— Анна? Она сюда еще придет, — сказал папа, залпом выпивая бокал вина, которое нам принесла Анна.
Мы с ним уже перестали ломаться. Мы вели себя так, как нам хотелось, и пользовались тем, что имелось под рукой, чтобы чрезмерно не драматизировать ситуацию и как-то поддерживать свое душевное состояние.
— Послушай, папа, а кто подарил тебе портфель из крокодиловой кожи? — спросила я. — Он, наверное, стоит кучу денег.
— Бетти. Она как-то раз пришла домой взволнованная и с этим портфелем в руке. Она подарила его мне просто так — у меня не было ни дня рождения, ни какого-нибудь другого праздника. Я ее поблагодарил, но брать с собой в такси такую красивую и дорогую вещь не стал. Если хочешь, можешь им пользоваться.
Я узнала у отца, что мама подарила ему этот портфель около семи лет назад. Зимой, в конце января. Она наверняка приобрела эту вещь на какой-нибудь распродаже. Все вроде бы было понятно.
Я в это утро даже не собиралась пытаться что-то продавать. Два клиента надиктовали на мой автоответчик очень объемные заказы, от которых мама деловито потерла бы руки. Еще маме звонили из фирмы, на которую она работала. Я решила, что посоветуюсь с ней по этому поводу ближе к вечеру, потому что сейчас собиралась отправиться за покупками. Нет ничего более замечательного, чем подняться утром с постели с определенной целью — какой бы незначительной она ни была — и устремиться на улицу с намерением эту цель достичь. Нет ничего более замечательного, чем почувствовать, что сложившиеся обстоятельства тебе в этом помогут. Дети идут в школу, родители отправляются на работу, люди едут, гуляют, делают покупки, разговаривают, о чем-то мечтают или же, как «роковая женщина», кого-то убивают — в общем, постоянно совершают какие-то действия. На моем автоответчике были также записаны три сообщения от моих лучших подруг. Они хотели встретиться со мной и рассказать, как у них дела в университете. Марга, Кармен и Росана. Их жизнь была прекрасна, и это чувствовалось по голосу. Им всем хотелось поболтать, они заявили, что скучают по мне. Две из них поступили на юридический, а третья — на факультет журналистики. Одна из них уже порвала с парнем, с которым встречалась, учась в школе, и две другие собирались последовать ее примеру. Они с удовольствием выслушали бы рассказ о моей авантюре с Матео — о нашей встрече в метро, о молодежном клубе, где у него проходили репетиции, о его мотоцикле, о том вечере, о поцелуе, о квартире Жерди, о том, как мы легли вместе в постель… Однако мне не хотелось пытаться создавать фальшивую видимость счастья. Моя жизнь отнюдь не была романтической. Мне также не хотелось, чтобы они узнали о болезни моей мамы и о том, что у меня вроде бы есть сестра, потому что пользы от этого не было бы никакой: помочь они мне не смогли бы, я просто впустую потратила бы время. Мы жили сейчас в параллельных мирах: они — в одном, а я — в другом, — и оказаться в одном мире с ними у меня пока возможности не было.
Я доехала на автобусе от своего дома до района Монклоа, а затем на метро — до улицы Гойи. Вся эта поездка заняла почти час. Кому на моем месте не было бы очень интересно узнать, почему мама, едва ли не самая бережливая женщина в мире, вдруг решила раскошелиться на портфель из настоящей крокодиловой кожи? Если бы ей захотелось приобрести шикарную вещь, которую она могла бы передать по наследству, она, скорее всего, купила бы сумку, с которой могла щеголять в тех случаях, когда отец надевал свой пиджак цвета морской волны. А еще на те же деньги она могла бы купить в подарок папе несколько фирменных костюмов и галстуков. В общем, в магазинах имелись в продаже по той же цене тысячи вещей, которые были намного красивее и полезнее, чем этот портфель из крокодиловой кожи.
Когда в этом портфеле лежала фотография Лауры, сам по себе он вообще не имел никакого значения. Сейчас же он, наоборот, превратился в нечто загадочное и интригующее. С тех пор как я очутилась в мире тайны, связанной с Лаурой, все стало таинственным, все приобрело какой-то другой смысл. И хотя я старалась, как посоветовала Мария, не думать слишком много, в моем мозгу то и дело стали раздаваться сигналы тревоги. Эти сигналы исходили от портфеля из крокодиловой кожи.
Обувной магазин «Валеро» имел довольно фешенебельный вид. Его витрина находилась в угловом доме, и самая дешевая пара туфель стоила более пятидесяти тысяч песет. Судя по витрине, здесь продавались высококачественные и модные изделия. Анна — «та, у которой есть собака» — наверняка покупала себе обувь именно в таких магазинах. Мама довольствовалась товарами попроще — и раза в два дешевле, — потому что никогда не придавала большого значения своей внешности. Я была более легкомысленной, и мое внимание сразу же привлекли стоявшие на витрине сапожки из змеиной кожи. Это были самые красивые из всех женских сапог, которые я когда-либо видела. Их, казалось, изготовили специально для меня. Цена на них указана не была — видимо, чтобы заставить потенциального покупателя зайти в магазин и вступить в разговор с продавцом. Я, однако, знала, что, какой бы ни была их цена, они мне наверняка не по карману.
