— Нет, спасибо. Значит, через час. Договорились.
Нажата кнопка отбоя, и телефон снова лежит на приборной панели. Если бы Клементов мог, он бы вырвал сейчас у меня руль.
— Скажите, что вам нужно? Я готов рассказать…
Я остановила машину и полезла в бардачок. Мне пришлось наклониться, и мой «тыл» оказался во власти сидящего рядом Клементова. На его месте я бы не растерялась и что-нибудь да сделала бы. Но Данила остался сидеть без движения.
Вместе с газетой и носовым платком я сумела достать диктофон так, чтобы это не было заметно. Нажать кнопку не составило труда.
— Если готов, то рассказывай. В настоящее время меня интересует только статуэтка, потом будем разбираться с остальным.
— Мара в камере хранения в аэропорту.
Я резко свернула, в который раз изменив направление. Заодно взяла телефон и набрала хорошо известный номер, чтобы связаться с дежурным. Я очень надеялась, что он сумеет задержать Кирю.
— Здравствуйте, это детектив Иванова. Мне нужен подполковник Кирьянов. Если он сейчас не может подойти к телефону, попросите его подождать меня.
«Если свернуть на Соколовую, а оттуда на Мясницкую, — прикидывала я, — то по Верхней можно будет доехать быстрее, там и движение меньше, и светофоров почти нет».
Я начала перестраиваться в потоке машин, а тем временем пыталась дозвониться Архипову. Он должен узнать первым о завершении дела и как можно скорее получить законную вещь. Заодно пусть свяжется с Артемом. Я, конечно, уже почти профи в вопросах антиквариата, но гораздо лучше, если подлинность древнерусской богини засвидетельствует более компетентный человек.
— Валерий, добрый вечер. Мне нужно встретиться с вами сейчас в здании аэропорта. И попросите Стрелецкого составить вам компанию.
— Вы нашли Мару?
— Ничего не могу сказать. Просто приезжайте. Обычно все решается на месте.
Итак, все действующие лица для завершения спектакля собраны. Так советовал Антон Павлович Чехов. Иначе, считал он, произведение не будет закончено. Оно словно бы потеряет свою целостность и монументальность. Правда, Элеонора Наумовна, Нина Сергеевна и некоторые другие персонажи как-то выпали сейчас из моего внимания, но это все от того, что их участие изначально было эпизодическим.
— Сейчас мне нужно, чтобы ты назвал код и отдал ключ от сейфа. Что будет потом, мы выясним позже. Это не предложение, Клементов, это мое единственное условие. Иначе я сразу передаю тебя подполковнику Кирьянову.
— А как я залезу в карман, если у меня наручники? — Он поднял руки, выразительно демонстрируя невозможность действий.
Первым моим побуждением было щелкнуть ключиком, но рассудок и многолетний опыт не позволили поступить столь опрометчиво.
— Скажи, в каком кармане, а ключ я достану сама.
— В куртке, внутренний левый. Только код все равно у Карины. Я не помню. Привык записывать.
Покрутив в руках миниатюрный ключик, ставший для меня практически золотым, я улыбнулась:
— Не страшно, что ты не помнишь код. Минут через десять, не позже, мне позвонит Карина, и я попрошу ее продиктовать.
* * *
В прохладном зале аэропорта мои шаги отдавались гулким эхом. Киря сидел в зале ожидания, но, увидев меня с балкона, кинулся навстречу с прытью, вовсе не свойственной подполковнику милиции. «Все-таки степенность ему не помешала бы, ну хоть для вида», — подумала я и улыбнулась ему.
— Какой это срок ты мне назначила?
— Минут в пятнадцать, а потом у нас важные дела…
Подоспевшие Валерий и Артем не дали мне закончить фразу, обращенную к Кире, и я повернулась к ним.
— Добрый вечер, я прошу прощения за то, что дело несколько затянулось. Вот ключ от камеры хранения, а вот код. Проверьте, действительно ли в ячейке Мара, не очередная ли это подделка.
Все оказалось в порядке. Две статуэтки снова объединились. Клементова отвезли в отделение милиции Волжского района, а я пообещала предоставить доказательства совершенных им преступлений на следующий день.
