лагерем стояли.
Шансы, конечно, у этих двоих стремятся к нулю. Ну, если только они не отстреляют весь боезапас одной очередью и не ломанутся вслед за взводом. Но это вряд ли – он ведь не зря назначил именно их. Пожилой узбек (или кто уж он там), во-первых, самый религиозный во взводе, во-вторых, приехал в Халифат 142 вместе с семьёй, и в тот же день вся эта семья погибла под бомбами. Может российскими, может американскими – не суть. Главное, Марат был уверен, что Маруф не сбежит. Амирхан – полная противоположность, про ислам он, похоже, знал не сильно больше, чем взводный. Молодой, горячий, больше всего на свете боящийся показаться трусом – Марат на таких карланов 143 насмотрелся, когда катал на выезда́. Кстати, судя по паре обмолвок, молодой даг сам из «анжуйцев». Что, собственно, многое объясняет.
– Остальные!
с-С-С-с
БУМ!
Муджахиды прильнули к земле нехотя и поднялись практически мгновенно, словно разрыв был лишь досадной помехой для выслушивания командира.
– Отходим «улиткой», как тренировались тогда. Номера – первый, второй, третий, чет.. Салим?
Молодой татарин из Набережных Челнов, никак не отреагировавший на направленный на него при слове «третий» палец, спокойно сидел, привалившись к побитой осколками оливе, а из маленькой, с ноготь размером дырочки в его виске тихонько сочилась кровь.
– Иншалла. Все всё поняли?
с-С-С-с
БУМ! – Вперёд!
* * *
– Левее, млять! Левее, сука! Дави их!
Кого именно надо давить, Гриша не понял, а судя по секундной заминке Зубастика (которому, собственно, и было адресовано живое командирское слово), тот находился в аналогичном недоумении. Но командиру виднее, так что пулемётчик послушно взял левее и принялся короткими очередями обрабатывать полузасохшие оливковые посадки. 144 Никакой реакции оттуда не последовало, но Мордвин удовлетворённо крякнул:
– Кушайте, мля!
Петренко, пользуясь передышкой, снял с разгрузки фляжку и сделал маленький глоток горячей, чуть отдающей лимоном воды. Лимон он вчера купил в неожиданно заглянувшей прямо на позицию отряда армянской автолавке. Армяне, правда, оказались местными, 145 и по-русски не говорили, но сомнений в нацпринадлежности не возникло. В общем, идея с выдавливанием сока оказалась стоящей, можно повторить.
Мордвин Рябчику! Доложи обстановку!
Командир отделения пробормотал сквозь зубы что-то нехорошее и потянулся к рации:
– Мордвин на связи! Херовая обстановка! Нас тут прижали, «дашка» с пикапа работает из-за домов! Арта может поддержать? У меня Крепкий трёхсотый!
Гриша с Зубастиком переглянулись и дружно хмыкнули – Мордвин явно считал, что в деле драматизации обстановки для начальства кашу маслом не испортишь. На самом деле «джихадка» с пулемётом отработала один раз минут десять назад и куда-то упылила, а получивший пару осколочков от прилетевшего из-за оливковых посадок вога 146 санинструктор уже перемотал сам себя и оставался в строю. Но возражать они, разумеется, не стали. Во-первых, возражать Мордвину вообще не самая удачная идея, озвиздюлишься моментом, во-вторых, поддержка арты никогда не помешает (лишь бы по своим не долбанули опять), ну и в-третьих – за взятие деревушки наверняка положена какая-то премия, и пусть бо́льшая часть несомненно достанется распределяющему оную начальству и его жополизам, что-то может перепасть и рядовым. Не всем, конечно, а только тем, кто был в самом жёстком (по мнению начальства) пиздорезе. Сегодняшний день их отделения к таковым (тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо) пока не относится, завалили пару духов, несколько раз побывали под обстрелом, и всё на этом – основное сопротивление черноармейцы оказывают в центре посёлка, вдоль трассы. Что ж, сегодня не повезло взводу Моти. Но донести до командования, как им тяжело, лишним точно не будет.
Принял! Ща попрошу, чтоб «птичку» над вами погоняли. Трёхсотому эвакуация нужна?
– Нет, справимся. Спасибо.
Драма драмой, но оставлять отделение без медика Мордвин не собирался.
На рожон не лезьте там. Штаб передаёт – духи оттягиваются назад. Смертников в прикрытии оставили походу. Аккуратно выбиваем их, не подставляемся.
– Принял!
