– Но это… Где кафе находится, мы вычислили.
– Центр Москвы? – Андрей засыпал кофе в ковшик, залил водой из чайника. Чиркнул спичкой и попытался оживить старую конфорку газовой плитки.
– Ну, как тебе сказать, – в голосе Сани послышалось некоторое довольство. – Центр-то центр. На центральной, я бы даже сказал – королевской площади города Брюсселя. Во как!
Спичка, догорая, обожгла Андрею пальцы.
– Где? – переспросил он, хотя прекрасно слышал. – Где?!
– Брюссель. Столица Бельгии, – пояснил Саня, явно приняв его за идиота.
– Понятно. – Андрей оперся кулаком о кухонный стол, прикрытый клеенкой. – Спасибо. Пока, – и отключился, не дожидаясь ответа.
Черт, черт, черт! Вот как ей это удается, а?! Вечно влипать в такие истории?! Впрочем, если задуматься, ничего удивительного нет. Маша охотится за изразцами. Точнее, за тайной, которую они скрывают. Убийца, похоже, охотится за той же тайной. Маша в Брюсселе. Убийца – оттуда же. Знал бы Андрей об этом заранее, костьми лег, но задержал бы ее в Москве…
Он свистнул Раневскую из сада и, мрачно поглядев на ковшик с будущим кофе, стоящий на так и не зажженной конфорке, решил, что ждать дома не может – выпьет кофе на работе. Быстро нашел в шкафу одинокую майку – последнюю из чистых, свитер – вчерашний, вечные свои джинсы. И рванул на Петровку.
Включив компьютер, он обнаружил в почте чудесный сюрприз – мейл от Маши, без любовных признаний (не до них!), но с координатами центрального полицейского управления города Брюгге. «Я им дозвонилась и рассказала про московские пожары и связь через голландского шахматиста с изразцами, – писала Маша. – Там ждут твоего звонка».
Андрей вздохнул: ему опять предстояли лингвистические муки, но вся эта история начинала уже по-настоящему капитана нервировать. Он приготовил отчеты от пожарных и криминалистов по обоим пожарам и набрал номер, присланный Машей. Разговор вышел скомканный, но не безрезультатный. Андрей вскоре получил по факсу документ с места пожара на фламандском языке и, подгоняемый страхом за Машу, засел за текстовый переводчик в Интернете и сумел-таки перевести основное: поджог осуществлен через систему электрокоммуникаций, состав запала… Он сравнил зажигательную смесь из «Метрополя» и из офиса Гребнева. Похожа, но не совсем то. Тот ли это человек? Или его подельник? Выбор зажигательных смесей обусловлен возможностями местных хозяйственных магазинов или варьируется в зависимости от места поджога и горючести строительных материалов? Андрей почесал в затылке. Ему нужен был консультант – и логичнее всего обратиться к тому парню, странноватому инженеру Гоше. Но у Андрея не было никакого желания в создавшихся обстоятельствах слушать по второму разу разглагольствования с цитатами из Брэдбери и Сартра. Кроме того, Гоша уже давно удалился от дел. Нет, – поморщился Андрей, – нужен кто-то, кто до сих пор мешает это пироманское варево, кто-то знакомый с огненной Славиковой кухней. «Ева!» – всплыло в памяти бледное лицо. Ну конечно! И сидит она сейчас в СИЗО в Екатеринбурге – развлечений там не сильно много. Плюс к тому – не стоит сбрасывать со счетов банальное желание сделать приятное родным следственным органам в обмен на послабление с их стороны. Андрей выдохнул и снова набрал номер.
– Котов, – солидно сказала трубка, и Андрей аж обомлел, настолько бас по телефону не соответствовал уральскому сержанту.
– Кхм. Андрей. Яковлев. Здорово.
– О! Здорово! – голос сержанта мгновенно взлетел до баритона и уже больше ассоциировался с парнем, с которым Андрей выпивал в ресторане «Венеция».
– Нужна услуга, – сказал Андрей и коротко изложил суть дела.
– Не вопрос. Даже, если хочешь, устроим вам очную ставку. – Котов был полон энтузиазма.
– Не. – Андрей покачал головой. – В Екатеринбург больше не поеду.
– Да я не об этом. Можно же по скайпу поговорить – у нас в СИЗО Интернет провели, ну, для начальства. Я свой ноут возьму и соединюсь там.
– Ого! – впечатлился Андрей. – А давай! Хотя мне и не обязательно на нее смотреть – достаточно телефонной беседы. Документы я тебе по мейлу пошлю сейчас же, а перезвоню утром. Так что у девушки будет время подумать.
– Ладно. Давай часов в восемь по Москве. У нас как раз десять будет.
– Не положено. – Анютин смотрел в сторону, куда-то в стену между двумя окнами. – Сам знаешь, обстановка неоднозначная. Внутриведомственный приказ, все дела. Никаких выездов в Европу для личного состава, тем более по личным мотивам.
