– Да так, особенно ничего. Но вот что-нибудь новое, как ты умеешь, я бы съела с удовольствием.
Девушки рассмеялись, и обеим показалось, что существуют абсолютно нормальные выходы из стрессовых ситуаций.
Топик заметался по квартире, как оранжевое пламя, увидев Дину и Чарли. От восторга обе собаки долго не могли прикоснуться друг к другу: пролетали мимо по инерции. Дина, глядя на них, прослезилась от умиления. Алена заметила:
– А ведь можно было и не заставлять их скучать. Просто жить дома, как все люди.
– Да, – горячо согласилась Дина. – Мы с Чарли останемся. Я так и скажу Сереже. Тем более что уже вся милиция ищет убийцу.
* * *
Никита был совершенно деморализован и раздавлен. Страх и смертельная тоска терзали его сильнее, чем физическая боль. Хотя от боли и потери крови кружилась голова, и тошнота подкатывала к горлу. На раздробленное колено было страшно смотреть, а в правой ладони застряла другая пуля, пущенная для шутки. Никита попытался в туалете выковырять ее из раны, но потерял сознание. Даша вытащила его в холл и плеснула виски в лицо. Он открыл глаза, увидел ее и страстно захотел вернуться в обморок, впасть в летаргический сон, исчезнуть. Даша много пила, ела, смотрела телевизор, иногда закрывала глаза, но стоило ему шевельнуться, как в ее руке появлялся пистолет. Вот уже сутки она не спала, но казалась совершенно отдохнувшей. Самое невероятное: время от времени ей хотелось заниматься с ним сексом. И тогда она швыряла его на мокрую от крови кровать и скакала на нем сверху, как ведьма. Ноздри ее раздувались от возбуждения, она явно упивалась видом и запахом крови и беспомощностью своего пленника. В такие минуты Никите хотелось умереть. Он даже не мог избавить себя от участия в чудовищном акте. Его насиловали, опускали, а он кончал, как подопытный кролик, сдерживая в горле клокотание.
Даша отключила телефон и его мобильник. Никита безнадежно думал о том, возникнет ли у кого-то мысль его искать. И если даже Варя или другие девушки приедут сюда и позвонят в квартиру, Дашка им просто не откроет. Иногда она болтала, несла всякую чушь, но он напряженно вслушивался, пытаясь понять ее план: как долго она собирается сидеть здесь, чего хочет от него. Скорее всего, она ничего не хочет. Эта сумасшедшая тварь просто так проводит время. Но однажды Никита очнулся после короткого тяжелого сна и услышал, что Даша с кем-то говорит по телефону. Ее голос был умоляющим и слащавым. Она называла собеседницу «сестричкой» и говорила ей, что скоро у них все будет хорошо. Она снимет им квартиру и займется бизнесом.
– Женечка, – ворковала она, – тебя никто не будет любить так, как я. У тебя будет все, что ты захочешь. А мне нужно только одно: чтоб ты смеялась и разрешала называть тебя Полинкой… Нет, конечно, я понимаю. Ты занимайся, выступай на концерте и все такое. Я же тебя не тороплю. У меня тоже есть пока дела.
Даша закончила разговор, и Никита видел из-под ресниц, как она сосредоточенно сморщила лоб, глубоко задумавшись. Интересно, кто эта несчастная «сестричка», к которой она пристает? Она называет ее Женей. Неужели это та самая Женя? Дашка подошла к Никите в ее дворе… Никита в очередной раз подумал о том, что надо собраться и что-то предпринять. Он поднялся и долго брел, держась за стенку, к ванной. Под Дашиным немигающим взглядом он чувствовал себя не до конца раздавленным червем. Он посмотрел в зеркало над раковиной, увидел свое серое лицо, пожелтевшие белки глаз, стариковский высохший рот. А в дверном проеме за его спиной стояла Дашка и корчила ему рожи. Никита, содрогнувшись, склонился над раковиной: его рвало желчью.
* * *
Дина ахнула от восхищения, войдя в свой кабинет. Эта полная света и воздуха комната была практически необставленной. Дине хотелось «чего-то такого», чтоб помогало бы работе, чтению и в то же время было лишено всяких признаков деловой обстановки. И Алена отыскала настоящее чудо. Большой антикварный стол производил впечатление легкой, изящной вещи, такой тонкой была работа. Его реставрировали в очень хорошей мастерской, покрыли белой краской и едва заметно модернизировали. На стенку Алена повесила два прямоугольных зеркала в белых рамах. А на столешнице стояли новый белый ноутбук и две серебряные настольные лампы с темно-синими абажурами. Кресло из темно-синей кожи тоже не имело ничего общего с деловой мебелью. Оно было необычным, с красиво изогнутой спинкой и подлокотниками, круглым сиденьем, с которого спускались на пол кожаные складки, как на юбке.
– Какая прелесть! – Дина опустилась в кресло и зажмурилась от удовольствия. – Где ты такое взяла?
– Это ручная работа по эскизу Джеймса Мишка и Марка Бэдгли, самых модных дизайнеров в Нью-Йорке. Я увидела кресло у них и давно вела переговоры, чтобы получить такое же.
– А ноутбук уже подключен к Интернету?
– Конечно. Вот твой новый электронный адрес.
