Они с Володей уже сидели за столом и даже готовились приступить к обсуждению Стрижелецкой, когда раздался звонок в дверь.
– Кто это? – удивленно спросила вслух журналистка и отправилась открывать.
На пороге стоял букет, не очень изысканный, зато огромный и мохнатый, из-под букета торчали ноги в стоптанных, давно не чищенных ботинках.
– Вы кто? – спросила Женя, пытаясь разглядеть за букетом обладателя ботинок.
– Я это, – вынырнула из-за мохнатого разноцветья голова майора Суровцева. – Вот, держи. Ты была права, и все такое. Достаточно? – не особо счастливым голосом, ворчливо спросил майор.
– Вот это да! – присвистнула Женя, которая в один день получила годовой план по букетам. В прошлой жизни с Владиком Корытко цветы ей дарили дважды в год, на день рождения и Восьмого марта, и то с оговорками и подешевле.
На Женин возглас из кухни появился заинтересованный Володя.
– О, здорово! – по-свойски снимая ботинки, не дожидаясь приглашения, проговорил майор, протягивая адвокату руку. – А ты здесь какими судьбами?
– Да вот, появились новые факты в деле Кольцовой, хотели обсудить в спокойной обстановке, – пожимая протянутую майором руку, объяснил Володя.
Протискиваясь между ними с букетом в комнату, Женя с удивлением заметила, что Володю вторжение майора отчего-то не обрадовало.
– Ясно. Чем это у вас тут пахнет? – потянул носом майор и сам потянулся за запахом в сторону кухни. – Угостите?
– Я смотрю, вы совершенно освоились! – возмущенно покачала головой девушка, глядя вслед скрывшимся на кухне мужчинам.
– Жень, у тебя тарелки где? – донесся ей в ответ с кухни голос Володи.
– Неужели Дробышев сбежал? – второй раз переспросил майора адвокат, не забывая наворачивать картошку с огурцами, ветчиной и селедкой.
– Да уж, – покивал майор. – И самое знаменательное, что произошло это за две недели до убийства Кольцова.
– Ну, думаю, к убийству Кольцова он все же не причастен. Версия со Стрижелецкой гораздо реалистичнее, – высказал свое мнение Володя. – В пользу этой версии говорят улики. Где бы Дробышев раздобыл волосы, нити из шарфа и отпечатки пальцев Марины Кольцовой? Нет. Здесь он, безусловно, ни при чем. Чистое совпадение.
– Что-то в этом деле много совпадений, – неопределенно заметил Суровцев, которому версия с Дробышевым была явно ближе.
– А что, если они вдвоем его грохнули? – выдвинула третью, самую смелую версию Женя, в ответ на которую поймала два молчаливых снисходительных взгляда.
– Жень, что там Эдик, нашел он Дробышеву, наконец? – решил не заострять внимания на ее промахе Володя.
– Пока не знаю. Он раньше десяти на связь не выйдет, такой уж у него пунктик, – пожала она плечами, решив сегодня ни с кем больше не ссориться.
– Подождем, – успокоительно кивнул майор, подкладывая себе ветчины.
– Что, здесь? – тоненьким голосом спросила Женя, глядя на часы, они показывали начало седьмого. Ответа она не услышала, по тому как зазвонил мобильник.
Звонил Логунов. Ах, как не вовремя! Женя подавила вздох разочарования. А Скрябин с майором уставились на нее такими выжидательными взглядами, словно она должна была перед ними за каждый звонок отчитываться. Ну, никакой личной жизни с этим делом!
Дробышеву Эдик все еще не нашел. Следы ее терялись в Израиле, но он не унывал и не сегодня завтра грозил представить результаты. Скрябин готовил наступление на следственный комитет по вопросу Стрижелецкой, грозясь добиться немедленного освобождения Марины Кольцовой. Женя разрывалась между двумя историями, будучи не в состоянии решить, за что хвататься в первую очередь. А Суровцев вернулся к текущей работе.
Субботнее утро застало журналистку в благостном безделье. Во всяком случае, в физическом смысле. Валяясь в кровати, она тем не менее продолжала обдумывать дальнейшие планы. Теперь, когда ей было известно имя «большого человека», можно было осторожно выяснить, кто он и насколько страшен, а заодно продумать возможные варианты проведения эфира. Наверное, можно будет развернуть эту историю во всей красе, избежав упоминания важной шишки? Теоретически можно. Хотя это и будет определенным провалом в сюжете. Но по большому счету, в чем виноват этот, как его там? Ах да, Соколов. В том, что был сильно болен и хотел выздороветь? Но этого все хотят. Да, он заплатил за почку. Но вполне возможно, что он понятия не имел, каким путем эта почка ему досталась. Врачи могли его просто обмануть, сказав, что донор продал почку добровольно, хотя и незаконно. Потому как торговать органами, даже собственными, в нашей стране запрещено. И это, наверное, правильно.