– Да какие личные-то! – взорвался Андрей. – У нас дела связаны! Я же вам объясняю…
– Слабо связаны! – шмякнул ладонью по столу Анютин, явно раздражаясь не столько от Андреевой просьбы, сколько от собственной беспомощности. – Набегаешься доказывать. Это раз. А два – думаешь, тебе сейчас Шенген дадут с полтычка?!
Андрей молчал. Он ни разу не запрашивал визу, но собирался сегодня же заявиться в бельгийское консульство – пусть только попробуют не дать! Однако сам понимал: еще как попробуют. Он – представитель силовой структуры, военнообязанный. Никаких предыдущих выездов за границу. Темная лошадка, расследующая темные же делишки.
– То-то, – правильно истолковал смену выражения на лице Андрея полковник. – Работай давай быстрее и либо сам лови своего маньяка, либо базу мне накопай, с которой я смогу к начальству пойти, не краснея. Понял?
– Есть работать, – сухо ответил Андрей, повернулся и вышел вон на деревянных ногах.
Надежда, которой он, оказывается, тешил себя, пропала. Исчезла иллюзия, что брезжила где-то в подсознании, о возможности встречи где-нибудь на полпути между уральской зоной и бельгийским шоколадом. И исчезла именно тогда, когда ему так нужно было находиться рядом с Машей, чтобы защитить и подставить плечо!
Мир окончательно поделился на тот, где была она, и тот, где был он. И пропасть, разделявшая его с ней, казалась непреодолимой для всех. Для всех, кроме их маньяка.
* * *
Ева в следственном изоляторе выглядела примерно так же, как и у себя дома, – те же длинные жирные волосы, то же бледное лицо без косметики. А одета была – на удивление – даже приличнее, чем дома (видно, мама выбирала, что передать дочке). Но Андрей решил удержаться от комплиментов. Она спокойно поздоровалась и, сев на ободранную табуретку, попросила сигаретку у стоящего рядом Котова, который, дав ей закурить, чуть смущенно поприветствовал столичного сыщика.
– Пусть он выйдет, – сказала Ева, глядя с экрана прямо Андрею в глаза.
– Не положено, – раздался бас на заднем плане кого-то из сизошного начальства.
– Тогда не буду разговаривать. – Ева затянулась и медленно выдула дым в сторону – весьма светским манером, если помнить, где она находилась.
Андрей попросил к экрану Котова.
– Ничего страшного не произойдет, – пообещал он ему негромко. – Наденьте на нее наручники, оружия в комнате нет. Окна зарешечены. Если что случится, в том числе со связью, я параллельно наберу тебя по мобиле. Давай, мне правда надо с ней поговорить. И быстро.
Котов бросил сомневающийся взгляд куда-то вбок, где, очевидно, сидел более крупный чин, приютивший их в своем кабинете.
– Василий. – Андрей впервые назвал сержанта по имени и продолжил еще тише: – У меня любимая девушка подставляется под удар из-за этого дела, понимаешь?
Котов вытаращил глаза, но быстро кивнул:
– Ладно, понял.
Он надел на Еву наручники, приказал сидеть паинькой и вышел вместе с начальством, плотно прикрыв дверь. Ева проводила обоих взглядом и вновь повернулась к Андрею.
– Послушай, – произнесла она и на секунду замолчала. – Я знаю, ты мне не веришь. И имеешь право; я тогда, в первый раз, тебе кучу лабуды наговорила.
– Наговорила, – кивнул Андрей, с трудом сдерживаясь, чтобы не закурить со своей стороны экрана.
– Я врала тебе по поводу слепоты. И по поводу того, что Славик ко мне заявился после тюряги – он никогда бы этого не сделал, потому что он…
– Мертвый? – подсказал Андрей.
Ева двумя руками в наручниках затушила остаток сигареты в пепельнице рядом. А потом подняла на него очень серьезные глаза:
– Я думала, что он мертвый. Но он живой, Славик.
– Это я уже слышал, – усмехнулся Андрей. Ему уже начала поднадоедать эта история. – Не надо больше сказок, Ева. Я попросил твоей помощи совсем не для этого. Мне нужно, чтобы ты проанализировала имеющиеся данные по трем пожарам…
– Я поняла, что тебе нужно, – в голосе Евы тоже послышалось легкое раздражение. – И я это сделала. То, что я пытаюсь тебе сказать, и есть мой вывод.
Она помолчала, побарабанив сведенными наручниками тонкими пальцами рук по столешнице.
– Когда мы встретились первый раз в Ебурге, я приплела Славика, потому что он прикрывал мои собственные дела. Напускала туману. Но теперь я уверена: это его поджоги. Его почерк. Его манера. Яркая, жестокая. Чтобы горело медленно, но верно. Чтобы человек, попавший в огонь, как в капкан, мучился и не смог спастись. И еще: это использование огня как своей шестерки для уничтожения улик. – Она задумалась. – В том числе – уничтожения людей КАК улик.
