те, кто живут в роскоши, не заработали на эту роскошь, а если вдруг заработали, то очень несправедливо. Или кто-то будет спорить, что труд футболиста или депутата тяжелый и уникальный, что он так высоко оплачивается? А может, наследник семейного концерна работает в поте лица? Или звезда из звездной династии заслуженно занимает свое место под солнцем? Да если бы не богатые или знаменитые родители, и знать бы никто не знал ту звезду. Так что нет и никогда не будет никакой справедливости, поэтому, моралисты, не надо ля-ля и свои белые пальто выгуливайте в другом месте. Она, Алевтина, почти двадцать лет пашет, как проклятая, а все, что удалось нажить, – комната в паршивой коммуналке. И то, урвала ее при разводе, как компенсацию за потраченные нервы. Даже бабушке на сиделку не смогла заработать, чтобы мать в одиночку не надрывалась.
Она такой же человек и тоже хочет жить хорошо. Чтобы всегда была вкусная и полезная еда, приятные путешествия в любую страну, когда хочется, а не автобусный тур, когда отпустят. И чтобы квартира была просторной, комфортной и отдельной! Красивый двор, красивая машина, элитный фитнес-центр, хорошая медицина. Хочется достойной жизни, а не вот этого, что у нее всегда было.
Она не родилась с золотой ложкой, ее не отдали в музыкальную или в художественную школу, где можно было бы оттачивать свои таланты, не водили на большой теннис или на фигурное катание. Ее никуда не водили, кроме скучного макраме. У нее не оказалось способностей к программированию, чтобы, как Борька, получить работу за рубежом. Даже удачной внешностью природа не одарила, чтобы была возможность охмурить небедного мужчину. И особого ума (чего уж там?) тоже нет. Она не дура, но и не семи пядей во лбу, так, середнячок. Но где, в каком законе написано, что умственно отсталый или середнячок хуже элиты? И почему вообще существует эта элита? У нас все равны. Так, кажется, вещают моралисты. Только многие оказываются равнее.
Она, Алевтина Новикова, между прочим, по своему происхождению и есть самая настоящая элита. Ее предки Кочубеи – одна из богатейших семей Российской империи. Так что изумруд Коковина по праву принадлежит ей.
Князья Кочубеи
Петр Аркадьевич Кочубей – крупный помещик, представитель известного княжеского рода, почетный член Петербургской Академии наук, член Минералогического общества в силу своего высокого общественного положения лично знал Перовского, к тому времени уже князя.
Лев Алексеевич вышел незапятнанным из всех передряг, более того – дослужился до высокого чина министра внутренних дел, стал министром уделов и собрал еще более обширную коллекцию редких минералов. Один из открытых на Урале камней Лев Алексеевич назвал в свою честь – перовскитом. Это очень подходящий ему минерал: простой и невзрачный, сконцентрирован в нижней мантии Земли, составляет половину всей планеты.
Кочубей был тонким ценителем драгоценных камней и самоцветов, он давно коллекционировал минералы, его коллекция была одной из крупнейших в Российской империи. Финансовое состояние Петра Аркадьевича позволяло покупать самые ценные экземпляры. После кончины Перовского Петр Аркадьевич приобрел его коллекцию. Камни он перевез из Санкт-Петербурга в свое родовое имение в Полтавской губернии – Диканьку.
Коллекционер и знаток минералов умер в конце девятнадцатого века, не дожив до времен, когда его детище едва не исчезло вместе с усадьбой во время крестьянских бунтов, прокатившихся по стране в революционном девятьсот пятом году.
Пылали поместья, летели клочья от барского добра, обозленный, накрученный революционерами народ сметал все на своем пути. Редкие самородки из кочубеевской коллекции несведущими мужиками были разбросаны по двору, словно бисер. Спасаясь от лавины народного гнева, хозяева поместий бежали прочь. И только после подавления бунта стали возвращаться в свои уделы.
Сын Петра Аркадьевича Василий по возвращении из-за границы ужаснулся при виде того, что осталось от усадьбы. Родовое имение, построенное еще сто лет назад, сильно пострадало: дом был подожжен и разграблен, в саду все сломано. Он едва узнал среди разбросанного во дворе мусора и головешек камни из коллекции отца. Сам Василий минералами не увлекался и ценность отцовской коллекции рассматривал лишь с точки зрения возможного обогащения от ее продажи. Вместе с родней наследник Кочубея кое-как собрал большую часть минералов. Его племянник Степан к тому времени заболел тифом и остался в Полтаве, куда сбежал, остерегаясь разъяренной толпы. Если бы они с Василием не разминулись, Степан передал бы подобранный им на дороге самородок его законному владельцу и, возможно, коковинский изумруд вместе с другими ценностями хранился бы сейчас в Минералогическом музее Академии наук, который выкупил сохранившиеся камни у княжеского сына.
Когда Василий Петрович Кочубей перевез коллекцию минералов в Вену и там выставил ее на продажу, наряду с иностранцами ею заинтересовались в Российской Академии наук, возглавляемой геологом Карпинским. Раритетные камни, собранные за долгое время Перовским и Кочубеем, были хорошо известны знатокам. Кто-то вспомнил об изумруде Коковина, который, по слухам, осел в закромах Перовского. Исчезнувший крупный изумруд, добытый на Урале, в свое время наделал много шума. Никто из современников Карпинского никогда его не видел, все знали лишь описание уникального самородка. В научных кругах заговорили о том, что выставленный на продажу в Вене крупный изумруд и есть легендарный изумруд Коковина. Никого не смутило, что по описанию тайного советника Ярошевицкого, который лично упаковывал ценный камень для отправки в Петербург, он весил около пяти фунтов. На то время это был самый большой в мире изумруд. Вес же изумруда из коллекции молодого князя составлял всего фунт, то есть около половины килограмма.
Невзирая на неслыханную сумму, которую запросил за свой товар Василий Кочубей, эти деньги были выделены из казны на приобретение уникальной коллекции, которая впоследствии вместе с «изумрудом Коковина» перекочевала в Минералогический музей Академии наук.
Наши дни. Игорь
Ночь была тихой и холодной. В дальнем углу погреба, свернувшись стручком, мерз Игорь. Он проснулся мгновенно от глухого звука и скрипа открывающейся двери в погреб.
– Еще не сдох? – язвительно поинтересовался Второй. – На выход!
Ему снова влили в рот водку. Игорь сопротивлялся вяло. Он апатично решил, что, раз он сюда попал пьяным, то и назад его доставят аналогичным образом. Его посадили в машину и для верности чем-то огрели по затылку. Было больно, хотелось взвыть. Плывущим сознанием Игорь смекнул изобразить отключку.
– Порядок! – отчитался Валера. – Поехали за лесозавод! Знаю место, ни одна собака не найдет.
– Там тихо? – усомнился Арсений.
– Ну! Отвечаю!
На берегу Логмозера, куда приехали компаньоны, царила могильная тишина. Здесь даже не стрекотали сверчки и молчали птицы, лишь в такт ветру чуть слышно
