— Вы сможете на суде описать лицо преступника? — спросила я.
— Да, оно мне будет сниться в кошмарах. Бледное такое, висит в темноте сверху, словно луна или, скорее, череп, — сказала Алла Осиповна, вздохнув, и глаза ее наполнились слезами.
Входная дверь открылась. Мы с Аллой замерли. В палату вошла медсестра с марлевой повязкой на лице. В руках она несла металлический поднос. Поставив его на тумбочку у изголовья кровати, медсестра бодрым жизнерадостным голосом сообщила:
— Так, Алла Осиповна, сделаем укольчик, чтобы быстрее выздороветь.
— Что за укольчик? Для чего? — заволновалась женщина, с испугом поглядывая на шприцы, разложенные на подносе.
— Это для того, чтобы восстановить ваш организм после интоксикации чрезмерной дозой снотворного, что вы приняли, — пояснила медсестра, наполняя один из шприцев из склянки с резиновой пробкой.
— А что именно вы собираетесь ей ввести? — спросила я, подъезжая к ней на коляске.
— У вас есть медицинское образование? — спросила медсестра враждебно. — Что вам скажет латинское название?
— У меня есть медицинское образование, — нагло заявила я, — говорите название препарата.
В коридоре слышался возмущенный голос Александра:
— Я не вру, это фея!
Она на меня посмотрела. У нее были голубые глаза.
— Хорошо, — медсестра положила наполненный шприц на поднос, — это вещество имеет несколько названий. — Говоря, она взяла с подноса пустой шприц и немного выдвинула поршень. — Оно называется… — Не закончив, медсестра бросилась на меня, целясь пустым шприцем в мою шею. Один укольчик воздухом в шейную артерию — и мгновенная смерть! Я отразила удар иглы. Мы с ней сцепились и вместе с инвалидной коляской повалились на пол. Игла все еще была в опасной близости от моей шеи. Скрипя от боли зубами, я отталкивала руки медсестры со шприцем своей раненой рукой. Моя здоровая рука оказалась под кроватью. Пальцы нащупали округлый металлический предмет. Я схватила его и обрушила на голову лжемедсестре. Звук получился звонкий. Медсестра уткнулась мне лицом в грудь. Сопротивление прекратилось.
— Вот видите, как это бывает. Один укольчик — и нет проблем, — задыхаясь, сказала я обалдевшей Алле Осиповне.
В палату ворвался охранник, а за ним — Александр с криком:
— Да я правду говорю, это настоящая фея, я ее знаю!
— Что здесь творится? — рявкнул зло седой сержант, обращаясь преимущественно ко мне.
— Обычные разногласия в подходах к лечению пациента, — буркнула я и раздраженно потребовала, сталкивая с себя безвольное тело медсестры: — Да уберите вы с меня ее!
И охранник, и Александр тянулись мне помогать. По моему совету медсестру усадили на стул, связали простынями руки, ноги, а также завязали глаза, чтобы дезориентировать ее. Минуты через две в комнате появился Земляной в сопровождении помощника.
— А вы меня постоянно радуете в последнее время. Боже, как бы мне от этой радости не спятить, — улыбаясь, заметил следователь, разглядывая меня. — Столько счастья — и в одни руки.
— Вот вам еще презент. Это пытались вколоть Алле Осиповне, — протянула я наполненный шприц Земляному, — думаю, это не витаминчики.
— Что, яд какой-то? — пробормотал следователь, с великой осторожностью принимая шприц.
— Не думаю. Яд такими дозами не колют. — Я заглянула на поднос и, прочитав ярлык на баночке, удовлетворенно хмыкнула: — Инсулин. Лошадиная доза здорового человека за короткое время отправит на тот свет. Пока врачи разберутся, будет уже поздно. А если бы ваш орел проверил преступницу перед тем, как она вошла в палату, то все равно не обнаружил бы ничего криминального. Инсулин — не цианид и не запрещен законом.
— Что ж, теперь вся банда в сборе, — вздохнул Земляной.
Однако я возразила:
— Нет, еще не вся. Человек, пытавшийся убить Аллу Осиповну, на свободе. — Я посмотрела на Корноухову требовательным взглядом, и та рассказала, что запомнила.
— Лет примерно от тридцати пяти до сорока пяти, волосы с проседью, худой, с длинными руками, — дополнила я картину, вспоминая свои столкновения с «бледным человеком». — В прошлом этот человек работал в разведке, в каком-нибудь спецподразделении. Об этом свидетельствуют методы, которыми он действует.
— Что-то вы слишком много знаете о разведке для простой преподавательницы иностранных языков, — посмотрел на меня Земляной с хитринкой в глазах.
— Я фильмы по телевизору смотрела, — пояснила я, — «Миссия невыполнима» и тому подобное.
— Ладно, чтобы успокоить вас всех, скажу. Этого подонка задержали полчаса тому назад. Он пытался устроить беременной жене Артема отравление газом, — признался Земляной. Его просто распирало от гордости. — Я велел установить за квартирой слежку. Но этот черт проскочил. Мы еле успели, услышав по прослушке, как он заставлял девушку писать прощальное письмо. Я приказал брать квартиру штурмом. Четверо наших были ранены, а я лично подстрелил его. Сейчас он, так же, как и Джумгалиев, в больнице.
Я на радостях озвучила свою теорию о Глебе, выдавшем себя за Рашида.
— Да это чистой воды бред, — дал свою оценку моим стараниям Земляной, — зачем приплетать к делу старого покойника? К чему все усложнять?
