Солнечные лучи ярко отражала воткнутая в землю полоска металла. Это была металлическая пластинка, полированная и достаточно твердая для того, чтобы копать землю. Какая-то деталь от взорвавшегося автомобиля, отлетевшая в сторону, а потому не почерневшая от копоти. Первое впечатление было именно таким. Но, когда подползла ближе, то поняла, что впечатление было ошибочным. На самом деле, это была совсем не деталь машины. Кто-то специально воткнул полоску металла в землю в этом месте. Кто-то пометил именно этот участок каньона, оставил своеобразную метку, которую мне выдало солнце. Я вытащила металл из земли, он подавался достаточно легко.
Теперь в моих руках оказалось что-то вроде лопатки. Не обращая внимания на боль, я принялась копать. Надежда придавала мне силы. Рыхлая влажная земля (почему она была рыхлой и влажной только в этом месте?) поддавалась легко. Объяснение было простым: здесь копали, и не один раз. Возможно даже, землю смачивали водой специально, чтобы она была мягкой и легко поддавалась. Я принялась копать еще более усердно. Представляю, каким зрелищем было все это со стороны! Труп, который сам роет себе могилу. Господи, как же смешно… Страшно смешно… Смех сквозь кровавые, никому не видные слезы. Только все это не так. Я не себе рою могилу! Я рою ее другим! Я уже вырыла ее и это – последний штрих. Последние комья земли… И каждый слой – истина, что я все ближе и ближе к своей цели. Я испытывала необычайную, поднимающую над землей легкость, совершенно позабыв про боль. Теперь путь, пройденный мной, уже не казался таким страшным, несмотря на цену, которую мне пришлось заплатить. От полного триумфа меня отделяла лишь полоска земли. Разумеется, я не могла испытывать боли.
С самого начала я поняла, что следует копать землю не вглубь. Вряд ли то, что в ней спрятано, спрятано глубоко. Я вырыла лишь небольшую ямку, когда металл во что-то уткнулся. Моя самодельная лопатка уперлась в твердую поверхность. Это находилось совсем близко от поверхности земли, как я и предполагала… Еще бы, близко. Если я смогла докопаться одной действующей рукой, балансируя на грани жизни и смерти, то те, кто ее прятал, явно не старались. Или совсем наоборот. Подумать только, если б не заходящее солнце, которое, отразившись на блестящей поверхности, ослепило мои глаза, я никогда бы ничего не нашла! Никогда в жизни! Вот и не верь после такого в судьбу. Ничего не скажешь, действительно, ирония.
Передвинув мою импровизированную лопатку на несколько сантиметров вниз и врезав ее в рыхлый чернозем, я не ощутила никакого упора. То же самое справа и слева. Итак, этот предмет овальной формы, и достаточно небольшой… Воодушевленная собственным открытием, я стала копать живее. А потом обратила внимание на землю, которую открывала слой за слоем. То, что комьями падало с моей лопатки, уже не было обычной землей. Рыхлое серое мертвое вещество немного напоминало пепел или слипшуюся пыль. То, что было зарыто здесь, обладало действительно ужасающей силой! Оно сумело уничтожить чернозем. Никогда я не слышала ни о чем подобном, и тем более не видела похожих химических реакций. Что-то, уничтожающее все вокруг и спрятанное так близко от поверхности. Еще несколько взмахов металлической пластиной, еще более страшный вид вырытой земли. Моим глазам предстал серебристый металлический цилиндр с плохо завинченной крышкой. То доказательство, ради которого я прошла весь этот путь. Я его нашла! Я нашла а, значит, моя жертва была не напрасной. Голова закружилась, как перед потерей сознания, но моя воля была сильней.
Я смотрела на металлический цилиндр – тайное проклятие поселка. Впрочем, он немного расплывался в моих глазах. И причиной этому была моя боль, вернувшаяся кажется, с новой, дьявольской силой… Слезы по щекам, раскаленной жидкостью уносящая каньон и расплавленные края солнца. Губы складывались в языческий ритуал пришедшей впервые в жизни молитвы. Я молилась этому небу и этому солнцу, этой проклятой и убитой земле.
– Не умирай… – я выплевывала засохшую кровь высшим благословением боли, моля человека, который не мог меня слышать, – не умирай… пожалуйста…
Мне хотелось кричать. Обхватив расколотый череп, я вдруг закричала диким голосом:
– Не умирай! Не умирай! Прости меня! Пожалуйста, прости меня!..
