– Но зачем?! Зачем нужно убивать случайный народ?
– Вы растеряны? – вместо ответа спросил Лицкявичус. – Не можете связать первые пять и последние три жертвы? Кидаетесь от одной версии к другой и не знаете, за что ухватиться?
– Вы же знаете, что так и есть! – возмутилась я.
– Видимо, убийца рассчитывал именно на это.
– Вы думаете… Думаете, что тех людей он отравил просто так, ни за что?!
– Ну, что ни за что – это правда, если только он не борец за чистоту городских улиц. А вот – просто так? Нет, Агния Кирилловна! Очевидно, нас хотели направить по ложному следу. Вы заметили, что первые пять смертей произошли почти одна за другой, но между последним из пяти отравлений и тремя, имевшими место в один и тот же день, был довольно большой перерыв?
– И всех подозреваемых в убийствах к тому времени уже выпустили. Если только…
– Вот именно, – кивнул Лицкявичус, хотя я не успела договорить. – Если только мы не шли в правильном направлении! Судя по всему, нас решили пустить по ложному следу, а мы и попались. Если бы не счастливый случай и не выживший свидетель… И без него было совершенно очевидно, что первые пять человек и последние трое были отравлены разными способами, но теперь, по крайней мере, есть один подозреваемый. Бомжи не принимали «Виталайф», но предыдущие жертвы его принимали.
– Вы имеете в виду, что кто-то хотел отвести подозрения от «Виталайфа»?
– Либо так, либо – подозрение желали отвести от кого-то из тех, у кого имелся мотив для убийства.
– От кого-то из тех, кого мы рассматривали в таком качестве?
– Именно! Но пока мы не можем его вычислить – и это очень плохо. Зато мы вполне можем вычислить того, кто оставил бутылку с отравой в кафе.
– Как? – удивилась я. – Этот Перов почти ничего не запомнил!
– Вы не правы, Агния Кирилловна, – возразил Лицкявичус. – Конечно, очень нелегко по памяти воспроизводить описание внешности человека, которого видел всего один раз и тем более когда после этого попал на несколько дней в реанимацию. Тем не менее наша память – удивительный механизм. Порой ее надо лишь слегка подтолкнуть, и она выдаст то, чего вы и сами не ожидали! Я пошлю к Перову одного парня, он работает вместе со мной – настоящий гений по части словесного портрета. Я переманил его из клиники пластической хирургии. Кроме того, у Кости имеется еще один неоспоримый талант: он умеет беседовать с людьми и заставить их разговориться. Я даже не сомневаюсь, что в скором времени у нас появится описание преступника.
– Ну, а я тогда попытаюсь, как вы выразились, «нащупать связь» между убитыми.
– Вот и ладненько, – кивнул Лицкявичус. – А я пока займусь «Фармацией» и «Фармаконом».
– Вы думаете, заводы причастны?
– Как минимум один из них – несомненно. Надо глубже копнуть их финансовую базу, долги, кредиты, «прикрытие» и так далее. Что-то из этого должно вывести на след. Ну, вот, пожалуй, и все, – закончил он.
И в этот момент, ни раньше ни позже, Раби вкатил столик на колесиках с чайником, чашками и подносом с восточными сладостями.
– Опять ты этой гадости накупил! – проворчал Лицкявичус, брезгливо окидывая взглядом горки рахат-лукума и аккуратно нарезанные кусочки фруктовой, ореховой и шоколадной косхалвы. – Диабет у тебя будет, вот что. И у меня, с твоей легкой руки, тоже!
– Ой, доктор, глупость не скажи, а! – отмахнулся Раби. – Какая диабет, слушай? Я всю жизнь ела – и никакой диабет, видишь, а? И женщин сладкое любит, да?
– Ага, – кивнула я, радостно улыбаясь и хватая кусок косхалвы, обильно посыпанной сахарной пудрой. – Любит!
На самом деле я внезапно ощутила жуткий голод и вместо чая предпочла бы пельмени с большим количеством майонеза, но дареному коню в зубы не смотрят, поэтому и восточные сладости, на худой конец, сойдут. Тем более что сладкое хорошо влияет на мозг.
* * *
По дороге от Лицкявичуса мне позвонил Шилов и пригласил поужинать вместе. Он уже давно грозился сводить меня в новый вегетарианский ресторан, обещая, что я даже не замечу, что в блюдах напрочь отсутствует мясо и животный жир. Я обожаю животных, и у меня ни за что не хватило бы духу самой забить курицу или свинью, но, как ни стараюсь, а не могу заставить себя совсем отказаться от мяса. В угоду Олегу я сдерживаюсь несколько дней, даже неделю, но потом, увидев аппетитную курочку-гриль на прилавке универсама или кусок твердокопченой колбаски, забываю о том, что все это изготовлено из братьев наших меньших, и начинаю литрами выделять желудочный сок и слюну. И вот Шилов выбрал момент: сейчас, наевшись сладостей Раби, я меньше всего мечтала об овощах и фруктах! Но разве возможно было отказаться, когда мы так редко встречаемся в последнее время? Любимый человек хочет сделать мне приятное, а я, тварь неблагодарная, отвергну его приглашение на романтический ужин?