Я толкнула тяжелую стеклянную дверь с наклейками «MasterCard» и «American Express», надеясь выяснить, почему когда-то мама зашла в этот магазин, как сейчас захожу в него я. На полках лежали всевозможные изделия из кожи — в основном обувь, но также чемоданы, портфели и дорожные сумки. Худая женщина в длинной юбке с широким коричневым поясом, изящно смотревшимся на бедрах, с усталым выражением лица слушала какую-то покупательницу. Потом она медленными жестами показала покупательнице, чтобы та сама поискала что-нибудь такое, что ей понравится, и не приставала с расспросами. Кожа этой женщины была очень смуглой — как будто она жила на пляже. Ее длинные рыжеватые волосы были причесаны в модном молодежном стиле, хотя женщине явно было уже не двадцать, не тридцать, не сорок и даже не пятьдесят лет.
За прилавком стояла и просматривала какие-то бумаги девушка со светло-каштановыми волосами, в которых проглядывали русые пряди. Она была примерно моего возраста — а может, на пару лет старше, потому что я всегда выглядела года на три старше своего реального возраста. Я подошла к ней и, поздоровавшись, сказала, что несколько лет назад моему отцу подарили портфель из крокодиловой кожи, что он пришел в негодность и что мне хотелось бы найти точно такой же портфель. Потом я рассказала, как этот портфель выглядел. У этой девушки были светлые — серо-голубые — глаза, пухлые губы и прямой нос. Лицо ее было полноватым и округлым, а вот фигура отличалась стройностью и даже худощавостью.
Она вышла из-за прилавка. Одежда ее была самой обычной, горчичных оттенков: юбка до колен, просторная курточка, сапожки на высоких каблуках, доходящие до икр, и шелковый шейный платок. Со стороны казалось, что она специально оделась так, чтобы выглядеть старше.
— Мама! — сказала она женщине, одетой так, как будто она хотела выглядеть моложе. — Ты помнишь портфели из крокодиловой кожи, которые продавались у нас несколько лет тому назад?
— Я пойду выпью кофе, — вот и все, что сказала ее мама в ответ.
— К сожалению, несколько лет назад я еще училась в школе и приходила сюда, в магазин, очень редко. Можно было бы спросить у моей бабушки. Она… — Девушка улыбнулась. — Она никогда ничего не забывает. Помнит буквально обо всем.
Неужели кусочки пазла начали занимать свои места? Я настолько задумалась, что девушка вскоре потеряла ко мне интерес и, оставляя после себя очень приятный аромат духов, направилась к другим покупателям. Бабушка, ее дочь и ее внучка, тесно связанные друг с другом… В том, что у этой девушки есть бабушка, нет ничего странного, — у меня ведь тоже есть бабушка. Однако мои бабушка и мама не жили вместе.
Я стала украдкой наблюдать за девушкой, делая вид, что разглядываю полки, на которых лежали вычурные туфли и сумки с позолоченными заклепками, покрытые блестками. Может, это и есть она? Я почувствовала, что спине стало жарко от попадающих на нее лучей солнца. А еще я почувствовала слабость в коленках. В моей голове роем закружились мысли. Боже мой! Если эта девушка и есть Лаура, мама, наверное, знала об этом уже давным-давно. Я ведь вообще-то, так сказать, шла по ее следам, обнаруживая то, что она, возможно, уже обнаружила раньше меня. Я вышла из магазина и пошла, не думая, куда иду, по улице. Проходя мимо кафетерия, я увидела ту женщину, которая была одета так, как будто хотела выглядеть моложе. Она медленно подносила к губам чашку кофе. Рядом стоял и что-то ей говорил официант.
Я не знала, что теперь делать со своим «открытием». Эта девушка, возможно, и есть Лаура, а если так, то у меня не было необходимости искать свидетельства о смерти и рыскать по кладбищам. Если это и в самом деле она, то я в своих поисках истины сделала астрономически большой прыжок вперед. Это было все равно, как если бы я перелетела из нашего дома в тот обувной магазин, как если бы меня отнесли туда на крыльях несколько ангелов или орлов. Если бы я обратила внимание на этот портфель как таковой намного раньше и задумалась над тем, какое значение имеет эта вещь сама по себе, без привязки к нашему дому, это избавило бы меня от хождения по разным местам. Однако эту вещь, привнесенную в мою жизнь из мира страданий мамы, я периодически рассматривала с десятилетнего возраста. Знать о том, что она лежит, спрятанная в одеяле, казалось мне таким же нормальным, как знать о том, что на комоде стоит шкатулка для драгоценностей, а в ванной висят матерчатые цветы; таким же нормальным, как прийти на пляж и увидеть море; таким же нормальным, как то, что по улице ездят автомобили, а утром восходит солнце. Тем не менее моей маме пришлось пройти свой крестный путь, прежде чем она нашла этот магазин — верную веху на пути к ее утраченной дочери. Она, наверное, так сильно там разволновалась, что купила этот портфель, чтобы хоть что-то купить и таким образом получить возможность побыть в магазине подольше. В тот момент все остальное — в том числе и деньги — потеряли для нее всякое значение. Мне теперь нужно было иметь в виду, что путь, по которому я сейчас шла, уже был пройден раньше моей мамой, что я иду по ее следам и что если она ошиблась, то и я тоже ошибаюсь.
