– Знаю, – согласился Кандауров. – Твои, «Лом», парнишки-охранники избили третьего дня одного молодого человека. Сильно покалечили, в больнице лежит.
– Наговариваешь, начальник, – глаза у Грубина сошлись в щёлочку, проступили скулы. – Я такими делами не занимаюсь!
– Занимаешься, занимаешься… И не только такими. А мы, Грубин, точную информацию имеем, от одного твоего человечка. Твои это парни, из команды Макса.
– Кто стучит, с-сука!
Грузный седой старик приподнялся, опираясь на подлокотники, полы дорогого халата разошлись, стали видны худые голые ноги с перекрученными сухожилиями и набухшими венами.
– Нервишки у вас, господин Грубин, шалят. Сядьте, сядьте, а то ненароком апоплексический удар хватит.
– Не докажите! – сказал Грубин, плюхаясь в кресло и успокаиваясь так же мгновенно, как и взвинтился: Кандауров хорошо знал это чисто уголовное умение.
– А я и не стану ничего доказывать. Я просто сообщу эту информацию отцу избитого парня…
Грубин сразу уловил особую интонацию подполковника, спросил осторожно:
– А кто его отец?
– А вы, значит, не знали, на кого псов спускали?
– Говорю, я ни при чём! – вновь взвизгнул Грубин.
– Ну-ну, спокойно! Верю, могли и не знать… Банкир Барков – слыхали? Человек с такими деньгами купит лучших снайперов и перестреляет твоих людей. Но первым убьёт тебя, «Лом»!
– А вы, значит, господин Кандауров, подполковник милиции, на такое пойдёте? Тайну следствия разглашать станете, причём специально?
– Какое время, такие и песни, – спокойно улыбнулся Викентий. – А я человек простой, простодушный: проговорюсь ненароком, случайно…
Грубин молчал, пристально разглядывая Кандаурова. Викентий взял высокий стакан, из которого не допила сок девушка, выплеснул остаток в бассейн, налил из пластиковой бутылки минеральной воды, прополоскал стакан, потом налил ещё раз и стал пить маленькими глотками, с наслаждением. Наконец старик прервал паузу.
– Я так понимаю, вы пришли сюда, ко мне, не для того, чтоб это сообщить. Говорите прямо, мы ведь давно знакомы. Вы сказали «помочь следствию»? Так, может, договоримся?
– Не хотелось бы мне с тобой, «Лом», ни о чём договариваться, но… Ты прав: есть дело поважнее на данный момент, чем твои художества. Кто заказал избить сына Баркова? Мне нужен этот человек! Назови, и я не стану даже искать прямого исполнителя заказа – твои боевики меня сейчас не интересуют. В конце концов, два парня могли просто подраться – из-за девушки, например…
Викентий увидел, как расслабился Грубин, руки отпустили подлокотники, мышцы лица оплыли.
– А я не знаю его, – сказал он почти весело. – Он не назвался, я не спрашивал.
Кандауров сразу понял – не врёт, но всё-таки сказал недоверчиво:
– Это что же, незнакомому человеку и такую услугу?
– Во-первых, он заплатил! – оскалился в усмешке Грубин. – И потом, я человек опытный, сразу понял, что не подсадной от вас. Поверьте, если бы речь шла о мокрухе, ни-ни, я бы даже разговаривать не стал. А так… проучить человечка, может даже ему на пользу, за хорошие деньги…
Наткнувшись на взгляд Кандаурова, Грубин сразу перестал хихикать, поднял ладони:
– Разговор у нас один на один! Если что, я откажусь – ничего не знаю!
– Рассказывай подробно, – резко оборвал его Кандауров. – Где встретились, что он говорил, как выглядел! Глаз у тебя зоркий, я знаю, так что не упускай ни одной мелочи!
… Викентий ехал на такси за город, в сторону «городского моря» и посёлка Курортного. Но не на дачу Барковых, а в расположенный недалеко санаторий военного ведомства. Именно там решили на время спрятать «жестоко избитого» Олега. Поначалу он было воспротивился: это же он не сможет видеть свою девушку каждый день! Но, к счастью для Кандаурова, Арина Антонова сразу поняла, какая опасность грозит Олегу, сама уговорила его пожить некоторое время в санатории. Кандауров с улыбкой вспомнил: девочка оказалась авантюрного характера! Сама придумала и предложила: ходить ежедневно с передачами в ту больницу, где, якобы, лежит покалеченный Олег. И ходила вот уже два дня – утром и вечером, причём вечером оставалась там подолгу, а апельсины, бананы и йогурты оставляла больным, с которыми там познакомилась.
Кандауров курил и смотрел в окно на ровные посадки тополей. Он всегда закуривал, садясь в машину – какой-то условный рефлекс. Наверное это помогало ему размышлять: в поездке он не любил разговаривать, молчал, анализировал события и нередко именно в это время находил решения. Сейчас он думал о Константине Охлопине, и не только потому, что приближался к повороту на шестидесятый километр.
