«Бордоское, — подумал Макс. — Мы нашли сокровище Массандры, а в нем не оказалось массандровских вин, только коллекционное из энотеки. Что ж, тем ценнее находка».
— Он шел под Одессу, а вышел к Херсону. — Макс повертел бутылку, разглядывая ее так и сяк. — Впрочем, все равно. Актуально другое. Как ты думаешь, дорогая, на чем нам вывезти вино, это ведь чертова прорва бутылок?
— Никитин, ну зачем нам вино, когда мы и так богаты? Сейчас садимся на маршрутку, едем в Симферополь и берем билеты на поезд. Нечего засиживаться.
— Стой, куда жаришь без атаса? — Бросать находку на произвол судьбы у Макса не поднималась рука. Кроме того, энотеку мог отыскать Валентин Валентинович, а это казалось Верещагину прямым оскорблением. — Пещеру надо замаскировать обратно. На следующий год вернемся и заберем бутылки.
— Да зачем? У нас теперь есть деньги, много денег!
— Деньги имеют свойство кончаться, детка, — усмехнулся переживший девяностые жулик. — Причем заканчиваются они в самый неподходящий момент и бесповоротно, особенно если денег было много, а ты успел облениться.
— А мы не будем их транжирить. — В глазах Майи загорелся незнакомый Верещагину огонек, она вцепилась в рюкзак и напоминала зверушку, застигнутую охотником в дупле на куче орехов. — И вообще, Никитин, я детей хочу и семью нормальную, хватит мелочь по карманам тырить. Я хочу просто жить. Мы себя обеспечили на много лет вперед. Довольно рисковать! Старинные вина — это хорошо, но их надо суметь продать. Кому? Как? Их еще вывезти надо. Не дай бог запалимся на границе, посадят. Стремное дело! Нам бы это домой доставить.
— Верно говоришь, — не стал спорить Макс. Он удивился тому, как изменилась подруга при виде золота, и решил не оставлять ее без присмотра, особенно с рюкзаком под рукой. — Насчет семьи я полностью с тобой согласен. Действительно, хватит рисковать. Оставим вина здесь, с собой возьмем пару бутылок, у нас еще сумка есть, место найдется. Все шмотки бросим. Приедем в Петербург и заживем по-человечески.
Майя оттаивала прямо на глазах. Макс перевел дух.
— Но вход в пещеру как следует замаскируем, — поставил он точку в разговоре.
Майя вздохнула.
Макс вытер чумазую рожу.
Он был великим гидом по стране заблуждений.
Глава девятая,
в которой кто-то теряет, кто-то находит, а Макс берет свое и попутно чужое
Последние гривны ушли на дорогу до Симферополя, и денег не осталось вовсе: полученные за фальшивую цепь цыганские доллары тоже оказались фальшивыми. Проклиная свое лоховство, Макс метался от обменника к обменнику, рассчитывая на нерадивую кассиршу, но девочки в пунктах были ушлые и давали мошеннику от ворот поворот. Из третьего пункта Макс вышел с твердым убеждением втюхать подделку в частном порядке.
Майю пришлось бросить на произвол судьбы в зале ожидания. В рюкзаке и бауле были аккуратно разложены кляссеры, золото и пять бутылок французского вина, обернутых в грязную одежду.
Стиснув лямку брезентовой котомки, словно ремень автомата, Макс остановился посреди улицы. Надо было куда-то идти и кому-то впарить липовые баксы, но в зоне видимости подходящей жертвы не находилось. «Пока я тут торможу, Майя сбежит с золотом! — Стоя под полуденным солнцем, Макс обливался ледяным потом. — Снимется, загонит в скупке пару ложек, уедет в Феодосию и там сядет на поезд. Стоп! А почему я-то не могу ложки в ломбард сдать? Совсем извилины на курорте выпрямились!»
Он побежал, прямо-таки полетел на крыльях недоверия и мнительности на вокзал. Майя ждала там, где ее оставили, беспокойно крутя головой. Макса она заметила почти сразу и уставилась полным надежды взглядом, мол, ну как, порядочек? Верещагин послал в ответ обнадеживающую улыбку, подошел, взял рюкзак.
— Пойдем, дорогая. — Не тратя лишних слов, он увлек за собой подругу.
— Кассы в другую сторону, — напомнила Майя.
— Нам сначала в ломбард.
Подруга закручинилась, когда Макс ознакомил ее с диспозицией.
— Надеть нечего, есть нечего, и полные сумки сокровищ — это попадос. Значит, надо загнать ложки. Сейчас поймаем тачку, найдем ломбард. Сдавать будешь ты — женщинам доверия больше. Возьми новый паспорт, который не палили нигде. Если что, выкинем. Границу будешь пересекать по старому паспорту, который в иммиграционном листке указан, а сейчас пойдем отберем товар на продажу.
