— С какой стати ты обо мне заботишься?
— Ты мне нравишься.
Я поцеловал ее еще раз. И нежно сказал:
— Ну, поехали.
Это ничего не значило. Я собирался высадить ее у МКАД и дать денег на такси. Но Соловьеву не обязательно об этом знать.
Он все понял правильно.
— Я ее увожу.
— Приятного отдыха!
— И тебе того же.
На этом мы и расстались. В машине Юля молчала.
— Где тебя высадить? — спросил я.
— У метро.
— До метро далеко. На МКАД устроит?
— Давай на МКАД.
— Оставь мне номер своего телефона.
— Зачем?
— Я сказал: оставь.
Она послушалась. Добравшись до первой же автобусной остановки на Кольцевой, я затормозил. И дал ей еще сто долларов со словами:
— На такси. Береги себя.
Она поцеловала меня в щеку и упорхнула. В окно заднего вида я какое-то время наблюдал, как девушка в белоснежной мини-юбке и блузке с матросским воротником вышла на дорогу и подняла руку. Сверкающая иномарка тут же затормозила. Я с удовлетворением кивнул: порядок. О Юле теперь позаботятся. Она умница, не пропадет. Среди дам полусвета, обслуживающих элитную публику, встречаются потрясающие экземпляры. Умницы, красавицы, чрезвычайно предприимчивые особы. Может, жениться на Юле? Я задумался. Из всех женщин, встреченных мною за последнее время, она была лучшей. Что скажет на это папа?
Домой я вернулся к полуночи, а не к утру, как предполагала мама. Дверь открыла горничная, та самая, рыженькая. Как там ее? Лида, Лина, Лиза? Так и не вспомнив ее имени, я прошел наверх в свою комнату.
Утро следующего дня пришлось на воскресенье. Я вспомнил об этом, когда спустился к завтраку. За столом сидел отец. Я посмотрел на часы и первым делом удивился: десять утра! Обычно он уезжает на работу в восемь, дабы к десяти уже попасть в свой офис. Только потом я сообразил, что сегодня выходной.
— Доброе утро, папа, — сказал я, присаживаясь.
— Доброе, — буркнул он.
Я понял, что он все еще сердится.
— А где мама?
— Она уже позавтракала и уехала в салон красоты. Вечером нас ждут на званом ужине.
— Боюсь, не смогу составить вам компанию.
— Тебя никто и не приглашал.
Что можно на это сказать? Я пил кофе, чувствуя, как за столом растет напряжение. Похоже, сейчас мне будут читать мораль. Я тянул, сколько возможно. Читал газету, делая вид, что мне чертовски интересно, и даже улыбался в особо занятных местах. Отец следил за мной из-под опущенных век. Выждав положенное приличиями время, я поднялся со словами:
— Завтрак великолепен. У нас что, новый повар?
Он тоже встал.
— Повар старый. Да и ты, похоже, не изменился. Когда только за ум возьмешься?
— Намекаешь на работу, которую я бросил? Поверь, обстоятельства меня заставили.
— Ты плохо кончишь, Леня.
— Да ну? А вдруг да стану президентом?
Мы стояли друг против друга, я смотрел на него с высоты своего роста и чувствовал свое превосходство.
— Президентом тебе не быть, — отчеканил отец. — Народ за тобой не пойдет. Для тебя же нет ничего святого! Слова «родина», «мать», «любовь» для тебя — пустой звук.
— Почему ты так решил? — постепенно закипая, спросил я. — Эти слова многое для меня значат. Я люблю свою страну, люблю мать и умею любить женщин.
— Если бы ты любил свою мать, ты не сбежал бы из дома и не пропадал столько лет черт знает где, месяцами не давая о себе знать. Если бы ты любил свою страну, ты бы работал. Занялся не ерундой, а делом. Взял бы на себя ответственность за людей и производство. В твое образование столько вложено! Если бы ты умел любить женщин, ты бы не сделал стольких из них несчастными.
— Кого это я сделал несчастной?
— Ты спрашиваешь, кого? Да вот. За примером далеко ходить не надо.
С этими словами он вышел из комнаты и через пару минут притащил за руку упирающуюся горничную. Как там ее? Лиду, Люду?
— Вот, — сказал он, отпустив девушку. — Сегодня ночью она рыдала. Я слышал, когда спустился на кухню за стаканом воды. Как думаешь, в чем причина?
— Из-за меня? — Я в упор посмотрел на горничную.
— Нет-нет! — замахала она руками. — Что вы! Леонид Андреевич здесь ни при чем! Я сама во всем виновата! Если вы откажете мне от места, я сегодня же уйду! Я не в обиде! Сама во всем виновата!
— Ну? — Я насмешливо посмотрел на отца. — Какие претензии? Видишь: девушка всем довольна. Будь уверен: я всех их осчастливил. Я это умею.
— Мерзавец!
