моем похищении, — пытаюсь убедить ее, надавить на жалость, обратиться к ее разуму, но где он — этот разум.
— Хм, я чо дура, — хмыкает девица, — Натка тебя уберет, и мой мальчик получит все денежки, а еще нам Стасик купил виллу на берегу Средиземного моря, счет в банке открыл. Это все получу я!
Вот как значит. Одна до сих пор на меня зуб точит зато, что проглядела перспективного молодого человека, сама жопой крутила налево и направо. Вторая денег хочет получить, причем ее не устраивает половина суммы, ей надо все!
Как быть в такой ситуации?
Найдут ли меня раньше, чем эти две крысы меня грохнут?
Мне страшно, мне очень страшно. По спине бежит ручеек пота, даже волосы взмокли. Во рту сухо, как в пустыне, даже язык плохо ворочается.
— За что вы так со мной, я же тебе, Катя, ничего плохого не сделала?
— Да мне плевать! Надоело жить в нищете! Ты, поди, и не жила, когда одна юбка, одно платье — и на выход, и на работу, и вкалывать от зари до зари на дядю, — усмехается юная стерва.
— Ошибаешься. Катя, я жила со Стасом нищей студенткой, он подрабатывал, и я работала дежурантом в аптеке. Учились, работали. И этот бизнес, который ты хапнуть хочешь, мы вместе строили. Так что побывала я и нищей, и богатой. И знаешь что?
— ????
— Бедной я счастливее жила, чем богатой!
— Ой, не выдумывай, — Катя с презрением посмотрела на меня.
— Дай воды, пить хочу, — рявкнула я, сама от себя не ожидала, что могу вот так в приказном порядке.
— Сейчас, — проблеяла девушка и убежала.
Через минуту вернулась со стаканом воды. Она держала стакан, пока я пыталась напиться, но большая часть воды просто текла мне на блузку мимо рта.
— Можно хоть стакан нормально держать, — ору на нее, Катя дергается, но исправляется.
— Что тут происходит, — вдруг в двери входит Ната.
— Так я пить ей дала, — оправдывается Катя.
— Зачем? Потом она в туалет захочет, ты что с ней делать будешь? И так сутки проживет, ничего не случится.
Ната отбирает стакан у Катьки и зло бросает тот в стену. Меткие осколки разлетаются по всей поверхности пола. Они блестят в лучах солнца, переливаются, как бриллианты.
Катька стушевалась и быстро юркнула за двери. Понятно, что в их тандеме главный игрок — Ната.
— Ната, за что ты так со мной? — вновь спрашиваю я ее, вдруг осекаюсь, потому что вижу на руке Наты повязку, пропитанную кровью. — Натка, ты Стасика убила?
До меня вдруг дошло, в этот момент я все поняла.
— Надоел твой индюк! — вдруг взорвалась Ната. — Сколько я для него делала, я спала с чинушами, чтобы Стасик выиграл тендер, я спала с его инвесторами, чтобы у Стасика всегда были деньги, я отсосала у генерального директора фирмы поставщика. Но нет! Стасику все было мало! Сука!
— Ната, тебе надо было просто жить своей жизнью, а не ложиться по всех встречных поперечных.
— Жить своей жизнью, — передразнивает меня Ната. — Да что ты о моей жизни знаешь? Меня мать с шестнадцати лет продавать стала! Ей деньги нужны были, работать она никогда не любила, а на нее, старую калошу, уже мужики не велись. Вот как я жила. А потом она уехала в Англию, сосать у старого английского хрена. А меня бросила без денег в России.
— Ната, мы все были нищими студентами, работали и зарабатывали.
— Копейки, — кривляется Ната. — Я так жить не привыкла.
— А мы жили на копейки с Веркой, но *издой своей не торговали.
— Лапшу ели на завтрак, обед, а ужин — пустой чай, — Ната презрительно сморщилась.
— Зато на панели не стояли.
— Я всегда знала, что вы меня презираете с Веркой, — выпалила Ната.
— Ната, мы тебя не презирали, но и не понимали, почему ты так живешь, мать твоя уехала, можно было завязать с жизнью продажной девки.
— Чтобы ты понимала!
— Да, я ничего не понимаю, я вышла замуж девственницей, мужиков у меня кроме Стаса не было.
— А у Стаса были бабы. Ты же дура! — ржет Ната. — Пока ты там по ночам дежурила и писала ему курсовые, мы на койке шпилились с ним. Верная ты наша!
От таких признаний мне стало не хорошо, но в желудке было пусто, потому во рту была только слюна и горечь от желчи.
— Я и позже со Стасиком не расставалась. Раз в неделю он регулярно ко мне ходил. К несчастью я забеременела. И по глупости сказала, что от него. Тогда с Каримом Сайфулиным крутила, — взгляд у Наты становится с поволокой, немного грустный и задумчивый. — Карим-то сразу отрезал. Сказал, что жениться, а со мной у него просто развлекуха перед свадьбой. Потом жене нельзя изменять, там брачный договор и связи отцов. Ну, я и повесила на Стасика ребеночка. А он был так рад, что даже хотел с тобой развестись. Все мне оплатил, я рожать в Англию поехала. Твой-то дурак на роды прилетел. А как я родила, сразу понятно стало, что не Стасика это сын. Там восточная кровь. Стасик, конечно, помог, содержал меня какое-то время, но больше ко мне трахаться не приходил. Так что у нас с тобой десять лет был один муж на двоих.
Ната улыбается, только в ее глазах злость, ярость, гнев.
— Нет, Ната, мужем он был для меня, а для тебя — ё*барем. Меня он хоть вид делал, что любил, а тебя он использовал.
От звонкой пощечины у меня темнеет в глазах, щека распухает почти моментально, заплывает глаз.
— С-с-су-ка! — рычит Ната.
— Вижу, что правда глаза колет, — спокойно говорю я, проверяя языком, не вышибла ли мне эта ненормальная зубы.
— Какая же ты сука! Вы с Веркой всегда меня ненавидели! — рычит Ната.
Что-то ужасное происходит внутри ее, в один миг она состарилась лет на десять, осунулась, глаза запали, словно я сдернула с ее лица маску респектабельной леди.
— Твой муженек тоже еще тот сучоныш, обещал, я женюсь на тебе! Сука! — орет она, бросая на пол все, что попадается ей под руку.
— И за это ты его убила?
— Да!!!! — орет она. — Я для него все сделала, из деревни свою сестру притащила, нашла лучшего в стране репродуктолога, лучшую клинику. Все сделали, наконец, Катька смогла зачать, у него должен появиться ребенок. Сколько он мне обещал, что разведется с тобой, на мне жениться, мы с ним растить ребеночка будем!
Натка падает на пол и режет об осколки колени, она сидит
