– Притча совсем короткая, – показал крупные белые зубы цыган. – Я вас долго не задержу, не беспокойтесь… Как-то у Ходжи Насреддина заболело то место, что находится ниже поясницы. Жена велела ему сходить к врачу. Но ей показалось неудобным, что у всеми уважаемого Ходжи болит такое неприличное место и она сказала ему: «Только скажи лекарю, что у тебя болит место не ниже, а выше поясницы!» Насреддин подумал: «Ну, какая разница: ниже поясницы, выше поясницы? Тело-то у человека одно. Втирания, которые врач пропишет мне для места, выше поясницы, я применю ниже поясницы, и все будет хорошо!»
Придя к врачу, он так и сделал. Лекарь добросовестно осмотрел у Насреддина спину выше поясницы и ничего там не обнаружил. Но на всякий случай, чтобы не уронить свой авторитет, прописал ему слабительное, решив, что уж оно-то, во всяком случае, особого вреда не принесет. На следующий день у Насреддина боль ниже поясницы прошла сама по себе.
После этого среди знакомых жена Насреддина прослыла женщиной стыдливой, ее супруг – умным, а врач – умелым.
– Очень интересно, – покивал головой Миногин. – Ну, и в чем суть этой притчи?
– Суть в том, – потрепал кончик своей бронзовой бороды цыган, – что заслуга излечения Насреддина принадлежит ни его супруге, ни ему самому, и ни врачу. Ходжа выздоровел потому, что так решило Провидение.
– Да? – тревога продолжала выглядывать из битумных глаз Вольтемира Николаевича.
– Да, – серьезно ответил цыган.
– Провидение – не по нашей части, – сообщил начальник службы безопасности «Спецприбора». – А вам, еще раз, – спасибо!
– Провидение – по части всех, – мягко заметил Варга. – Если что, обращайтесь! – предложил он и улыбнулся, показав ровные белые зубы.
Вольтемир Николаевич, по-офицерски коротко кивнул и пошел к автомашине с набитой электроникой кунгом.
Майор Мимикьянов посмотрел в хитрые цыганские глаза, подмигнул и направился следом.
31. Есть вещи, которые лучше не знать
Майор вошел в подъезд.
И сразу услышал голоса.
Сверху по широким каменным ступеням спускались Тима Топталов и Шура Мамчин. А за их спинами на десяток ступеней вверх – следовала похожая на сову женщина в больших очках. Это была, разумеется, дежурный администратор заводской гостиницы Ираида Михайловна Оскольцева.
– Не работает! – громко говорила Сова. – Ничего не работает!
– Не работает, потому что у тебя руки не из того места растут, Ираида! – мрачно отвечал ей Тима Топталов. – У тебя то место, что пониже спины – слишком большое, вот весь ум в него и ушел!
– Ой! – всплеснула коротенькими полными руками Оскольцева. – Умный какой! У него из правильного места растут! А ничего не работает!
Топталов остановился и обернулся к Сове всем корпусом:
– Все работало! Когда я твою стиралку включал, все работало!
– А я включила, не работает! – тоже остановилась администраторша, навесив над Тиминой головой метеозонды своей свободолюбивой груди. – Если у тебя и нужное место так работает, то, извините меня!.. Не завидую я Ритке Лебеденке! – блеснула очками Ираида Михайловна.
Как предположил Ефим, именно злосчастная Ритка, а совсем не упрямая стиральная машина и являлась подлинной причиной скандала на лестнице.
– Какое нужное место? – вскинулся Тима. – За то место, будь уверена, голуба! Работает без замыканий!
– Да? – строго спросила женщина.
– Как пускач на танке! – заверил Тима.
– На танке? – уточнила отставная конструкторша.
– Да. На танке, – с важностью в голосе произнес Топталов.
– Ха! – пренебрежительно махнула ладонью женщина. – На ваших танках все пускачи – барахло!
Тима на какое-то время даже онемел от возмущения. Он замер на месте и какое-то время изображал из себя скульптуру пораженного молнией. С трудом он справился с собой, повернулся все корпусом к Оскольцевой и с угрозой произнес:
– Много ты понимаешь в пускачах, Ираида!
Потом танкостроитель сдвинулся с места и начал подниматься по ступенькам.
Ираида Михайловна, отступая, попятилась по лестнице вверх. Но не успокоилась. С женским занудством она шипела:
– Ничего не работает! Все ваши пускачи – барахло!
Еще секунда и Тима бы рванулся по ступеням, как идущий в атаку танк. Тут уже могло пострадать, если уж не здоровье, то женская гордость гражданки Оскольцевой, наверняка.
К счастью, на помощь женщине пришел уже спустившийся вниз и вставший рядом с Ефимом Шура Мамчин.
– Тима, кончай изображать из себя придурка! – крикнул он. – Идем! На месте посмотрим, что там со стиралкой!
