И сегодня Светлана Георгиевна не допустила отступления от правил. Несмотря на чрезвычайную важность вопроса о наследстве, она всю субботу всячески избегала волнующей темы и старательно изображала из себя массовика-затейника. Людмила бесилась, скрипела зубами и даже поймала себя на мысли: так ли уж неправ отец? Может быть, бабка и впрямь впадает в маразм? Но тут же устыдилась несправедливого навета. Отец может думать что угодно, Люся все равно знала: в смысле остроты ума ему до бабушки далеко. Чего стоил хотя бы тот случай, когда она спасла внучку от наркомании!
Золотые мальчики и девочки, в компании которых Людмила проводила досуг, курили травку лет с четырнадцати. Марихуана - вполне невинное зелье, если не принимать в расчет, что ее потребителей со временем тянет на более "кайфовые" препараты. Когда Люсе исполнилось шестнадцать, кто-то из компании принес на вечеринку "экстази". Домой Людмила возвращалась чуть ли не на четвереньках и молилась только об одном: чтобы бабушка ничего не заметила. Пронесло, показалось ей, когда Светлана Георгиевна, ласково сказав: "Что-то ты бледненькая. Не заболела ли?" - уложила внучку в постель. Через две недели - Людмила уже и думать забыла о той вечеринке - бабушка позвонила от своей старой сослуживицы Вали Истоминой и попросила ее зайти, забрать продукты.
- Понимаешь, детка, - оправдывалась она. - Я шла из магазина и думала заглянуть к ним на одну минутку, но у нас тут возник серьезный разговор. Не знаю теперь, когда освобожусь, а вы с дедушкой, наверное, сидите там голодные.
Хотя идти было недалеко, переться туда Людмиле не хотелось, и она попыталась отговориться, пообещав, что пожарит себе и дедушке яичницу.
- Ну что же, - вздохнула бабушка. - Значит, миноги подождут до вечера.
Консервированные миноги Люська обожала, поэтому немедленно передумала.
- Ладно, сейчас приду.
По дороге ей вдруг пришло в голову, что у Истоминых они не были очень-очень давно. А бывало, собирались по праздникам двумя семействами. У тети Вали и дяди Игоря была дочь Нинка, года на три постарше Люси, красавица и отличница. Людмила всегда ей завидовала и смотрела немного снизу вверх. Последний раз они виделись больше двух лет назад, когда Нинка окончила школу с золотой медалью и поступила в МГУ на факультет журналистики. Истомины тогда устроили пир на весь мир и буквально светились от счастья и тихой гордости за дочь.
Когда Людмила вошла в знакомую квартиру, в первую минуту ей показалось, что она не туда попала. Чистенькая кокетливая прихожая превратилась в унылый тамбур. Обои выцвели, симпатичные миниатюры, висевшие на стенах, пропали. Тетю Валю она не узнала. Эффектная, всегда подтянутая блондинка, трансформировалась в неопрятную седую бабу, почти старуху. Но когда открылась дверь комнаты, и в коридор выползло тощее, наполовину лысое существо абсолютно дегенеративного вида и проскрипело: "Мама, это ко мне?" - вот тогда Людмиле стало по-настоящему дурно. Она подхватила бабушкины сумки, крикнула: "Мне надо бежать" - и выскочила из квартиры как ошпаренная.
- Что с ними стряслось? - набросилась она на бабушку, едва та переступила порог.
- Наркотики, - вздохнула Светлана Георгиевна. - Нина уже больше года, как пристрастилась с героину, тащит из дома все, что под руку попадется: деньги, вещи - лишь бы дозу купить. У Валюши совсем руки опустились. Они влезли в огромные долги, месяц держали девочку в дорогой клинике, а она вернулась и через неделю опять за старое. А начиналось все с малости - гашиш, таблетки легкие. Боже, бедная Нина! Помнишь, какой она была? Говорят, теперь, даже если бросит, возврата к прежнему не будет. Начались необратимые процессы в мозгу.
С того дня отношение Людмилы к наркотикам определилось раз и навсегда. Никакой кайф не стоит того, чтобы через пару лет превратиться в безобразную идиотку. Пусть кто угодно тешит себя мыслями, будто травка и легкие "колеса" ничуть не вреднее слабенького коктейля, ее на этот крючок больше не подцепишь. Людмила дорожила своей причастностью к кругу избранных, поэтому продолжала крутиться в "золотой" компании, просто теперь за некоторыми развлечениями наблюдала со стороны. Со временем она научилась извлекать из своего особого положения и удовольствие, и пользу.
Далеко не сразу до Людмилы дошло, что полученный ею жизненный урок был поразительно своевременным. Но в конце концов она сопоставила свое возвращение с памятной вечеринки, неожиданный визит Светланы Георгиевны к давно забытым Истоминым, покупку миног, совсем несвойственную бабушке готовность пожертвовать интересами голодной внучки ради разговора с посторонним, в общем-то, человеком, и в полной мере оценила бабушкину проницательность, ее дипломатический гений и тонкий изобретательный ум.
