– Ой, Инусь! – тут же затарахтела Светка Медведева. – Главная новость – «Континент» обанкротился. Так что накрылся наш годовой рекламный контракт медным тазом. Всего три статьи вышло – и на тебе!
– А что по этому поводу говорят?
– Да что тут говорить? – Генрих Стародуб, то есть Генка Дубов, махнул рукой. – Трындец бизнесу твоего друга сердечного и матушки его. Все денежки растрясли, на юбилеи растранжирили. А денежки-то не свои были, а кредитные. Пришла пора возвращать, а нечем.
– Погоди, Ген, – Инна досадливо поморщилась. – Меня твои домыслы меньше всего интересуют. Расскажите кто-нибудь поподробнее.
– А поподробнее, Инночка, ты сама все узнаешь и в газету напишешь, – сообщил ей главный редактор. – Ты очень вовремя вернулась. Такой материал горяченький, я уж представляю, какую конфетку ты из него сделаешь.
– А почему она? – плаксиво спросил Генка. – Она вообще в отпуске была. Эту тему я на планерке застолбил!
– Место себе на кладбище застолби, – угрожающе сказала Инна.
– Нет, правда! – Генка даже разволновался от подобной несправедливости. – У меня тоже каналы есть, которые с Манойловыми знакомы.
– Те самые каналы, ради которых ты ко мне в больницу приезжал и информацию выпытывал? – прищурилась Инна.
– Не докажешь, – Генкин запал быстро иссяк. – И вообще, это такие каналы, что место на кладбище нужно тебе столбить, а не мне. Ты туда в прошлый раз-то чудом не попала.
– Ладно, Геночка, я еще разберусь, кому именно ты стучал, – пообещала Инна. – Не до тебя пока. Юрий Александрович, расскажите мне, что вам про «Континент» известно.
Известно было до обидного мало. В начале марта фирма «Континент» не вернула ни один из десяти истекших кредитов, взятых в разных городских банках. Весь предыдущий год она платила лишь проценты, но не гасила основные суммы долга, которые в общей сложности превышали 50 миллионов долларов.
Долг казался огромным, но до этого кредитная история фирмы была вполне хорошей, дела шли в гору, Манойловы выглядели обеспеченными людьми, активно расширяющими свой бизнес. Открывали новые направления, покупали недвижимость, поэтому кредиты им активно давали.
Когда срок уплаты истек, банки начали задавать вопросы, и тут-то их службы безопасности выяснили, что у манойловского бизнеса, по сути, есть только вывеска. Здание магазина «Континент» находилось в залоге у одного из банков, склад недавно сгорел, так что товарных остатков практически не наблюдалось, текущие счета были обнулены. Чувствовалось, что фирму давно и упорно готовили к банкротству.
Представители банков обратились в прокуратуру. Было возбуждено уголовное дело о мошенничестве. Вот, собственно говоря, и все, что знал главный редактор газеты «Курьер».
Выпроводив коллег из кабинета (Генка сбежал сам, понимая, что сболтнул лишнее), Инна налила себе кофе и задумчиво уставилась в компьютер. Коленька Манойлов меньше всего был похож на идиота, готового безропотно слить весь бизнес в унитаз и, возможно, даже сесть в тюрьму. На первостатейную сволочь он похож был, а на идиота – ни капельки, поэтому Инна никак не могла поверить в происходящее.
«Позвоню-ка я ему, – решила она. – Конечно, видеть его мне совершенно не хочется, особенно после Аниного рассказа, но ради дела я готова потерпеть. Из его уст это будет не просто информация, а полный эксклюзив, так что есть ради чего стараться».
Но телефон абонента был выключен или находился вне зоны действия сети.
«Оно и понятно, – подумала Инна. – Не я одна хочу ему позвонить. Кредиторы тоже».
Немного поразмыслив, она решила поговорить с Сергеем Васильевичем Муромцевым. Вообще-то политика и депутата она не любила. Он относился к известной журналистке без всякого почтения, а недавно на одном из городских форумов обозвал ее и Настю Романову «стареющими баронессами от журналистики». Слова «стареющая» тридцатичетырехлетняя Инна ему так и не простила, однако Муромцев владел любой информацией и охотно делился ею с журналистами. Впереди у него были выборы, а это значило, что он не преминет заставить журналистку Перцеву чувствовать себя чем-то ему обязанной.
– Здравствуйте, Сергей Васильевич, – пропела Инна в телефонную трубку, внутренне морщась от омерзения. – Не согласитесь ли встретиться со мной?
– С тобой, душа моя, завсегда с удовольствием, – баритон Муромцева был весел и раскатист. – Вот только зачем я тебе понадобился?
– Информацией поделитесь?