— Мой бред легко проверить, — заметила я. — От пластических операций всегда остаются характерные шрамы. Пусть специалист осмотрит Рашида.
— Хорошо, можно попробовать, — подумав, согласился Земляной, — по крайней мере, вреда от этого не будет.
— Эта женщина называлась следователем прокуратуры и угрожала меня убить, — нажаловалась на меня Алла Осиповна. Земляной вопросительно посмотрел мне в глаза.
— У женщины не все в порядке с головой от пережитого, — пожала я плечами и пристыдила Корноухову: — Алла Осиповна, как вы можете такое про меня говорить после того, как я спасла вас от мучительной смерти?
Только Корноухова не купилась.
— У нее было поддельное удостоверение, — добавила она мстительно. — Приходила, выспрашивала. Может, она одна из них?
— Мы обыскали квартиру Ирины Корноуховой, где был прописан Рашид Джумгалиев, и нашли много интересных вещей: парики, приспособления всякие, гримировальные принадлежности. — Рассказывая это, Земляной внимательно наблюдал за моей реакцией.
— Этого и следовало ожидать, они же профессионалы, — равнодушно ответила я, радуясь, что поддельные документы и оружие спрятаны в тайнике «Фольксвагена».
— Парики женские, в вещах косметичка, женская одежда, нижнее белье, обувь, — оскалился Земляной. — Как вы, Евгения Максимовна, объясните это?
— Наверно, Рашид — трансвестит, — с невинным видом предположила я. — Джумгалиев сразу мне не понравился. На лице написано, что извращенец. А если серьезно, то у них в банде была женщина, и все это может принадлежать ей.
— Ничего, разберемся с этим, — заверил меня Земляной с хищной улыбкой. — Вам же посоветую не пытаться исчезать из больницы, пока я не позволю.
— Я арестована? — холодно поинтересовалась я.
— Пока нет, — ответил следователь и подмигнул мне: — Возвращайтесь в свои палаты, я к вам еще зайду.
Разговор со следователем оставил у меня в душе неприятный осадок. Некоторые мои действия в этом деле были, мягко говоря, не совсем законными. А Земляной упорный. Начнет копать, не остановится. Но насчет Земляного я беспокоилась зря. Наездов на мою персону больше не было. Возможно, следователю было не до меня, так как дело Корноуховых приобретало масштаб. «Бледный человек» оказался иностранным гражданином, въехавшим в страну незаконно. Француз по документам, Пьер Лафлер служил в иностранном легионе. За хорошую службу его не раз награждали и в конце концов после тяжелого ранения уволили и наградили гражданством. Кем он был до того, как стать французом, выяснить никак не удавалось, только Пьер подозрительно хорошо разговаривал по-русски. Кроме того, Пьера разыскивал Интерпол за ряд преступлений в странах Евросоюза. Если в двух словах, то он убивал на заказ, оказывая услуги различным криминальным группировкам.
Медсестра, она же по совместительству фея, — Антонина Серафинас, из местных, родилась и выросла в Тарасове и, несмотря на молодой возраст — тридцать два года, треть жизни ухитрилась провести в тюрьме и, по данным правоохранительных органов, причислялась к опасным рецидивисткам. В ее послужном списке было и соучастие в убийстве, и покушение, и разбой. А что самое примечательное, так это то, что она входила в группировку Глеба Корноухова. Тогда, едва достигнув совершеннолетия, она села за соучастие в убийствах, произошедших в помещении детского садика, переоборудованного под бордель. Что она сама убивала, доказать не удалось. В прошлом году Антонина бежала из тюремной психиатрической больницы, где лежала на обследовании. Суд направил ее туда, так как Серафинас имитировала безумие, стремясь избежать серьезного наказания за попытку убийства известного коммерсанта. Потом ее посчитали мертвой, выловив в Волге труп, по приметам похожий на преступницу. Ее бросили искать, а выходит, зря. По поддельным документам Антонина устроилась работать в ФГУЗ Центра гигиены и эпидемиологии области лаборантом отдела экспертизы пищевых продуктов. Там она занималась фальсификацией результатов анализов и творила другие беззакония. Оказавшись вновь в руках властей, Антонина опять завела песню про свою психическую невменяемость. Пьер, как только с ним заговаривал следователь, забывал русский. Земляному пришлось с этой парочкой здорово помучиться. Следователь не рассказывал, чего ему это стоило, но он смог «вылечить» Антонину, а Пьеру помог вспомнить «великий и могучий». Они стали давать показания. Бандиты из Пензы также не противились. Больше всех старался зомбированный Баптист. Оправившись от ранений, Кошечкин тоже заговорил. Плохо было то, что все они мало знали. Хитрый и изворотливый Глеб не посвящал их в свой план целиком. Он даже не встречался с ними напрямую, а отдавал приказания через Интернет. Расплачивался за работу, переводя деньги на их пластиковые карточки. Все старания Земляного раскрутить Глеба были напрасными. Тот шел в отказ, не признавая себя Корноуховым. Не признавал он и преступлений, которые спланировал, чтобы получить наследство. Твердил одно: он — Рашид Джумгалиев. Шрамы от пластической операции — это царапины от падения в детстве с яблони, и он ничего преступного не хотел, а только защищал свою жизнь, когда я и Александр напали на него в квартире с намерением убить. Парализованный ниже пояса, Глеб не падал духом, занимался каждый день упражнениями в тюремной больнице и заявлял врачам, что непременно встанет на ноги.