Он размахнулся и влепил мне пощечину. Я стоял и улыбался. От боли плачут. Он ждал, я не трогался с места. На моем лице была все та же неизменная улыбка.
— Далеко пойдешь, — тихо сказал отец. — Но я уверен: кончишь плохо.
Хлопнула дверь. Он ушел.
— Что на тебя нашло? — зло спросил я Люсю. Наконец-то вспомнил ее имя! — Я тебя обидел? Оскорбил?
— Нет-нет! Я просто…
— Дура!
Теперь дверью хлопнул я. Не хватало еще ссориться с отцом из-за прислуги! Может, еще и заставят на ней жениться? На горничной? Они сами меня так воспитали. Это они набивали мои карманы деньгами. Оплачивали сделанные от меня аборты, когда я учился в старших классах и в институте. Они всегда знали, кто я и что я. Какие теперь претензии?
Я выскочил из дома и кинулся в гараж. Спасибо за завтрак! Накормили! Я видел, как в окно второго этажа из своего кабинета на меня смотрит отец. Пойти к нему с повинной? Жениться на горничной? Но ведь это же такой пустяк! Эпизод с Люсей — пустяк. Возможно, чаша его терпения переполнилась. И все теперь рушится из-за пустяка. Я вспомнил, как развивались наши с ним отношения. Он всегда был со мной строг, но терпелив. На меня никогда не поднимали руку. Это впервые. Что на него нашло? Что случилось?
Я ехал в лечебницу, забыв о том, что сегодня воскресенье. Мне надо было повидать Надежду. Казалось, сегодняшний день должен решить все. Меня никто не преследовал. Неужели они успокоились? Я свободно перемещался и чувствовал себя в относительной безопасности. Хотя в моей машине по-прежнему лежал пистолет.
Только у ворот лечебницы я вспомнил, что сегодня выходной. Разумеется, Нади на месте не оказалось. В регистратуре сидела женщина угрюмого вида, над ее верхней губой я заметил темные усики.
— Мне нужна Надя.
— Зачем?
Странный вопрос! Ну, нужна!
— У меня вещь, принадлежащая ей. Я хотел бы ее вернуть.
— Нади нет.
— Это я вижу, — терпеливо сказал я. — А как ее найти?
— В понедельник. Она работает в понедельник.
Времени нет ждать до понедельника. Срок истекает. Девушка нужна мне сейчас или никогда. Я решил быть терпеливым.
— Вы не могли бы дать номер ее телефона?
— У нее нет телефона. Она живет в новом доме.
— Да не может быть! Домашнего нет, но мобильный-то есть наверняка? — Я подмигнул даме с усиками.
— Я его не знаю.
— Как так? А вдруг она понадобится на работе?
— Начальство знает.
— Ну так позовите начальство!
— Его нет. Сегодня выходной.
— А если она понадобится в выходной?
Дама не нашлась что сказать. Разговор явно зашел в тупик. Я вздохнул и достал деньги. Увидев купюру в тысячу рублей, дама с усиками задумалась. Потом я услышал:
— Надя на даче.
— А где дача?
Она оживилась. Выяснилось, что дама у нее была пару раз и прекрасно помнит дорогу. Это оказалась не женщина, а находка! Ей бы работать таксисткой! Ай да усики! Я понял, где найти Надю, и расцвел улыбкой:
— Спасибо! Огромное спасибо!
Мне надо было раскрыть тайну дешевых бус. Поэтому я поехал к черту на кулички, в дачный поселок, где жили и трудились на грядках простые смертные. Поехал на красном «Порше», одетый так, будто сошел с картинки глянцевого журнала. Наверное, мне не стоило этого делать. На подъезде к поселку, где уже нельзя было развить скорость, меня остановила местная шпана:
— Эй, мужик!
— Что такое? — сказал я, притормозив, но заблокировав дверцу машины изнутри.
— Нам бы денег.
— Да пошли вы!
— Какой крутой!
— А ну, вылазь из тачки!
— Братва, гаси его!
Моя машина покачнулась. Их было человек семь. Я достал пистолет. Взвел курок и опустил стекло. Они тут же остыли, увидев высунувшееся из машины дуло «беретты».
— Разойдись, — велел я. И поскольку они не трогались с места, рявкнул: — Дорогу!
Выстрел взорвал нагретый солнцем воздух. Пуля ушла в небеса, но это подействовало. Меня пропустили. Черт возьми! Не жизнь, а сплошной экстрим! Во что ты втравил меня, Павел Сгорбыш?
Я ехал по дороге вдоль выцветших домов и расспрашивал про девушку Надю. Народ шалел. Я сообразил: рядом на сиденье лежит пистолет. Ну и вид у меня! Наверняка думают: бандит. Я убрал оружие и вновь принялся расспрашивать местных жителей. Наконец меня направили к дому под новенькой синей крышей. Я подъехал и увидел разбитый цветник. Он начинался у ворот, аллея из ярких цветов уходила в глубь участка, к дому.
