– Вы хотите сказать, что в ходе проекта Тефида попытались воссоздать этот самый катализатор искусственно? При помощи генной инженерии, что ли? – спросил Август Долгов.
– Да нет, сейчас эта самая бедная генная инженерия как пугало. Куда ни повернись, везде страшные сказки про продукты генной инженерии. Ну, скажите, кто когда сможет создать то, что двигает все вперед и порождает новую жизнь? Тефида и то сделать этого не смогла одним своим божественным хотением, ей, как простой женщине, пришлось пройти весь жизненный цикл – забеременеть, потом родить, то есть снести это самое яйцо, плод. Создать такое в условиях лаборатории никому не под силу. Его просто нашли, случайно отыскали. Все слухи сводятся именно к этому – к чистой случайности, к невероятной удаче.
– Где нашли? – Катя… казалось, она уже знала ответ. Да, сведя все воедино, что она слышала, что ей рассказывали все они… она знала, но все равно она впитывала все это в себя жадно. Пусть это лишь миф… но боже мой, какой миф!
– Вот, смотрите, что есть в открытом доступе, что уже опубликовано, – Ева полезла в свою бездонную сумку и достала планшетный компьютер. – Вот тут статья в Интернете, точнее, сообщение. Обнародованы результаты анализа пробы воды подледного озера Восток в Антарктиде. Образцы содержат всего десять бактерий на миллилитр. То есть кристальная чистота, почти стерильность воды озера, которое льды запечатали много миллионов лет тому назад. В пробах воды, взятых из одного из ледовых кернов… я так понимаю, что ледовые керны исследовали еще до того, как бур добрался до открытой воды…
– Ну да, об этом по телевизору говорили, это и я слыхал, – сказал Гущин.
– В пробах воды из одного ледового керна обнаружено было четыре микроорганизма. Генетический анализ показал, что три попали туда со смазкой бура, а вот четвертый пока идентифицировать не удалось. Вот, – Ева показала планшет. – Вот это все в открытом доступе, это опубликовали. Но об остальном официальные отчеты умалчивают. Что за четвертый, неидентифицированный? Где он? В какой лаборатории его изучают, вообще что там с ним происходит?
– А что может произойти? – спросила Катя.
– Помните, что Греков сказал – после катастрофы «Прогресса» в «Биотехнике», а может, и не только там, испугались, что теряют некий контроль. Возможно, это была не просто авария. Что-то могло произойти, когда некий образец проекта Тефида отправили для дальнейших исследований на МКС в условиях космоса.
– Так что, получается, этот ваш катализатор или какой-то четвертый неопознанный нашли в озере Восток, так, что ли? – уточнил Гущин.
– Если верить слухам.
– Но на МКС он не попал, грузовой корабль ведь разбился на Алтае.
– Может, он не просто так разбился, не случайно. Если там что-то пошло не так с этой научной программой.
– Ну а что могло быть? – Гущин вытер платком лысину, запотевшую то ли от пива, то ли от любопытства и важности сведений.
– Идентифицировать найденный объект не смогли, но начали активно изучать, исследовать. С катализаторами даже в химических реакциях бывают непредсказуемые вещи. И тут все, что угодно. Например… ну, неконтролируемый метаболизм, мгновенный спонтанный перенос клеток. Трансформация, метаморфоза… я не знаю, все, что угодно, может произойти с катализатором, краеугольным камнем творения. Природа которого – загадка.
Август Долгов пристально смотрел на Еву, когда она все это выдавала на гора́.
– Меня интересует то, что видели ребята в Ховринской больнице, то, что там сейчас так активно ищут федералы, то, что искали военные в окрестностях Райков, когда обнаружился вскрытый биологический бокс, тот контейнер, – сказал он. – Если студенты не врут, а они, кажется, правду говорят, мы сами это там, в Ховринке, носом почуяли, то…
– Погодите, постойте. Я одного не понимаю, – Гущин поднял руки, словно сдавался. – Вы, Ева, только что говорили о каком-то микроорганизме. Так ведь это бактерия, какой-то там микроб крохотный.
– Это вовсе не микроб.
– Но все равно его и глазом-то не увидишь, а у нас ящик на месте преступления как гроб здоровенный, и пацаны в Ховринке видели какое-то страшилище. Оно ведь напало на них, девчонку чуть не утащило. И та первая жертва, которую вы, Август, обнаружили… его же изуродовали. Свидетель Греков в морге в обморок хлопнулся, когда все это ему предъявили на опознание.
– Я записал себе фамилии, которые он назвал, когда вы мне по телефону позвонили, – некто Сомов и Павел Веретенников, а также пилот Литкус. Буду отрабатывать их по своим каналам, – сказал Август Долгов.