Правда, сейчас никому не пришло бы в голову заподозрить Светлану Георгиевну в избытке проницательности, дипломатичности и ума. Умная, проницательная и дипломатичная бабушка не хихикала бы, как недоразвитая, пытаясь заинтересовать взвинченную до предела внучку примитивной американской комедией. Людмиле пришлось несколько раз повторить себе, что бабушка играет свою дурацкую роль из лучших побуждений, но легче не стало.
Из страха, что кошмары повторятся и следующий день снова будет потрачен впустую, она стянула у Светланы Георгиевны из тумбочки упаковку снотворного и приняла на ночь две таблетки. Хитрость удалась. Совершив несколько рейдов к дверям внучкиной комнаты и убедившись, что Люсенька спит как убитая, бабушка наутро сама рискнула затронуть тему, которая обеим не давала покоя.
- Все-таки очень странно, что Елизавета не явилась на похороны. Наверное, действительно серьезно заболела. Как ты думаешь, будет ли прилично, если мы навестим ее сегодня, справимся о здоровье? Скажем, что сильно обеспокоились, увидев, что она не пришла.
- По-моему, в проявлении заботы не может быть ничего неприличного, - решила Людмила. - Только не нужно сразу напирать на наследство.
- Что я, не понимаю, что ли? - обиделась бабушка. - Главное - навести мосты, завязать отношения, а с вопросами можно подождать до следующего визита. Впрочем, про любовника Таисьи можно ненавязчиво расспросить и сегодня. Так, для поддержания светской беседы.
Нанести визит решили ближе к вечеру, чтобы не отвлекать хозяйку от дел, которые та, возможно, запланировала на день.
- Конечно, было бы приличнее сначала позвонить, - сказала бабушка. - Но у меня нет ее номера, а с твоим отцом я с позавчерашнего дня не разговариваю. И потом, всегда есть риск, что по телефону от нас под каким-нибудь предлогом отделаются. Нездорова, занята, сию минуту должна убегать... Указать незваным гостям на дверь значительно труднее.
"При условии, что хозяева дома", - мысленно добавила Людмила. И сглазила.
Светлана Георгиевна позвонила в дверь квартиры, выходившую на ту же лестничную площадку, что и дверь Этой Твари. Чуткое Люсино ухо уловило слабый шорох, потом "глазок" потемнел и дрожащий голосок спросил:
- Кто там?
- Деточка, я знакомая твоей мамы. Маму зовут Лиза, правильно?
- Да. Это она вас послала сюда? Подождите. - За дверью завозились, послышался металлический лязг, и в узкой щели, стянутой цепочкой, появилось детское лицо. Девочка выглядела лет на десять-одиннадцать. Худенькая, бледная, с толстой темной косой. Темно-серые глазищи смотрели на Светлану Георгиевну с отчаянной надеждой и страхом одновременно. - Вы пришли от мамы?
- Нет, к маме. А что, с ней что-нибудь случилось? Она в больнице, да?
Надежда в детских глазах погасла.
- Не знаю. Она пропала. Мы с папой уехали в гости к бабушке с дедушкой, а мама осталась дома ухаживать за дядей Петей, тетиириным мужем. Когда тетю Иру сбила машина, у него не выдержало сердце и его увезли в больницу. Но дядя Петя оттуда сбежал, потому что беспокоился за Микки - их с тетей Ирой сынишку. И мама сказала, что не поедет на день рождения к дедушке, потому что за ними нужно приглядывать. А потом пропала. Мы с папой вернулись, а ее нет. Только записка на столе: "Мне срочно нужно уехать, потом все объясню". Но она не собиралась никуда уезжать! - с отчаяньем закончила девочка и заплакала.
- Погоди, котенок, - ласково сказала Светлана Георгиевна. - Не плачь. Тебя как зовут?
- Рита. А вас?
- Меня - тетя Света, а это Люся. Ну что ты сырость разводишь, Ритуля? Я понимаю, ты тревожишься за маму, но она же оставила записку! Значит, с ней было все в порядке, когда она уезжала. А вы с папой не спрашивали дядю Петю, она не разговаривала с ним перед отъездом?
- Дядя Петя тоже пропал. И Мишутка. Папа обзвонил все больницы, но их нигде нет. А в милиции ему сказали: "Беспокоиться рано. Тем более, раз есть записка".
- Вот видишь! - воскликнула Светлана Георгиевна фальшиво-бодрым тоном. - В милиции знают, что говорят. Вот увидишь, все будет хорошо. Мало ли куда могла уехать ваша мама! Вдруг в ваше отсутствие дяде Пете позвонили и сказали, что тяжело заболел кто-нибудь из родственников? Ему пришлось срочно ехать, а мама не могла отпустить их с Мишуткой вдвоем, потому что дядя Петя и сам болеет.