Грубин описал ему «заказчика»: молодой человек, высокий, русоволосый, сероглазый, обаятельный. Сказав именно так – «обаятельный», – старый рецидивист ухмыльнулся и добавил более ему привычное:
– Красюк, девки на таких виснут.
То, что этот человек не из криминальной среды, Грубин был уверен.
– Когда я уточнил, точно ли он хочет сделать клиенту «гуляш по почкам» или всё-таки «грохнуть» – вижу, он сначала глазами похлопал, но потом понял. Но не потому, что знает феню, а просто догадливый. Нет, этот не из наших – образованный, богатый, разговор книжный.
Сначала Грубину показалось, что «заказчик» совсем молод – года двадцать два – двадцать три. Но поговорив, понял – скорее под тридцать. И хотя парень пытался выдать себя за посредника, по-своему проницательный Грубин ему не поверил, хотя вида не подал.
– Злость у него большая на клиента была, – сказал он Кандаурову уверенно. – Я бы даже сказал ненависть. К посторонним таких чувств не испытывают…
Конечно же, в памяти Кандаурова сразу всплыл рассказ Олега: Костя, зло высмеивающий Баркова, не скрывающий своего недоброго чувства к брату, обхаживающий Ингу… Костя, который и ему показался наигранным, фальшивым… Костя, обгоревший до неузнаваемости… Нет, он не мог говорить об этом с Барковым – это было бы бесполезно, лишь во вред. А вот с Олегом…
Молодой Барков занимал трёхкомнатный номер-люкс. Раньше его отдавали только большим военным чинам, теперь же он всё равно пустовал, как, впрочем, и большая часть помещений санатория. Военное ведомство переживало трудности, армия сокращалась, офицеры месяцами не получали зарплаты. Дошло до того, что места в престижном некогда санатории стали сдавать посторонним людям – тем, кто мог оплатить сильно подорожавшие путёвки. Однако желающих оказалось гораздо меньше, чем на то рассчитывали: те, у кого водились хорошие деньги, предпочитали отдыхать по заграничным курортам, а лечиться в приморских санаториях. Вадим Сергеевич оплатил номер за неделю – именно такой срок решено было определить на лечение «избитому» Олегу, прежде чем «выписать» его домой. Вместе с Олегом жил одетый в штатское сержант милиции – Кандауров сам приставил к нему одного своего подчинённого, толкового и хорошо обученного парня. Чтобы Олег как можно меньше появлялся на людях, было сказано, что он нездоров, и его «друг Дима» носил ему из столовой еду в судках.
Подходя к корпусу, Кандауров издалека увидел на лавочке сержанта с газетой. Тот не столько читал, сколько держал под наблюдением подходы. Он встал, узнав подполковника, и кивнул на веранду. Викентий понял: там, почти невидимый за диким виноградом, сидел Олег. Молодой человек весело разговаривал по мобильному телефону, Кандауров догадался, что со своей девушкой – Ариной. И точно, Олег сказал:
– Извини, дорогая, тут ко мне пришли… Нет, всё в порядке, это Викентий Владимирович.
Кандауров сразу заговорил о деле.
– Мне, Олег, описали человека, который «заказал» тебя. Надо же! Раньше так говорили только уголовники, теперь же этот термин понятен любому человеку… Послушай, не вспомнишь ли кого…
И он быстро набросал словесный портрет человека, приходившего к Грубину. Олег молчал, лицо его было растерянным. Потом, покачав головой, он сказал:
– Как это странно! Знаете, если бы Костя не погиб, я бы даже не сомневался, что имеется ввиду именно он… Если бы я верил в мистицизм, я бы подумал: мёртвый Костя злится на то, что я остался жить и решил хоть как-то отомстить. И это было бы в его стиле! Но я ведь ни в какие паранормальные явления не верю!
– «Есть многое на свете, друг Горацио…»
– Да, да! «… что не подвластно нашим мудрецам»! Я знаю. И всё же, это смешно: с того света заказать месть!
– Почему же с «того света»? – Викентий сделал интригующую паузу. – Заказ был сделан за три дня до гибели Константина Охлопина, то есть, ещё при его жизни.
Он мог бы сказать Олегу большее: обаятельный заказчик точно указал день, после которого нужно будет покалечить Олега. Ни в коем случае не «до», а только «после». Это был день гибели Константина.
– Ладно, Олег, не ломай голову. Возможно, это совпадение. Твоя задача сейчас – высидеть здесь до конца недели. Крепись!
Однако для самого Кандаурова разговор с Олегом высветил то, что он и так видел, но словно ускользающие в темноте силуэты. Молодой Барков сказал: «… если бы Костя не погиб…», а ещё: «… это в его стиле!» В салоне попутной машины Викентий вспомнил свою бессонную ночь в Гонолулу, когда мысль о Константине Охлопине не давала ему покоя. Тогда он его подозревал в убийстве Инги Барковой – практически без оснований. И вот теперь вновь невольно думает о Косте, как о человеке, нанявшем палача для двоюродного брата…