– Смотря какой…
– Меня «Континент» интересует.
– Он, душа моя, сейчас всех интересует, – засмеялся Муромцев. – Но отчего бы и не поделиться чужими тайнами с такой очаровательной красоткой, как ты. Приезжай, давай. Знаешь, куда? В «Николаевский клуб».
– Почему в «Николаевский»? – Инна слегка опешила. – Вам там кухня особенно нравится или хотите делиться манойловскими тайнами на его территории?
– А с чего ты взяла, что это его территория? Она моя! – и, почувствовав Иннино недоумение, он снова засмеялся: – Давай-давай, приезжай! Тут и поговорим.
Служебная машина довезла Инну до родного двора, где была припаркована ее ярко-красная «ласточка». Воровато оглянувшись (не видит ли Гоша?), она прыгнула за руль и поехала в «Николаевский клуб». Его территория выглядела уныло и печально. Снег почти полностью сошел, обнажив голые чахлые кусты, на озере, в проталинах, понуро плавали два лебедя – белый и черный. Они выглядели как два больших вопросительных знака, которые, кажется, недоумевали, что будет с их дальнейшей жизнью.
Идя по вытаявшей каменной дорожке, грязной от песка, Инна невольно вспоминала, как отмечала тут рождественский сочельник – всего-то два с половиной месяца назад! Тогда этот самый парк был похож на сказочный – благодаря то ли Инниному настроению, то ли предрождественскому волшебству, то ли просто морозному инею.
Муромцев ждал ее в ресторане. Был он по обыкновению слишком румян, слишком толст, слишком лыс и слишком весел. Инна знала, что он законченный мерзавец, но была в нем какая-то отчаянная харизма, которая поневоле располагала к себе. Сергей Васильевич своей гнусности отродясь не скрывал, отчасти даже бравировал ею, что тоже почему-то притягивало и манило. Этот феномен Инна пыталась разгадать каждый раз, когда общалась с Муромцевым, но пока так и не разгадала.
– Чай или кофе? – спросил он, и Инна с сожалением поняла, что кормить ее обедом никто не собирается. Последний раз она ела в самолете и была отчаянно голодна, но надеяться, что скупердяй Муромцев разорится на угощение, было глупо.
– Кофе, – сказала она, решив не затевать волокиту с самостоятельным заказом обеда. – Только пусть пирожных принесут. Они тут вкусные.
– Фигуру не бережешь, душа моя? – Муромцев ехидно прищурился, но пирожные все-таки заказал.
– Итак, почему теперь это ваша территория? – Инна решила сразу взять быка за рога. – Вы «Николаевский» купили, забрали за долги или, может, в карты выиграли?
– Купил. Не скрою, дешевле, чем мог бы. Решил, что элитный загородный клуб – прекрасное место для приватных бесед, и, как видишь, не ошибся.
– Он что же, не был заложен банкам?
– А почему он должен быть заложен? – Муромцев аккуратно пригубил горячий чай.
– Ну, Манойловы же все в кредитах. Здание «Континента» заложено, дом в «Серебряном бору», я так полагаю, тоже. Ну и вся остальная их недвижимость, разве нет?
– Ты, Инесса Перцева, ни хрена не деловая женщина, хоть отчаянно ее из себя строишь, – обидно рассмеялся Муромцев. – Ты, когда с людьми знакомишься, вроде бы должна информацию собирать, а ты всему, что говорят, веришь. С чего ты взяла, что Колькин бизнес и бизнес его мамочки – это одно и то же?
Инна озадаченно смотрела на него.
– Объясняю для особо одаренных журналисток. Фирма «Континент», набравшая кредитов в банках, принадлежит Таисии Архиповне Манойловой. И склад сгоревший ей принадлежал, и машины, и товар. А дом в «Серебряном бору» и «Николаевский клуб» принадлежали Николаю Гавриловичу Манойлову, который своей матери, конечно, приходится близким родственником, но к делу это не относится. Так что он никаких кредитов не брал, в залог ничего не сдавал, никому ничего не должен, а потому своей недвижимостью, и вот этой вот территорией в том числе, распоряжается как хочет. Поняла?
– Нет, – честно призналась Инна.
– Душа моя, так ты же вроде не тупая! – Муромцев откровенно развлекался, глядя в ее непонимающее лицо.
– То есть вы хотите сказать, что неприятности у Таисии Архиповны, которая задолжала куче банков и теперь полный банкрот, а у Коленьки все в порядке?
– В полном, – подтвердил Сергей Васильевич.
– А зачем он вам «Николаевский» продал? Чтобы долги матери погасить?
– На долги там не хватит. А продал, потому что собирается переехать на постоянное место жительства за границу, поэтому ликвидирует тут все свое движимое и недвижимое имущество.