Лысый купол Шуриной головы, очевидно, только что протертый лосьоном после бритья, светился в сумерках подъезда, как большая матовая лампа.
«Видимо, – подумал майор, – недовольная ремонтом стиральной машины Ираида Михайловна пришла жаловаться на Тиму Шуре Мамчину. Он жил на третьем этаже, прямо над квартирой пенсионера Гергелевича. И, к своему счастью, застала у него в гостях предмет своей жалобы».
– Шура! Хоть ты скажи! Я ж при тебе включал! – никак не мог остановиться и прекратить принципиальную дискуссию Тимофей Павлович.
– Тима! – рявкнул, теряя терпение, Мамчин.
Топталов прекратил подъем, развернулся и с мрачным видом начал спускаться вниз. Вслед за ним последовала и Ираида Михайловна. При этом она предусмотрительно держалась на безопасном расстоянии в десяток ступеней.
– У вас тут смотрю, скандал! – сказал Ефим Шуре.
– И не говори, Ефим Алексеевич! Мы без этого не можем! – кивнул инженер.
Спустившись, Тима и Ираида Михайловна, оба надутые, как наказанные первоклассники, молча продефилировали мимо майора, и вышли на улицу.
Мамчин развел руками: дескать, сам видишь, как живем! Потом кивнул Ефиму и тоже покинул сумеречный подъезд.
Майор поднялся по лестнице на второй этаж и позвонил в квартиру, где жил бывший начальник отдела СКБ «Экран», а ныне пенсионер Гарри Григорьевич Гергелевич.
Дверь открыла Генриетта Павловна.
Она почему-то сокрушенно покачала головой, но ничего не сказала, а показала рукой в направлении столовой.
Гарри Григорьевич сидел за столом над листком, слегка помеченным формулами. Точно так же, как и полдня назад.
Неяркий вечерний свет из окна высвечивал две фотографии на стене.
На одной из них было снято полное солнечное затмение. Пылающий круг звезды был закрыт черным диском луны. Вокруг этого диска сияла солнечная корона – потоки лучей, испускаемые поверхностью звезды в холодный Космос.
На второй фотографии лежала степь. Над ней плыли по летнему ярко-синему небу белые, полные влаги облака.
– Ну, что, Ефим Алексеевич, нашел, что искал? – спросил Генерал у майора, поднимая голову.
– Нет.
– А что так? – равнодушно поинтересовался Генерал.
– Да, потому, что вы, Гарри Григорьевич, мне помочь не хотите… – с нажимом произнес Ефим.
– Я? – удивился старый конструктор.
– Да, – уверенно кивнул Ефим. – Именно вы.
– Да, как же я могу тебе помочь? – откинулся он на спинку стула.
– Очень просто. Вы должны вспомнить, куда от вас пошел Чапель?
Гиргилевич сморщил узкие и толстые лошадиные губы и в упор посмотрел на Ефима.
– Ну, откуда же я могу это знать? Он мне не говорил… Может быть, в гостиницу ушел, может быть, в заводоуправление, или, вот, например, к Мамчину, у них там меж собой какие-то дела были…
– В гостинице во второй половине дня Чапель не появлялся, это установлено точно. А в заводоуправление и к Мамчину Чапель заходил до того, как пришел к вам… – возразил майор.
– Да? – смял губы в комок Гиргилевич. – А я думал… Впрочем, неважно.
– Что неважно?
Гергелевич приподнял брови, потом опустил, и снова поднял.
– В сущности, дорогой мой, Ефим Алексеевич, все – неважно! – сказал он, направив глаза в окно, наполненное мягким вечерним светом. – Чтобы не происходило, все – предопределено, – негромко добавил он.
– Что предопределено? – поинтересовался Ефим.
– Все, – вздохнул хозяин. – Вот послушай притчу. Мне сегодня Шура Мамчин рассказал.
Мимикьянов был сыт притчами по горло.
За свое сегодняшнее пребывание в поселке он услышал притч, больше, чем, наверное, за всю свою жизнь. Но он согласно кивнул головой. Майор был опытным оперативным сотрудником. Он умел работать с людьми и давно усвоил: человека надо слушать. Особенно, если он сам что-то хотят сказать. Неважно, что. Важно, почему. Почему он захотел сказать именно это? Найдя причину, можно узнать о человеке куда больше, чем, если самому задать ему сто вопросов.
– К Хадже Насреддину повадилась ходить один бедный человек. – неторопливо начал Гергелевич. – Зная о мудрости Насреддина, он каждый раз просил дать ему совет о том, как разбогатеть. В конце концов, он надоел Ходже хуже горькой редьки. И он решил раз и навсегда отвадить надоедливого просителя советов. Насреддин сказал бедняку: «Пойди и сломай очаг, что есть в твоем доме. Под ним ты найдешь богатый клад с золотом и разбогатеешь».
