за кресло. Забирается за спинку, вытирает коленями скопившуюся на полу пыль и прижимается спиной к стене.
«Проваливай отсюда, стерва! Вон! Пшла вон! Уноси отсюда своего нерожденного ублюдка», – ревет комиссар.
– Что происходит? – взвизгивает Вика и прикусывает палец, чтобы перестать кричать.
Сквозняк распахивает окно, в помещение врывается ветер. Стремительный, обжигающий холодом поток.
Слышно, как в коридоре Борис любезно благодарит нянечку, закрывает за ней дверь, но сквозняк не исчезает. Ветер только усиливается.
«Нельзя, чтобы он увидел тебя».
Борис возвращается в комнату.
Он проходит мимо Вики и останавливается у кроватки. Он смотрит на своего ребенка и улыбается.
Вика не двигается.
Ей непонятно, почему нужно прятаться, тем более что она сама убедилась, Борис Михайлович не видит ее, но продолжает прикрывать ладонью рот, чтобы скрыть звук дыхания.
Занавеска подлетает почти до потолка. Ветер треплет цветы в горшке. Борис продолжает стоять возле кроватки и, кажется, не видит, что в комнате заметно похолодало.
– Апчхи, – сдавленно чихает Вика.
Борис резко оборачивается и смотрит на кресло.
Похоже, он услышал.
Борис медленно приближается и продолжает смотреть на то место, где притаилась Вика.
Девушка жмурится, прижимает колени к груди.
«Теперь ты умрешь!» – кричит Михаил Григорьевич и хохочет.
«Он тебя не видит. Не бойся, – снова звучит голос юноши. Он говорит спокойно, но звучит громче, чем крики комиссара на фоне. – Он не может тебя видеть. Ты в безопасности».
Борис заглядывает за спинку кресла. Перегибается. Тянет руку. И достает оттуда спрятанную бутылку коньяка.
Мужчина подходит к столу. Наливает себе рюмку. Смотрит на содержимое, но не пьет.
– Кто ты? – спрашивает Вика шепотом у незнакомца.
– Я не знаю.
– Почему помогаешь мне?
– Не знаю. Чувствую, что должен. Огонь мне не отвечает, зачем и почему. Он лишь показывает образы. А я наблюдаю.
– Какие еще образы?
– Разные. Например, тебя. Этот удивительный дом. Эту невероятную параллель.
Вика хмурит брови.
– Покажись.
– Не могу. Думаю, я и разговаривать не должен.
– Опа, – говорит Борис, опрокидывает рюмку в рот и усаживается за стол.
Он достает чистый лист.
Вика наблюдает из своего укрытия.
– Я могу выйти? Он меня не увидит?
– Думаю, можешь.
Вика перелезает через кресло и встает за спиной Бориса.
Отец Влада берет ручку. Стучит колпачком по зубам и мычит какую-то грустную мелодию. Похоже, он хочет что-то написать, но не знает, с чего начать.
Борис наклоняется, что-то ищет в своей сумке и выкладывает на стол пистолет.
«Дотронься до него, – шепчет молодой голос. – Встань с правой стороны и дотронься до него».
Ноги сами разворачивают тело и обходят Бориса.
«Молодец. А теперь не бойся, дотронься до него».
Рука тянется к плечу.
«Стой. Нельзя».
Вика отдергивает руку и отпрыгивает в сторону.
«Не слушай. Ты все правильно делаешь. Подойди и дотронься», – говорит похожий голос.
Эти голоса звучат практически одинаково. Словно говорит один и тот же человек. Один человек, только в разном настроении. Один голос теплый и мягкий, а другой мрачный и безжизненный.
Вика сопротивляется, но ноги приводят ее к Борису.
«Отойди», – говорит мягкий голос.
И девушка отходит на несколько шагов назад.
«Дотронься!» – приказывает безжизненный.
Пальцы Вики прикасаются к воротнику Бориса.
– Боб! Ты что творишь!
Вика смотрит по сторонам.