Убрав рацию, Мордвин открыл было рот, но в километре к югу несколько раз солидно грохнуло – артдивизион работал без остановки. Смерив взглядом пыльные облака, встающие на месте прилётов, комод 147 презрительно сплюнул в пыль:
– А я-то, млять, хотел с шашкой наголо в атаку бежать… Боится, сука, что за потери премию срежут.
Слушатели глубокомысленно закивали – чёрт его знает, как уж оно там на самом деле, но по слухам – командование за чересчур высокие потери драло питерское начальство, ибо семьям погибших полагалось по пять миллионов рублей. С начала движухи в конце августа количество двухсотых точно перевалило за сотню – так никаких гробовых не напасёшься.
С левого фланга отделения, растянувшегося в цепь за невысоким земляным валом, донеслось какое-то оживление, за которым почти сразу последовал шквал стрельбы.
– Духи!
Петренко, инстинктивно шаривший глазами в посадках, не сразу понял, что даиши не там – почти сливающиеся со светлым фоном враги мелькали среди непонятных куч земли к северу от рощи. Обойти хотят? Ну, это мы сейчас посмотрим…
Под довольно слаженным огнём их отделения черноармейцы быстро залегли, а потом и оттянулись обратно за кучи, оставив на земле одно тело. После чего бой перешёл в вялую перестрелку в типичном арабском стиле, когда обе стороны предпочитают обозначать присутствие, а не рисковать ради достижения результата. Собственно, ни Мордвин, ни Гриша (последнего, впрочем, не спрашивали) ничего против такого развития событий не имели. Сейчас прилетит беспилотник артиллеристов, тогда духам останется только быстро сваливать, ну, или к гуриям в ускоренном темпе. Расстояние метров двести пятьдесят, есть обоснованная надежда, что своих арта не накроет.
Рокот крупнокалиберного пулемёта справа, истеричный крик (кажется, Абрикоса) «Духи!» и шлепки тяжелых пуль пришли одновременно. Развернувшись к источнику опасности, Морлок успел нехорошо подумать об отставшем отделении Хомяка (через полосу ответственности которого к ним на правый фланг и выскочили «чёрные»), заметить две джихадки – одну с плюющимся огнём пулемётом, другую с чем-то вроде безоткатки, и даже направить в ту сторону автомат, после чего из ствола установленного на втором пикапе орудия вырвался сноп пламени и свет вокруг внезапно погас.
Уже почти соскользнув в темноту, Гриша услышал визгливый голос (опять Абрикос) «Мааскву, Мааскву задвухсотило!» и хотел было подумать «Ах ты ж сука!», но не успел – мозг выключился окончательно.
* * *
– «А я милиционер…» 148 – глухо пробормотал Ганс, вызвав непонимающие взгляды окружающих и мимолётную усмешку нескольких среднеазиатов и Эшрефа.
Впрочем, начальник штаба мгновенно вновь посерьёзнел – ситуация к веселью не располагала. Двое казахов из личного отряда командира катибы сбежали вместе с батальонной кассой, в процессе убив четверых сослуживцев, включая комбата. Где их теперь искать и кто будет этим заниматься, учитывая непрекращающийся напор врага, было решительно непонятно. Ну, по крайней мере, Марату – у ставшего ВрИО комбата Эшрефа, возможно, какие-то идеи и были.
Эшреф повернулся к Мохаммеду, командовавшему «местным» джамаатом, и принялся отдавать какие-то приказания на арабском. Всё, что Валеев понял, это «дороги», «Хисба», 149 «Казахстан», «семьи» и «Эмни». 150 Со второй частью понятно, наверняка найдётся, кому заняться семьями предателей (никакого сочувствия к беглецам Марат не испытывал, крысы и есть крысы), а вот причём тут местная «полиция нравов»… Впрочем, казахи наверняка продумали пути отхода, а переодеться в женщину – лучший вариант, с учётом местной моды. Ни один мужчина не прикажет чужой женщине снять чадру, за это в лучшем случае сильно огребёшь. Но в Хисбе есть женские подразделения, личный состав которых может попросить Гюльчатай показать личико, так что наладить с ними взаимодействие в деле поимки и правда нужно, а у местного это получится лучше. Про чекистов же, наверное, просто так сказал, для поднятия духа – типа даже если тут ускользнут, один хрен…
– Ганс! – Эшреф, закончив с организацией преследования, повернулся к отвечающему в батальоне за радиосвязь бывшему казахскому немцу, уехавшему на родину предков, там севшему за ограбление и принявшему в тюрьме ислам. – Подбери себе двух-трёх толковых братьев из джамаатов, восстанавливай ячейку управления. Я пока буду и за амира и за эн-ша, но дополнительные люди
