Меллори вернулся к Миллеру. Он снял с плеча веревку, по которой они спускались к водохранилищу, связал ее с другой веревкой, по которой они влезали вверх к расселине, и аккуратно сбросил на крышу сторожевой будки. Затем взял "парабеллум" и приготовился к спуску. В этот самый момент плотина взорвалась.
Взрывы последовали один за другим с интервалом в две секунды. Детонация 3000 фунтов сильной взрывчатки должна была быть оглушительной, но Меллори и Миллер прятались глубоко в расселине, и до них звуки взрывов донеслись приглушенно. Они не столько услышали взрыв, сколько увидели его. Огромные столбы воды взметнулись к вершине плотины, и, казалось, после этого ничего не происходило очень долго. На самом деле прошло секунды три-четыре. Затем медлен-' но, очень медленно отделилась огромная центральная часть плотины и так же медленно осела вниз, в ущелье.
Андреа застыл. Он не услышал звука взрыва, но по тому, как начала вибрировать железная лестница, понял, что произошло. Обхватил Марию обеими руками, крепко прижал к лестнице и посмотрел вверх. Две вертикальные трещины медленно вырисовывались на стене плотины, и она рухнула вниз, как подрубленная. В образовавшееся пространство хлынула выпущенная на свободу зеленая вода Неретвы. Звук рухнувшей тысячетонной громады должен был быть слышен повсюду, но Андреа не слышал ничего, кроме грохота воды. Он успел заметить только, как исчезла под водой взорванная часть плотины и как поверх ее с невероятной скоростью понеслась в их сторону бурлящая, кипящая и грохочущая масса освобожденной воды. Этот бешеный поток, несший камни, обломки бетона, щебень и бог знает что еще, способен был превратить в кровавое месиво все на своем пути. Андреа понял, что если девушка в его руках и останется в живых, то камни, влекомые водой с невероятной силой и скоростью, мгновенно превратят ее лицо в кровавую маску. Он прижал голову девушки к своей груди, и сам, спрятав лицо, нагнув голову, прижался, как мог, теснее к спасительной лестнице, обхватив ее обеими руками.
Водяной вал накрыл их. Перехватило дыхание. Погребенный под этим разрушительным зеленым потоком, Андреа продолжал вести непримиримую борьбу за жизнь. Даже если бы обе руки его были здоровы, невероятно трудно было бы сопротивляться граду ударов, посыпавшихся на них. Ему показалось, что руки вырываются из суставов, и он почувствовал непреодолимое желание разжать их, отдаться во власть жестокому потоку, который, казалось, крушил и рвал на части его мышцы и сухожилия. Но Андреа держался. Стихия пока не могла его сломить. Ломалось другое:
с треском и скрежетом выворачивались железные ступени лестницы, которая теперь была единственным их спасением. Лестница гнулась и корежилась, но какие-то опоры чудом уцелели, и именно за них стальной хваткой продолжал держаться Андреа. Через какое-то время, которое показалось вечностью, уровень воды стал снижаться, сила течения ослабевать, совсем немного, но вполне достаточно, чтобы Андреа это почувствовал и продолжил путь наверх. Каждый раз, когда ему приходилось менять руку, хватка ослабевала и, казалось, его должно снести. Но невероятным усилием воли, со скрежетом зубов, он снова сжимал своими огромными руками ступени и продолжал двигаться вверх. Наконец он поднялся выше уровня воды, перевел дыхание и посмотрел на Марию. Светлые волосы прилипли к ее посеревшим щекам, темные ресницы закрывали глаза. Ущелье казалось переполненным доверху бурлящей и пенящейся белыми гребнями водой, которая сносила на своем пути все без разбора. Вода рычала, грохотала и мчалась в ущелье со скоростью курьерского поезда. А может, даже быстрее.
Прошло тридцать секунд после взрыва, и Меллори снова обрел способность двигаться. Он даже не мог себе объяснить, почему застыл. Пытаясь рассуждать, решил, что был загипнотизирован видом провалившейся от взрыва плотины и бешеного потока воды, почти мгновенно доверху заполнившей ущелье. Но он боялся признаться самому себе, что гораздо больше потрясен мыслью о том, что этот поток увлек за собой Андреа и Марию. Конечно, он никак не мог предположить, что в это время Андреа, по-прежнему сжимая в объятиях девушку, преодолевал последние ступени лестницы у вершины остатков плотины. Меллори ухватился за веревку и начал спускаться, не обращая внимания на боль и даже не ощущая ее в ладонях, с которых он сдирал кожу. Он мысленно называл себя убийцей, убийцей Марии и Андреа. Это он, Меллори, взорвал плотину, а взрыв унес из жизни его друзей.