Вокруг снег. К Борису торопится какой-то человек с ружьем наготове. Дует сильный ветер. Но Вике не холодно.
– Боб! А ну отойди от него!
Раздается выстрел.
Вика вскрикивает от боли.
Она смотрит на свой живот. Из него сочится кровь. Она зажимает рану пальцами и ловит ртом воздух. Майка пропиталась. Красный цвет сползает по ноге. Снег окрашивается румянцем.
Кровь.
Огонь.
Первые лучи солнца.
Вику тошнит.
Изо рта у нее выливается красный густой поток.
Девушка слышит пронзительный детский плач. Громкий, настойчивый, словно сирена тревоги.
«Он знает, и ты должна узнать, что такое истинная справедливость».
Девушка зажмуривается и закрывает руками уши. Ладони сминают ее голову, словно кусок разогретого пластилина.
Вика кричит.
Ее крик сливается с детским плачем.
– Ты искала ответ. Хочешь, чтобы я снял проклятие? – шепчет безжизненный голос.
Губы Вики беззвучно произносят: «Да, пожалуйста, умоляю».
– Твой плод родится свободным. На нем прервется линия комиссара. Прервется одна, но начнется другая. Ты согласна?
Вика не знает, что значат эти слова. У нее из глаз, из ушей и ноздрей льется кровь. И она кивает:
– Да, согласна.
Крики мгновенно прекращаются.
Снег, кровь, холод, боль – все исчезает.
Вика открывает глаза.
За столом сидит Борис Михайлович.
В кроватке плачет Влад.
– Тише, малыш. Папа здесь, рядом, – успокаивает мужчина ребенка.
Он откладывает пистолет и берет на руки сына.
«Прости, – вновь говорит мягкий голос. – Те образы неподвластны мне. – Голос, кажется, искренне извиняется. – Я все видел, но был не в силах помочь».
Вика не отвечает.
Она все еще не может прийти в себя. Гладит живот, проверяет, нет ли на ней ран или следов крови. Видение было настолько реальным. Она думала, что умирает.
Борис возвращает ребенка в кроватку. Комкает, выбрасывает листок и достает тетрадь.
«Напрасно ты согласилась».
– Да что ты знаешь? Ты же был там, говоришь. Видел все. И не помог. Так какого черта ты сейчас мне рассказываешь!
Борис смотрит на ребенка и пишет. Он записывает первые строки своего дневника.
«Сейчас это уже неважно. Случилось то, чего невозможно избежать, – говорит мягкий голос. – Ты дала свое согласие. Черный шаман снял проклятие. Но взамен ты дала ему новую жизнь».
– Проклятия больше нет? Объясни. Я не понимаю.
Борис наливает очередную рюмку. Выпивает. Посматривает на сына и продолжает выводить строчки своего послания.
«Хорошо, – говорит мягкий голос. – Я постараюсь».
Голос юноши говорит, что это старая история. Говорит, что верховный шаман пожертвовал свою душу, стал черным, чтобы наслать проклятие. Легенда гласит, что придет на смену новый, столь же могущественный, но чужеземный Табилгатай зарин.
«Огонь показывает образы. Размытые. Но, кажется, теперь я начинаю их понимать. Черный отыскал обратный путь через твоего ребенка».
– Я все равно ничего не…
«Ты выносишь и родишь шамана. Вот что значит «один род прервется, но положит начало другому».
* * *
Вика задумчиво гладит живот.
За столом Борис пьет и дописывает свою исповедь.
– Скажи, почему у вас так похожи голоса?
Голос не отвечает.
Вика знает наверняка, что он где-то рядом. Она чувствует его, но он почему-то молчит.
– Что молчишь?
«Я не знаю. Не уверен».
– Отвечай!
Вика теряет над собой контроль. Она сейчас начнет крушить все, что попадется под руку.
– Говори!
«Мне кажется, – начинает мягкий неуверенно. – Думаю, это тоже мой. Я не знаю. Я должен найти свой собственный голос,