– Хорошо-хорошо, но я не об этом, – Гущина сейчас не интересовали никакие фамилии. – Я о том, как из того, что нашли в ледовом керне, могло возникнуть вот это, что видели студенты?
– Катя, помните, вы сегодня спрашивали, что такое видоизмененный образец? – Ева обернулась.
И Катя молча кивнула. Она вдруг подумала: надо срочно позвонить Сереге Мещерскому и спросить его… о чем же его спросить…
– После катастрофы «Прогресса» они там, в «Биотехнике», каким-то образом завладели уже видоизмененным образцом ТF. А вот как он изменился… Я не знаю, тут можно лишь строить догадки. Мутация, метаморфоза, симбиоз… или симбиоз с уже последующей мутацией.
– Симбиоз с чем? – спросила Катя.
– С чем-то живым, что вошло с катализатором в контакт.
– Ева, а вам известно, каким представляли себе Эрос, порожденный Тефидой, греки-орфики? – Август Долгов посмотрел на Еву сквозь пивной бокал. – Я вот тут подумал… надо же, мифы-то ведь не просто сказки. Вот чудеса, если не совпадения… если не великая удача… Они представляли это самое начало начал, катализатор и двигатель эволюции, в роли двуполого чудовища с крыльями, четырьмя разными головами, которые рычали как львы, шипели как змеи, ревели как быки и кричали, вопили как человек… Скажите, а орфики в те незапамятные времена знали такие понятия, как симбиоз и мутация?
Сон, что увидела Катя той ночью, запомнился ей надолго, наверное, потому, что там, в этом сне, куда ни кинь глаз, плескалась лишь вода, вода.
Огромные волны вздувались и опадали, словно живые, вставали как горы, поражая глаз зеленым и синим, черным и синим, серебряным и синим, золотым – в лучах солнца, розовым в лучах зари.
Безбрежный океан от края до края, бесконечный, бездонный.
Океан как сон. И как память.
И в этом сне Катя не ощущала себя жалкой песчинкой, крохотной каплей, чем-то невообразимо малым и слабым. Нет, во сне она была сильной…
Вокруг нее пел, кипел целый океан, и она была там, с ним.
Там, в зеленой глубине…
Там, в изумрудной глубине…
Там, на песчаном дне, которого нет…
Ветер, полный соли, лишенный стыда, ослепленный страстью, дышал в лицо.
Ветер – лучший на свете любовник.
Ветер, оплодотворяющий поля и сады, час которых еще не пробил.
На великих волнах как на качелях взлетали вверх и падали вниз великие мечты, великие надежды.
Жизнь, как всегда, надеялась на удачу, жизнь плескалась в воде, ныряла, охотилась, гонялась за другой жизнью, пожирала ее, плодилась и множилась, твердо веря в свое бессмертие.
Окрасившись розовым, как жертвенной кровью, в лучах яркой зари, вечный безбрежный океан лишился девственности.
До кембрийского взрыва оставалось всего каких-то несколько сотен миллионов лет.
Катя проснулась в пять часов утра. Села в постели и, наверное, впервые в жизни подумала о том, отчего это они с мужем, с Драгоценным В.А., так и не захотели ребенка, когда все еще у них шло хорошо.
Целый океан любви.
Она пошла в ванную, наполнила почти до краев ванну и легла в горячую душистую пену.
Начало начал – вода.
И даже если антарктические льды всему преградой, их можно пробурить насквозь. А потом отправиться в космос к звездам и посмотреть на все оттуда – со стороны.
Дело о проекте Тефида (та́к ведь теперь можно было назвать ВСЕ ЭТО НЕВЕРОЯТНОЕ), обрастая удивительными подробностями и фантастическими фактами, начинало ей нравиться все больше и больше.
И она поняла, что рано или поздно они все докопаются до самой сути.
Ведь сон об океане, колыбели жизни, без сомнения – вещий.
Утром, еще до оперативки, Катя решила поговорить с полковником Гущиным о том, что не давало ей покоя. Сон все еще жил внутри нее, но речь шла не об этом.
Когда она сказала Гущину, что сейчас позвонит Сергею Мещерскому и спросит его…
– Мои дважды ездили на Автозаводскую к Лыкову на тот адрес, что он тебе дал, в квартире никого нет. Что ж, он полярник, за зимовки деньги накопил, может в любом отеле жить или квартиру снять, – сказал Гущин.
Но Катя перебила его – нет-нет, Федор Матвеевич, речь сейчас не о Лыкове, который взлетел на вертолете, а потом как в воду канул. Речь сейчас совсем о другом.
Гущин слушал ее молча. За последние несколько дней он уже ничему не удивлялся.