– Конечно, милый! – радостно сказала я в трубку. – Отличная мысль!
На самом деле все оказалось лучше, чем я ожидала. Атмосфера ресторана пленила меня сразу своим мягким освещением и какой-то легкой, совершенно летней обстановкой. Никакой претенциозности, все очень приятно и просто. Еда, тщательно выбранная Олегом, тоже понравилась, хоть я и сомневалась, что смогу проглотить хотя бы кусочек – смогла, и очень даже с удовольствием!
Мы разговаривали ни о чем – и в то же время обо всем на свете, но я все-таки не могла полностью отвлечься от мыслей о расследовании. Внезапно мне кое-что вспомнилось.
– Слушай, – сказала я, – а откуда Лицкявичус может знать твоего отца? Я рассказала ему о тебе…
– Вы говорили обо мне? – удивился Шилов.
– Только о тебе и говорим! Так что насчет отца, а?
– Он Лицкявичусу осколок из черепа извлекал, – ответил Олег. – После той операции его комиссовали, а то, наверное, так и ездил бы по горячим точкам до сих пор! Он папе свою последнюю книгу посвятил. Она у меня есть – если хочешь, могу дать почитать.
Потом, несмотря на усталость, я согласилась поехать к нему, и мы занимались любовью. Сначала в ванне, полной фруктовой пены, потом – под душем, эту пену смывая. Продолжили в постели, на свежих, пахнущих жасмином простынях.
Первый раз за все это время я осталась у Шилова до утра!
* * *
А на следующий день у меня выдался выходной. Боже, какое счастье, когда никуда не надо идти! Дэн в школе, на консультации перед экзаменом, мама куда-то ускакала с соседкой, своей бессменной попутчицей, и я дома совершенно одна и могу наслаждаться часами тишины и покоя.
Переделав кое-какие неотложные домашние дела (которых, к счастью, благодаря моей трудолюбивой мамочке оказалось не так уж и много), я решила засесть за компьютер. С тех пор как сынуля показал мне прелести общения «В контакте», я спала и видела, когда смогу вернуться к своим приятелям, неожиданно выплывшим из небытия долгих лет. Их стало еще больше с того дня, когда я в последний раз заглядывала на свою страничку. Кое-кто из них выложил новые фотографии, и я просмотрела их, время от времени оставляя свои комментарии и отвечая на сообщения. И тут меня как током ударило: как же установить связь между людьми в век повальной компьютеризации, если не таким образом?
Я набрала в поиске Лиду. Выскочило сорок Лидий Томилиных, и далеко не к каждой из них прилагалась фотография: некоторые предпочитали оригинальничать и пользоваться забавными картинками или надписями, поэтому пришлось внимательно читать обо всех, отбрасывая всех, кто жил не в Санкт-Петербурге, потом всех с другим годом рождения (кстати, указанным далеко не всегда!) и так далее. Результат нулевой. Тогда я прогнала имя Лиды через «Одноклассников» и «Мой мир» – с тем же результатом. Однако сдаваться я не собиралась и ввела следующее имя – Ролана Гаспаряна. Правда, я не слишком надеялась на успех: Гаспаряну перевалило за шестьдесят, а люди этого возраста редко сидят у компьютера. Как и ожидалось, Гаспаряна не оказалось ни в одном из списков. Потом мне повезло, и «В контакте» я обнаружила Тюленина, но среди его друзей не нашлось ни одного из других потерпевших. Я начала падать духом, ведь чем дальше, тем призрачней становилась надежда что-то найти. И вообще, с чего я взяла, что я – самая умная? Бред!
От нечего делать, вся в расстроенных чувствах, я стала просматривать фотографии на странице Глушко. Большинство из них – с мужем и дочерью. Самый поздний альбом, датированный несколькими месяцами назад, представлял Валентину уже без мужа – с подругами в кафе, с дочкой в парке… Интересно, действительно ли Валентина собиралась уйти от мужа? И потому на последних фото Петр Глушко отсутствует?
Я обратила внимание на большую групповую фотографию, озаглавленную «Двадцать лет спустя». На ней были запечатлены человек шестьдесят еще довольно молодых мужчин и женщин, улыбающихся и, судя по виду, вполне довольных жизнью. Я узнала Валентину и Петра – между прочим, стоящих в противоположных концах группы. Мое внимание привлекла блондинка в шикарном вечернем платье. Ее лицо показалось вдруг до странности знакомым. И тут меня как стукнуло: да это же Тюленина! Волосы короче, чем я помнила, и светлее, но это, вне всяких сомнений, именно она!