Но как только ноги коснулись крыши сторожевой будки, он увидел привидения. Именно привидения. Такими ему показались Андреа и бесчувственная Мария на вершине лестницы. Меллори понял, вернее, почувствовал, что Андреа не в силах больше двигаться. Он ухватился за последнюю ступень и пытался, очевидно, уже не в первый раз, но безуспешно взобраться на нее. Силы его покинули.
Меллори был не единственным, кто увидел Андреа и девушку. Капитан охраны и один из его помощников застыли от изумления, глядя на появляющуюся голову Андреа. Стоящий рядом солдат опомнился первым и поднял автомат. Меллори не мог отпустить веревку, да и не успел бы вытащить свой "парабеллум". На помощь подоспел Рейнольдс. Он, как кошка, одним прыжком бросился на солдата и дернул на себя ствол его автомата. Произошло это как раз в момент выстрела. Рейнольдс умер мгновенно. Двумя секундами позже смерть настигла охранника от выстрела Меллори, который уже спустился на крышу. Затем он направил ствол своего пистолета на капитана и солдата, стоящего рядом.
- Бросайте оружие.
Они подчинились. Меллори и Миллер спрыгнули с крыши будки, и, пока Миллер держал немцев на прицеле, Меллори бросился к лестнице и помог выбраться Андреа и Марии. Он посмотрел на серое, изможденное лицо Андреа, на его ободранные ладони, на левый рукав, насквозь пропитанный кровью, и спросил:
- Где это ты пропадал столько времени, черт возьми?
- Где? - тихо откликнулся Андреа. - Сам не знаю. - Он стоял, еле держась на ногах, но возвышаясь над всеми своей огромной фигурой. Затем провел рукой по глазам и попытался улыбнуться:
- Задержался, чтобы полюбоваться потрясающим зрелищем.
Генерал Циммерман все еще находился в своей машине, стоящей у парапета неретвинского моста. Он снова поднял к глазам бинокль. Но в первый раз за все время посмотрел не на запад и не на север. Он смотрел на восток, в ту сторону, где находилось ущелье. Через некоторое время повернулся к адъютанту. На лице за одну секунду сменилось несколько выражений - растерянности, непонимания и, наконец, страха.
- Вы слышали? - спросил он.
- Слышал, герр генерал.
- И сейчас слышите?
- Слышу, так точно.
- Что же это, во имя господа бога, может быть? - Он слышал, как нарастающий страшный грохот заполняет постепенно все пространство вокруг, - Это не гром. Звук гораздо сильнее. И продолжительнее. А что значит этот ветер со стороны ущелья? - генерал уже едва мог слышать свой собственный голос из-за раскатов, доносящихся со стороны ущелья, с востока. - Плотина! Неретвинская плотина! Они ее взорвали! Немедленно уезжаем отсюда, крикнул он водителю. - О, господи, да скорее же!
Машина дернулась и помчалась вперед. Но было слишком поздно. Слишком поздно для генерала, слишком поздно для его танков, рассредоточенных вдоль берега, слишком поздно для двух отборных дивизий, готовых погубить семь тысяч фанатиковпартизан, засевших в Клети Зеницы. Огромная стена воды многометровой высоты, с сокрушительной силой поднимая вверх огромные камни и выворачивая с корнем гигантские деревья, выплеснулась из пасти ущелья.
К счастью для солдат Циммермана, страх смерти и сама смерть настигли их почти одновременно. Мост через Неретву вместе с машиной самого Циммермана были сметены в одно мгновение. Огромной мощности поток накрыл танки и тысячи солдат. Когда стихия угомонилась, на берегах реки едва можно было обнаружить признаки жизни. Однадве тысячи солдат, успев подняться выше по склону, обеспечили себе, хоть и на короткое время, передышку, но две трети армии исчезли сколь мгновенно, столь и безвозвратно. За минуту, не более, все кончилось. Немецкие танковые дивизии были уничтожены. А смертоносный поток воды продолжал нестись дальше, сметая на своем пути все.
- Молю Бога, чтобы никогда не увидеть ничего подобного, - генерал Вукалович опустил бинокль и посмотрел на полковника Янци. Взгляд его не выражал ни радости, ни удовлетворения. Только усталость и сострадание.
- Человек не должен умирать такой страшной смертью, даже если это твой враг. - Он помолчал, потом продолжил: - Мне кажется, небольшая часть пехоты смогла спастись. Позаботьтесь о них, полковник.
- Я о них позабочусь, - угрюмо произнес Янци. - Этой ночью убитых больше не будет, будут только пленные. И никто больше не будет стрелять. Первый раз в моей жизни, должен признаться, я не рвусь в бой.