В тихом дворике они заняли пустую скамейку и стали копаться в бауле, бережно выворачивая его золотые потроха. Выбрали три чайные ложки. Выручки за них с лихвой должно было хватить на обратный путь. Прикрыв ладошкой, Майя шустро спрятала их в сумочку. Почему-то ее била дрожь. Воровку давно так не колбасило, и это был дурной признак.
— Ты совершаешь законную сделку, — Макс заметил ее волнение и постарался успокоить. — Обедневшая девушка принесла остатки фамильных ценностей, чтобы купить хлеба. Ничего криминального в этом нет.
— Только у девушки российское гражданство и петербургская прописка.
— На такие мелочи в скупке внимания не обращают. — Макс вложил в голос как можно больше тепла и уверенности. — У барыг свои интересы. Им что надо? Нажиться. Остальное ехало-болело. Они ради этого точку и открыли, а не для помощи обедневшим дворянам. Рискну предположить, что, по южной беспечности, они прямо там анашой барыжат или даже винтом и вкусным герасимом.
— Я готова, пойдем. — Майя нервно улыбнулась и встала со скамейки.
На улице Гагарина Макс поймал машину, идущую в центр.
— Шеф, нам в ломбард нужно, — без экивоков заявил Макс, узрев за рулем потрепанной «Волги» пожилого насупленного мужика.
— В ломбард — тридцать гривен, — установил цену таксист-мизантроп.
— Там расплатимся, — сказал Макс. — Девушка сходит, я в машине посижу.
Водила кивнул.
Верещагин забросил поклажу на заднее сиденье, чтобы в случае чего ее можно было схватить и дать деру, сам расположился впереди. Бомбила ткнул рукоятку переключения передач, скрежетнули шестерни, «Волга» взвыла и отчалила от тротуара. Ехали недолго.
— Вот ломбард. — Таксист с заметным интересом посмотрел на Макса и указал на вывеску.
— Я сейчас, — пискнула Майя, открыла дверцу и зацокала каблучками к ломбарду.
— Последние сережки закладывает, чтобы вернуться, — сообщил водителю Макс, хотя тот не спрашивал.
— Приезжие? — поинтересовался шофер.
— Из Витебска, — сказал Макс.
— Я вижу, что не загорели.
— А вроде старались.
— Вроде… В роте, — непонятно к чему буркнул таксист.
Майю ждали десять минут. Она выпорхнула из скупки с видом человека, сделавшего общественно полезное дело.
— Все нормально? — осведомился Макс.
— Да, милый.
— Тогда на вокзал.
Таксист тронул машину. Проехали, развернулись.
— Ой, это не вы колечко потеряли? — Майя нагнулась и подняла выкатившийся из-под сиденья перстень-печатку. — Смотри, милый.
— Ого, — повертел в руках находку Макс.
— Ну-ка, — оживился водила. — Дай глянуть.
— Кто-то обронил. Пассажир, наверное, — щебетала Майя с заднего сиденья.
— Знаю, чей это перстень, — заявил водитель. — Это кума моего. А он-то искал.
— Ага, — скептично хмыкнул Макс. — Пьяного небось подвозил. Ого, проба!
«Волга» приткнулась к тротуару.
— Говорю, друга моего перстень. Дай сюда!
Водила развернулся всей тушей к Максу и попытался отобрать гайку, но ловкий мошенник стремительно отвел руку, и лапа жадного таксиста схватила пустоту.
— Ты чего, дядя, уху ел в атаке? — возмутился Макс. — Чего на людей кидаешься? Никак грабил кого-то в тачке, да? Небось пьяного шмонал, а он проснулся, когда ты у него гайку с пальца намыливал, вот ты и скинул ее под сиденье.
Водила замер, испуганно вытаращился на наглеца и сдулся.
* * *
Сам того не зная, Макс угодил в болевую точку, как удачно попадает боксер, роняя на пол противника.
Иван Михайлович Пидоренко прожил жизнь тяжелую и опасную. Тяжелой она была по причине фамилии, за которую его прочно задразнили в школе, а потом гнобили в армии, что сделало Пидоренко мнительным и нелюдимым. Опасной она стала после службы, когда Иван устроился в таксопарк и принялся обирать захмелевших клиентов.
Однажды декабрьской ночью Пидоренко ангажировали ехать в Белогорск. Возвращаясь, он подхватил на окраине пассажира. Подгулявший интеллигент в дорогом драповом пальто и каракулевой шапке пирожком желал в Симферополь. Иван Михайлович потребовал показать деньги, есть ли, хватит ли расплатиться по счетчику. Интеллигент раскрыл портмоне и махнул фиолетовым веером четвертаков. Сердце таксера бешено застучало. «Не меньше тысячи», — сообразил он.
Ночь была темная, трасса была пустая. «Кусок, — думал Пидоренко. — Целый кусок!» Проехав Цветочное, он покрутил рулем, завилял и съехал на обочину.