– Здорово. Сейчас же напишу письма Ричарду, Филиппу с Тамарой, а потом поужинаем. Я только Сереже позвоню, чтоб приехал. А то, знаешь, когда он ведет расследование, живет, как рабочая собака.
– По-моему, он всегда так живет.
– А он всегда ведет расследования.
Когда Сергей явился на ужин в апартаменты Дины, его встретили две прекрасные дамы в вечерних платьях и два обезумевших от радости пса.
– Ничего, что я не во фраке, и вообще?
– А ты не обращай на нас внимания, – предложила Дина, одетая в серебристое платье от Армани с глубоким декольте, открытой спиной и гирляндой цепочек вместо рукавов. – Мы просто занимаемся психотерапией, повышаем жизненный тонус.
– Это ужасно, – серьезно сказал Сергей. – В моей жизни все учтено, кроме твоей сумасшедшей красоты. Пока я тебя не вижу, то думаю, что все утрясется. А как увижу, не знаю, что мне с этим делать.
– У меня предложение, – произнесла Алена, одетая в розово-фиолетовый наряд от Кристиана Лакруа. – С ней ничего не делай. Найди более подходящих дворников, подсадных уток, ищеек и прочих окопных крыс. И когда они всей гурьбой найдут тебе убийц, маньяков, тела жертв, ты придешь к нам – во фраке или даже без оного – и поймешь, что в красивой женщине нет ничего ужасного. Что у тебя просто в голове все перемешалось от специфики работы.
– Наверное, ты, как всегда, права, – охотно согласился Сергей. – А вы что, и угощать меня сегодня будете?
– Вот видишь, – назидательно заметила Алена, – ты уже не веришь ни во что человеческое.
На ужин Алена подала блюда не только красивые, но и полезные. Салат из мяса каракатицы с желтым перцем, луком, чесноком, прогретый с сухим белым вином. И более сытное блюдо – салат из шляпок шампиньонов с вареным картофелем, красной фасолью, яблоками, изюмом и петрушкой. В глубокой вазе лежали ломти горячего хлеба. Красное вино в бокалах мерцало, как рубины в оправе. И всем было хорошо, беззаботно. И они расслабились до того, что заговорили о том, о чем решили даже не думать.
– Она жива и, скорее всего, в Москве, – вдруг сказал Сергей. – Даша Майорова, убийца Вадима Коркина, лейтенанта Михайлова и, возможно, еще двух человек. Кстати, твоего бомжа Вовку-Кабанчика замели по подозрению в убийстве Коркина.
– Кабанчика, который Чарлика подобрал? Как они могли? Он же добрый, безобидный мужик.
– Да он уже на свободе, может дальше заниматься сбором псов. Я просто раньше не хотел тебе говорить.
– Ну, раз начал, рассказывай все, что узнал, – неосторожно сказала Дина, и светский ужин закончился. Началось оперативное совещание.
Правда, ночь Сергей провел в раю. Только вместо ангелов в спальне сопели и перемещались две собаки. Но ему и это нравилось. Утром, собираясь в спешке, Сергей увидел на журнальном столике старый собачий ошейник.
– Это тот самый, что с цифрами? Да, вижу. Дина, это же всего-навсего шифр камеры хранения на каком-то вокзале. Как ты не догадалась!
– Я не знаю шифров камер хранения, – сонно пробормотала Дина. – Оставь его. Не нужно ничего узнавать.
– Да нет, я выберу время и посмотрю, это же элементарно.
– Ой, ну зачем. А вдруг там бомба, – попыталась внятно произнести Дина и провалилась в глубокий, сладкий сон.
Слава Земцов провел ночь в кабинете, изучая дело об убийстве Павла Селиванова и сравнивая его с делами по Вадиму Коркину и лейтенанту Михайлову. То, что среди отпечатков пальцев, снятых в квартире Селиванова, обнаружились пальцы Майоровой, Славу не удивило. Вряд ли в короткий период времени, при похожих обстоятельствах могут появиться две такие яркие по почерку убийцы. Даже в Москве. Скоро отец Ксении Бройдо привезет из ее квартиры какие-то предметы, и тогда можно будет поискать следы ее пребывания у Селиванова. Но поскольку Ветров и Кирилл с самого начала утверждали, что девицы, высаженные за кольцевой, поехали в разные стороны, вряд ли они могли оказаться в одно время дома у Селиванова. Странно вот что: почему Ветров и Кирилл настаивали на том, что ночью своим ходом от них уехала именно Майорова, Инесса, как они ее называют. И что Ксению вместе с девушкой по вызову Аней они привезли в Москву. Никита Горовой сказал, что Аня не знала девушку, с которой ехала. Но разговора с этой Аней у него не получилось, у той случилась передозировка. Второй парень, который был в ту ночь в гостях на даче, сказал, что понятия не имеет ни о какой третьей девушке, да и двух названных не узнает, как он выразился, под угрозой расстрела. Он спал. Слава узнавал в физтехе: парень действительно не от мира сего. Что-то типа гения. В той компании он был явно случайно. Может, он и не настолько рассеянный, каким хочет казаться, Слава решил, что он боится кому-то навредить. Это, конечно, ужасно, когда порядочный человек считает, что сказать правду милиции – все равно что выдать партизанов фашистам. Но, видимо, ментам в этом некого винить, кроме себя.
