— Да, мне пришлось потратиться на врачей. Дело было не в деньгах, мне едва удалось убедить их поставить моему мужу «правильный» диагноз. Им, видите ли, этика не позволяла. Но деньги решили эту проблему, и с этикой было покончено… Я потратила на это почти год, даже немного больше, и теперь намерена наверстать упущенное. Это Юлька тебе рассказала, да? — Вдова улыбнулась, как деревенская сплетница, и подошла к Максу очень близко, снова нагнулась, демонстрируя безупречное декольте в вырезе черного пиджака. — Ты молодец, времени не терял. Ну и как она тебе? Каково это — быть первым? Я ж ее на коротком поводке держала, она мужиков только со стороны видела и набросилась на тебя с голодухи…
От Левицкой душно и тошно пахло духами, тяжелыми и сладкими, как ладан, от которого кружилась голова и к горлу подступали спазмы. Макс отвернулся, посмотрел на канистры с антифризом, на ящики с инструментом, и это помогло, тошнота отпустила.
— Не твое дело, сука старая. На коротком поводке… Звонки, похищение, петарда, змеи — это и есть твой поводок? Чтобы дома сидела и от тени собственной шарахалась? А ты, красавец, гадюк не испугался.
Макс глянул на Рогожского, и тот снисходительно ответил:
— Это были ужи, если ты не заметил.
Мудрено было заметить, когда одна лежала с раскроенной башкой, а вторая пряталась под шторой. Ужи, значит, мелко как и банально, откуда Юльке знать, что уж отличается от гадюки лишь желтым пятном на голове? Да если бы знала, вряд ли бы она стала их рассматривать, сбежала — и правильно сделала.
— Да, — кивнула вдова, — это был мой поводок. Я держала Юльку при себе, а чтобы у нее и мысли не было покинуть меня, устраивала ей иногда… развлечения. Если ты не заметил, то она ни разу не пострадала — разгромили только машину, с лошадью ты героически справился, змеи были неядовитые. Мне нужен был ее страх, страх перед людьми, городом, миром, и я его получила.
— Делала вид, что охраняешь ее, чтобы потом было сподручнее угробить, — сказал Макс, Рогожский при этом передернулся, а Левицкая улыбнулась, потрепала Макса по щеке.
— Умница, — сказала она, — сообразил наконец. Конечно собиралась, о чем тут можно говорить. Или ты решил, что я дам ей возможность получить свои деньги и уйти от меня? Да ты даже не представляешь, о какой сумме идет речь, этого состояния хватит на несколько поколений.
Ну, вот, собственно, что и требовалось доказать. Все дорожки привели в одну точку, картинка сложилась и обрела контуры, цвет и объем. Все, что подозревал, что от других узнал, о чем сам догадался, подтвердилось, да только ему теперь от этого ни жарко, ни холодно. Ему вообще никак, честно говоря.
— Как ты ее смерть докажешь? — спросил Макс. — Швейцарцы не дураки. Они же землю рыть будут, чтобы деньги в стране остались. Ты их в любом случае не получишь…
— Кто бы сомневался, — оборвала его Левицкая, — тебе уже говорили, что не надо считать меня дурой? Нет? Так вот, послушай. Докажу, легко и непринужденно. Тебя им подсуну, случайного человека, которому я хотела помочь. Он разбил мою машину, платить ему было нечем, и я взяла его на работу, допустим, дворником, чтобы тот отработал свой долг. А он убил мою дочь, убил из-за денег или… вот из-за этого кольца, — она показала на руку Макса, — платина, бриллианты, красное и белое золото. Куплено на аукционе в Швейцарии, обручальное кольцо моего мужа. Все подтвердят, что его носила Юлька и что оно очень дорогое, стоит больше денег, чем ты мне должен. Чем не мотив? Эти доказательства получит полиция и представители банка. Доволен, дурачок? Думаешь, почему я так тебя берегла? Ты — мой ключик к деньгам, и я их получу, не сомневайся.
Снова стало жарко, но уже не от боли — от стыда и чувства собственного бессилия. Мог ведь и сам сообразить, в чем тут дело, но не до того было. Хотя куда ему до Левицкой, до ее извращенной фантазии, до ее изворотливого ума. Это ж надо было — обернуть банальную аварию себе на пользу, и дернул же его черт тогда через мост поехать… Да, он случайный человек, нищий, должник, он позарился на дорогую вещь — этот мотив годится для полиции любой страны, тем более и доказательства налицо. Подарок… Кто поверит, да и говорить об этом смысла нет, он в ловушке. Сука, черная паскудная сука!
— Сегодня мы найдем Юльку, и она умрет сразу после дня рождения, осталось меньше недели. Я подожду, я умею ждать, можешь мне поверить. Ее сначала изнасилуют, потом задушат, потом снова изнасилуют. И это будешь ты, я найду десяток свидетелей, которые видели, как ты ломился к ней и как душил, и следы твои организую, сдам тебя полиции, и ты снова сядешь, да по такой статье, что не проживешь и месяца. А я тебе помогу — зачем мне свидетель, сам посуди?