Потому как не известно, какими методами это «добровольное» желание было получено, рассуждала, глядя в потолок Женя.
А потому, если принять за аксиому, что покушения на Ольгу Сергеевну и племянника Кольцовых были спланированы не Соколовым, а другими участниками дела, то ему и предъявить особо нечего. Тем более что факт оплаты им проведенной операции установлен не был, а уж спустя столько времени его и вовсе доказать невозможно.
Да, но если не доказать факт оплаты, то в чем тогда можно обвинить Дробышеву? В умышленной пересадке почки не тому пациенту? Хм.
Может, с Труппом посоветоваться? Подобная мысль пришла в голову Жене впервые. Обычно она выдавала шефу готовые сюжеты, построенные по ее собственному понятию и разумению. В постороннем вмешательстве в свою профессиональную деятельность она ранее не нуждалась.
«А вдруг он вообще побоится связываться? Или решит, что материал сырой, или еще как-то все испортит? – тут же заволновалась девушка. – Нет уж. Лучше самой», – решила она, искренне полагая, что раз лучше нее никто материалом не владеет, то правильное решение никто кроме нее принять не сможет.
И потом, как говорил Достоевский, «каждый человек несет ответственность перед всеми людьми за всех людей и за все». А значит, Женя обязана подготовить оба эфира и сделать их максимально правдивыми и достоверными, иначе на нее ляжет ответственность за безнаказанное зло. За лежащую сейчас в реанимации Анну Павловну, за ее погибших сына и мужа, за погибшего Сергея Кольцова и за тех умерших на операционном столе людей, о которых она прочла в папке Константина Петровича. А главное, за тех, с кем беды еще не случилось. А значит, никаких недомолвок и недоговоренностей, все на свет божий, все имена, фамилии и неприглядные делишки! Да будет свет!
На этой решительной мысли Женя вскочила с дивана и, бодрая и энергичная, отправилась в душ.
До самого свидания с Логуновым она вела переговоры с московскими родственниками пациентов, умерших во время операции по пересадке органов. Многие из них, несмотря на давность событий, все еще остро переживали потерю близких и согласились дать интервью для программы, некоторые не хотели ворошить прошлое и отказывались вообще обсуждать эту тему. Потом Женя звонила Труппу и договаривалась о выезде в Москву съемочной группы во главе с собой. Потом она послала Эдику эсэмэску с требованием разыскать патологоанатомов, чьи заключения имелись в папке Константина Петровича. Просто отыскать. Никаких личных контактов. Не хватало еще детектива потерять.
А потом Женя готовилась к свиданию с Логуновым, и уж тут из ее головы вылетели все расследования на свете. Отчего-то у нее дрожали поджилки, она страшно волновалась, никак не могла выбрать платье, то краснела от собственных глупых мыслей, то, наоборот, бледнела и без сил опускалась на диван. Это любовь, гипноз или просто маразм? То и дело задавалась она вопросом, на который не могла ответить, потому что никак не удавалось сосредоточиться. А может, это оттого, что впервые, ну, после Владика, в ее жизни появился Мужчина. И именно с большой буквы. А точнее, все буквы в этом слове были огромные, и от них стучало громко сердце, и дрожали от волнения руки.
Нет, она точно влюбилась! Женя страдальческим взглядом посмотрела на свое отражение в зеркале. Ужасно! Она совершенно не хочет влюбляться, тем более в такого типа, как Логунов. А может, это просто дурь от скуки? Вон сколько вокруг мужиков приличных, Володя, например, или этот Платон занудный. Да, занудный, зато надежный, спокойный и предсказуемый. А именно за таких умные люди замуж и выходят, убеждала сама себя девушка. И потом, ей уже столько лет, что неплохо бы вообще озаботиться вопросом семьи и брака, и о детях тоже можно подумать, залезла уж в какие-то совершенно далекие дебри Женя, до сего момента всерьез о деторождении не размышлявшая.
– А что? – смело взглянув на себя в зеркало, спросила она. – Вот выйду замуж за Скрябина, рожу ребенка, а может, и двоих. Родители наконец-то порадуются, что пристроили дочурку, и я успокоюсь.
Скрябин предложение сделал, конечно, в шутку, но что мне мешает превратить ее в явь? Женя расправила плечи, взъерошила челку и взглянула на себя в зеркало взглядом опытной искусительницы. Нет, лучше не так, передумала она. Девушка пригладила волосы и, потупив глаза, взглянула на себя взглядом, полным ласки и простодушия. Вот. На таких точно женятся, удовлетворенно отметила она. Но вот беда, за зеркальной гладью мерещился ей не хороший, надежный парень Володя Скрябин, а коварный искуситель фармацевт, и ничего тут было не поделать.