Элеонора Наумовна, вызванная в качестве свидетеля, долго не могла успокоиться. Причин тому было несколько. Во-первых, у нее в голове просто не укладывалось, что такой замечательный паренек, помогавший ее мужу, хладнокровно отравил его из-за денег. Во-вторых, она направила следствие по ложному следу, когда ошиблась и сказала, что перчатка принадлежит Игорю, а не Даниле. Третьим, что окончательно сразило ее, было известие о преступной, в прямом смысле этого слова, деятельности ее покойного мужа.
На допросах Клементова я не присутствовала. Он вызывал во мне чувство омерзения — внешне обаятельный парень, не глупый, а пошел на убийство ради денег. Неужели человеческая жизнь стоит меньше нескольких тысяч долларов? Разумеется, быть с деньгами лучше, чем без них, но ведь цель не всегда оправдывает средства.
Несмотря на все усилия, адвокат так и не сумел убедить судей, что убийство было совершено непредумышленно уже хотя бы потому, что у Клементова в тот день была с собой ампула с лекарством. К тому же мотив — жажда большой суммы денег — делал защиту практически невозможной.
Судебный процесс был больше похож на балаган. Мне хотелось поскорее уйти, чтобы налить полную ванну и как следует отмыться от обвинений, истерик, воплей, которых было больше, чем может перенести человеческая психика.
Начать хотя бы с того, что Данила, патологический наглец, заявил, что Гробовский во всем виноват сам.
— Если бы Витольд Модестович с самого начала честно делил прибыль, — утверждал Клементов, — этого бы не случилось. Он принимал заказы, а всю работу делал я. Да еще и получал за нее копейки. Такое никому не понравится.
После этого заявления Элеонору Наумовну под руки вывели из зала, а собравшаяся аудитория так долго шумела, что судья несколько раз призывал восстановить тишину.
Подружка Данилы вместе с Ниной Сергеевной, квартирной хозяйкой, рыдали в два голоса, но по разным причинам: первую волновала судьба несостоявшегося жениха, а вторую — возмещение ущерба от пожара, который он устроил.
— Я не хотел убивать Витольда Модестовича, — оправдывался обвиняемый, — сначала объяснял ему все по-хорошему, а потом… Оно как-то само все получилось… Как будто кто-то говорил мне, что и как надо делать… Да, я носил с собой лекарство, но как-то не думал, что решусь им воспользоваться. А тут обстоятельства…
Да, уж у него бы все получилось. Досадной помехой стал Артемий, определивший, что коллекция его друга, приобретенная через Гробовского, — это собрание подделок. Если бы Архипов не затеял расследование, Элеонора Наумовна никогда бы не узнала, что ее муж был отравлен, а Данила с подругой обосновались бы в Берлине.
Ожерельеву не повезло, как и Даниле. Это можно назвать так: он оказался в ненужное время в ненужном месте. Отказавшись давать официальные показания в суде и заявив, что Клементова он не знает и, соответственно, не имеет к нему никаких претензий, Леопольд Вольдемарович элементарно «прокололся». Если бы сей представительного вида господин не задумал после съемок для каталога изготовить подделку, а подлинную Мару продать, его не привлекли бы к уголовной ответственности.
Что же касается попавшей к Ожерельеву поддельной Мары, то подмена произошла тогда, когда Гробовский выходил из своего кабинета за деньгами. Самохин и его сопровождающий сидели за столиком спинами к Клементову, который аккуратно извлек из рюкзака одну статуэтку и в считанные секунды поставил ее на место подлинника.
Курьер, помогавший Ожерельеву, сделал все так, как было рассчитано, с блеском выполнив указания Леопольда Вольдемаровича. Однако никто из них не мог и предположить, что Мару уже подменили.
* * *
Из зала суда я отправилась в антикварную лавку заказывать второе черное кресло. А Кирьянов долго ругался по поводу того, что я только напрасно привлекаю его к содействию, когда на самом деле и сама великолепно со всем справляюсь. Это не комплимент, это — констатация факта.
