сообщил Вова. – Когда приехали мы, звонок работал. Когда депутатская мать прибыла со всей ментовской оравой – тоже работал. Ребята успели отзвониться моей сеструхе, она попросила все равно проверить квартиру. Она уже с ума сходила от неопределенности. Что случилось потом, не знает никто. Вероятно, и не узнает…
– Да во все случившееся невозможно поверить! – воскликнул Гена. – Если бы не вчерашние репортажи в «Новостях», нам бы ребята точно не поверили. И Шедевр еще все подтвердил, – Гена усмехнулся.
– А он где прятался? – поинтересовалась я.
– Внутри детского диванчика. Когда все успокоилось, вышел. И наши инструменты там лежали – в смысле те, которыми двери открывают. Спасибо Родьке – все вынес.
– Как я понимаю, он вынес не только инструменты? – расхохоталась Ксения.
– Ты ожидаешь получить ответ на этот вопрос? – посмотрел на нее Вова.
– А нам всем не предъявят иск за расхищение депутатского имущества? – спросила я.
– Пусть вначале депутатская жена с матерью докажут, что у Верещагина хранилось в квартире, – хмыкнул Гена. – Но, судя по воплям матери, ей будет не до нас. Она с невесткой намерена разбираться из-за рогов, которые и вчера по телевизору показывали, и явно в ближайшее время будут смаковать во всей желтой прессе.
– А заснят с депутатским имуществом только Ник Хаус, – напомнила я. – С бронзовым божком.
– Еще Иван Васильевич, – сказал Гена.
– Ты имеешь в виду самый старый депутатский костюм? – посмотрела на него Ксения и хмыкнула. – Думаю, из-за него иск не предъявят.
– И какой адрес ответчика указывать? – добавила я. – Подвал? Чердак?
– Ивана Васильевича мы в обиду не дадим, – сказал Вова.
– Кстати, а ваш «каблук» где стоял? – спросила я.
– У моего дома, – сообщил Гена. – На обычном месте. Я, признаться, прибалдел.
Мы с Ксенией открыли рты. Сама машина точно не могла вернуться к родному дому.
– Нас не заставят убирать квартиру депутата? – спросила я через несколько минут.
Этот вопрос услышал следователь, вернувшийся в кабинет вместе с Иваном Васильевичем и Агриппиной Аристарховной. У них, оказывается, возникли проблемы на входе, потому что у Ивана Васильевича отсутствовали документы. Представитель органов как раз давал историку консультации по их восстановлению и сообщал, что на агентство по недвижимости, лишившее его квартиры, заведено уголовное дело за другие грешки. Ничто не должно помешать Ивану Васильевичу быть в числе свидетелей.
– Документы восстановите – по каким угодно делам буду свидетелем, – сказал историк.
– Может, и квартиру восстановим.
– Он будет жить у меня, – в очередной раз объявила Агриппина Аристарховна, потом вспомнила, в каком состоянии находится ее квартира, и заплакала.
Мы все бросились ее утешать, а следователь заметил, что старики квартиру Ивана Васильевича вполне могут сдавать. Вот им и прибавка к пенсии. Но сейчас об этом пока говорить рано.
– А на ваш вопрос, Марина Вячеславовна, отвечаю: квартиру убирать не заставят. Нет таких законов. Если мать Верещагина с какими-то претензиями к вам обратится, отсылайте ее ко мне. Я найду, что ей сказать.
– А то, что мы съели?
– И выпили? – добавил Вова, изображающий святую простоту.
Следователь только усмехнулся.
– Так, где же Кирилл Петрович? – он посмотрел на часы.
– Ребята, кто-нибудь взял у него телефон? – Иван Васильевич обвел нас всех взглядом.
Мы покачали головами.
– Ксения? – историк посмотрел на журналистку.
– А мне-то зачем?
– Совместно проведенная ночь – не повод для знакомства, – хмыкнул Колобок.
– Вова, – многозначительно сказала я.
Наш милицейский собеседник усмехнулся опять.
– Мне его телефон не нужен, – объявила Ксения, закинула ногу на ногу и спросила, можно ли в кабинете курить.
Курить было можно, и Ксения, Вова, Гена и Иван Васильевич достали сигареты. Следователь объявил, что телефон есть у него. Вчера его коллеги у всех нас записали координаты для связи.
«А чего ж раньше молчал? – подумала я. – Или хотел наши разговоры послушать?»
Однако по домашнему номеру Кирилла Петровича никто не отвечал. С мобильными у всех нас, как известно, были проблемы, и Кирилл Петрович, вероятно, еще не успел восстановить SIM-карту. Рабочий телефон он сотрудникам органов не дал.
– Название его фирмы помните? – спросил нас следователь.
Мы все стали переглядываться и судорожно вспоминать. Пожалуй, Кирилл Петрович его вообще не называл. Мы все помнили только, что он ремонтирует телевизоры.
– Найти, конечно, можно, но долго, – сказал, наконец, милиционер и предложил приступать к делу без Кирилла Петровича.
Мы поведали ему о случившемся с нами, периодически перебивая друг друга и дополняя рассказ. По-моему, у следователя на голове дыбом встали остатки волос.
– Да, американцу обеспечено долгое общение с психоаналитиками, – сказал он в конце. – А вы не знаете, почему на него такое впечатление произвел домовой? Мне коллеги рассказали, как он его искал и требовал, чтобы и наши сотрудники подключались к поискам и предъявили ему иск в расхищении чужого имущества.
Мы все пожали плечами с невинным видом. Шедевра мы, естественно, не заложили.
– Вы уверены, что это был домовой? – не отставал следователь.
– Вы еще спросите про Хийси, Укко и все остальное, что мы там видели, – хмыкнула я.
– Я, единственная, видела Богоматерь, – напомнила Ксения.
Вова благоразумно промолчал.
Вскоре следователь с нами распрощался, сказал, что будет изучать дело самым внимательным образом, и мы еще неоднократно увидимся.