Я знала, больше ничего мне не понадобится в жизни, кроме одного. Только чтобы не умирал этот человек без лица, человек, которого я убила. Я? Или каньон? Или мы вместе, соединившись проклятой дьявольской парой? Эха не было среди гор. Были только слезы о моей растраченной жизни. Я раскачивалась над человеком без лица, имени которого я не помнила, раскачивалась в такт собственной боли, повторяя несколько слов как заученный речитатив:
– Не умирай…. Прости меня… не умирай… прости меня…
Я не плакала, хотя мои слезы существовали, только они были глубоко внутри глаз. Я просила небо и солнце, я просила каньон не лишать его жизни. Я готова была отдать абсолютно все, даже собственную жизнь, чтобы этот человек остался, даже если потом мне от этого будет хуже. Все равно. Все вокруг вторило мне в такт, отпевая его уходящую жизнь.
«Прости… прости… прости меня… Я не хотела… Я должна была остановиться… Я должна была спасти тебя… чувствовала, что поступаю не так… Я предвидела этот страшный уход из жизни. Я унесу с собой твою жизнь. Я буду любить тебя до безумия, так, как никто не любил тебя прежде. Ты станешь моим светом, моим дыханием, моей религией, моей верой и моей теплотой… Станешь моим Богом, моей законченной молитвой… Прости меня ради всего святого, прости за то, что я позволила тебя убить, что я не помешала тебя убить, зная, что может случиться в каньоне… Прости во имя окружающей меня пустоты. Прости во имя моей прежней искалеченной жизни…»
Я оплакивала без слез этого человека, ставшего вдруг самой большой моей ценностью за несколько часов отчаянного больного пути. Человека, умершего или близкого к смерти в самом расцвете жизни. Я оплакивала не созданный дом, не рожденных детей, не надетое свадебное платье, не пришедшую искренность неувиденной чистоты, не открытую жизнь обреченной к бессмертию жизни. Я выплескивала из собственного сердца прежде пройденные пути. Мне не нужно было теперь ничего, кроме человека, приходящего ко мне моей смертью. Он был светом, был болью, я поддерживала рукой его голову, умоляя вернуться хотя бы на одно-единственное мгновение. Я хотела быть с ним ради новой, возможной для нас обоих, жизни. Внезапно последний солнечный луч прорезал нависающую надо мной темноту. О чем это я… Ведь все будет не так! Совсем не так, если больше не существует проклятия! Нас найдут. И он будет жить. А когда он вернется в жизнь, все будет совсем по другому.
Надежда сдавила горло так, как может сдавить только боль. Острая надежда, как скальпель хирурга. Нас найдут. Рассказав об этом, солнечный свет уходил. Мысли складывались в слова, в те слова, которые я все-таки вырвала из своей смерти. Это было странное послание в форме письма. Послание, за которое я заплатила своей жизнью.
«Дорогая Сара, здесь, на этой кассете (какое счастье, что я захватила с собой диктофон и он каким-то божьим чудом не разбился при падении машины), я запишу всю историю каньона. Я расскажу все от начала до конца, выстрою все факты и события в цельный ряд, и когда ты услышишь эту страшную историю, ты поймешь, что я сделала то, что казалось невозможным. Я помню, как в самом начале, при нашей первой встрече ты сказала, что я не смогу сделать этого никогда. Моя единственная надежда, что нас найдут. Я надеюсь на это всем сердцем, глядя на последние лучи заходящего солнца. Но если нет… Что ж, я к этому готова. Я должна быть готовой ко всему, если уж мне хватило мужества пройти этот путь. Если нас не успеют найти, если в каньоне обнаружат только два трупа, эта кассета все равно попадет к тебе. Если она попадет к тебе, когда меня уже не будет на свете, расскажи миру о Дьяволе, которого я сумела прогнать. О Дьяволе, которого в этих местах больше нет. Не нужно никаких громкий слов, расскажи о том, что больше не существует проклятий этого маленького поселка. Все доказательства найдешь в моей квартире, все, кроме двух. Эти два – цветы и цилиндр, зарытый в земле, в каньоне. Будь очень осторожна и предупреди всех – к цилиндру нельзя прикасаться руками.
Первое, с чего мне хотелось бы начать, это стоматологическая карта, по которой вы сможете опознать труп Виктора Алексеева. Незадолго до своей смерти Виктор Алексеев посещал врача-стоматолога. У врача сохранился рентген челюсти. По зубным пломбам очень просто определить личность человека, идентифицировать его. Помните тот труп неизвестного старика, который был найден в каньоне? Он пролежал в каньоне всю ночь из-за бюрократических проволочек поселковой власти, а утром, когда все-таки приехали представители официальных органов из города, с ужасом было обнаружено, что у трупа исчезла голова. Кто-то прокрался ночью в каньон и отрезал трупу голову. Голову действительно отрезали два человека, которые тайком ночью пробрались в каньон.