Вдова улыбалась, и Макс уже примеривался, как бы врезать ей, врезать от души, собрав все силы, врезать так, чтоб она заткнулась, желательно навсегда. Он даже злости не чувствовал, только желание уничтожить эту тварь, наплевав на брезгливость, что возникла вдруг. Макс выпрямился на трубе, собрался, уже зная, что будет делать дальше, наплевав при этом на последствия для себя лично, но Рогожский следил за ним, моментально оказался рядом, почуяв неладное, и стал между Максом и вдовой.
— Доверенность у Волошина, — через паузу сказал Макс, стараясь говорить спокойно и скрыть, как колотится сердце. Получилось вроде, только жилка на виске запульсировала, и было это и неприятно, и раздражало одновременно, она мешала ему сосредоточиться. — Он получит твой банк, ты там больше не хозяйка. Ты мошенница, а за это полагается срок. Готовься, дорогуша. — Максу даже удалось улыбнуться, когда он увидел, как гримаса перекосила лицо вдовы.
— Еще посмотрим, — сквозь зубы сказала та, побледнела еще больше и повернулась к Рогожскому: — Заканчивай, мне надо идти. Потом зайди ко мне. А ты, — она снова осмотрела Макса с головы до ног, — ты веди себя хорошо. Сейчас тебе сделают укольчик, и ты станешь шелковый и послушный, будешь много спать и все забудешь, а потом я отдам тебя полиции.
Она развернулась на каблуках, ушла, пропала за стеллажами, но запах духов остался. Тяжелый, плотный, он еще висел в воздухе, смешивался с «ароматами» машинного масла, бензина и металла, от него становилось нехорошо и тянуло в сон. Охранники обступили Макса, подняли на ноги, Рогожский остался в стороне, и в руках у него Макс заметил свой мобильник. Рогожский глянул на Макса, на экран, открыл список звонков и нашел, конечно, ряд цифр: Юлькин номер, последний набранный с этого телефона, последний и единственный.
— Я, конечно, могу ошибаться, — начал с издевкой Рогожский, — но по-моему, это номер нашей с тобой знакомой, и ее мы ищем. Надо позвонить ей. Давай, и я уговорю Левицкую изменить тебе статью, по которой ты сядешь. Это будет просто убийство, обещаю, без половых извращений. Звони.
Он протянул Максу мобильник, ждал ровно минуту и опустил руку. Макс молчал, он боролся с болью и с самим собой, чтобы не заорать — здоровенный детина выкручивал ему запястье и дожал уже почти, Макс был на грани потери сознания, когда боль ослабла.
— Как хочешь, — Рогожский точно ничего и не заметил, — дело твое. Давай.
Детина отпустил Макса, и тот едва удержался на ногах, плюхнулся на трубу и перевел дыхание, смотрел на невесть откуда взявшийся в руках Рогожского шприц.
— Ты судим, и как раз за наркотики. Какое совпадение! А вот и они: кетамин, хорошая вещь. Сейчас сам попробуешь.
Он ловко сломал ампулу, втянул бесцветную жидкость в шприц и подошел к Максу.
— Кетамин? — переспросил тот. — Как же, слышал. Доводилось. Это ты его Юльке колол, когда ее похитили?
Рожа заместителя вдовы пошла пятнами, он до хруста сжал зубы, аккуратно переложил шприц в левую руку и дважды с оттяжкой ударил Макса наотмашь по лицу. Из носа снова пошла кровь, дернулись и поплыли в стороны и вверх стены, стало холодно, и Макс понял, что лежит на полу, что его держат двое, а Рогожский уже всадил ему иголку в вену на локтевом сгибе и сейчас жмет на поршень. Шприц опустел, Макса отпустили, он смотрел в потолок и на Рогожского, что оказался рядом.
— Сейчас начнется, — уверенно сказал тот, и в руках у него Макс снова увидел свой телефон. Мог бы и сам давно позвонить, к чему такие церемонии… но после того как сел и огляделся, все понял. У одного из охранников в руках был то ли планшетник, то ли что-то похожее, охранник и Рогожский смотрели на экран, переговаривались между собой. Все просто, они хотят определить координаты абонента, а на это надо время. Юлька, не услышав Макса, просто отобьется и больше не ответит, а то и выкинет телефон, так что рисковать они не могут. Время, время, им нужна минута или чуть больше, и тогда они найдут эту «Арию», найдут девушку — и им обоим конец. Юльку ждет могила, а Макса — зона, где с такими, как у него, статьями долго не живут.
Макса снова подняли на ноги, кинули к трубе, он сел, кое-как удерживая равновесие. Кетамин уже действовал, Максу казалось, что каждую мышцу, каждую жилку и сустав точно тянут в разные стороны, тянут, что называется, на разрыв и тут же скручивают, и кости послушно гнутся вопреки законам анатомии.
