Предостережения Мерсье не прошли даром: говоря о наследниках, княжна внимательно следила за выражением лица Аграфены Антоновны и заметила, как при этом упоминании глаза княгини странно вильнули в сторону, словно огибая какое-то невидимое препятствие. Лицо ее при этом нисколько не изменилось, но глаза сказали Марии Андреевне все: княгиня Зеленская действительно была готова на любую подлость, чтобы завладеть ее деньгами и имениями. Впрочем, княжна не видела никаких путей к осуществлению подобного намерения, понимая, что даже если над нею будет учреждена опека, то доверят ее кому угодно, только не князю Зеленскому.
- Ну, не знаю, дитя мое, - сказала княгиня. - Мне кажется, что вы чересчур беспечны. Этот француз выглядит таким подозрительным! Мне даже кажется порой, что это он написал то злосчастное письмо.
- Помилуйте, Аграфена Антоновна! - со смехом воскликнула княжна. - Это же просто смешно! Господин Мерсье, естественно, вызывает подозрения уже одним тем, что он француз. Но в данном случае это обстоятельство скорее оправдывает его, нежели ставит под подозрение. Ведь он по-русски и говорит-то с превеликим трудом, где уж ему письма писать! Да в этом письме было бы столько ошибок, что даже слепому сделалось бы ясно: писал француз.
- Он может притворяться, что плохо говорит по-русски, - непримиримо сказала Аграфена Антоновна. - И потом, он мог сам не писать письма, а нанять для этого кого-нибудь, кто написал под его - диктовку.
- Это как-то уж очень сложно, - возразила княжна Мария. - Да и кто бы согласился такое написать?
- Не знаю, - повторила княгиня, ковыряясь ложкой в вазочке с засахарившимся вареньем. - Вам, конечно, виднее, ведь вы уже почти месяц живете с ним под одной крышей. Ах, молодость, молодость, время прекрасных безумств! Я, помнится, и сама любила кружить мужчинам головы. Я помню, как легко в вашем возрасте влюбиться в первого встречного потому лишь, что он оказался рядом в минуту одиночества и грусти. Влюбленное создание не видит в своем избраннике ничего, кроме достоинств, и тут бывает надобен дружеский совет старшего поколения, вооруженного опытом прожитых лет и умением разбираться в людях. Иначе, душа моя, недалеко и до беды. Особенно теперь, в такое сложное время...
- Я не понимаю ваших намеков, княгиня, - холодно сказала Мария Андреевна, покраснев от возмущения. Она чувствовала, как пылают от негодования ее щеки, и отлично понимала, что ее румянец будет непременно замечен и принят за краску стыда. При мысли о том, какие сплетни станут теперь распускать о ней княгиня и ее дочери, Мария Андреевна покраснела еще сильнее. - О какой любви вы мне толкуете? Вы, кажется, изволили вообразить себе невесть что - что-то, что мне и в голову не могло прийти. Не забывайте, я - княжна Вязмитинова, и я знаю, что такое честь...
Она осеклась, в последнюю секунду удержавшись от того, чтобы добавить: "в отличие от вас". Ссориться с этой стаей жирных ворон она не собиралась. Однако же спускать им их дерзость тоже было нельзя, это она понимала превосходно.
- Посему, - продолжала она все с тем же ледяным спокойствием, - я вынуждена самым настоятельным образом просить вас оставить эти домыслы, не имеющие ничего общего с действительностью.
- Горда, горда, матушка, - сказала княгиня. В голосе ее звучало осуждение, но взгляд она отвела, и Мария Андреевна поняла, что одержала пусть небольшую, но все-таки победу. - Вся в деда своего покойного. Тому тоже, бывало, слова не скажи - сейчас набычится, глазищами засверкает...
- Ах, любовь! - внезапно сказала княжна Ольга Аполлоновна, томно закатив глаза. - Это так прекрасно!
Чувствовалось, что какая-то важная новость буквально распирала ее изнутри, стремясь вырваться наружу. Теперь эта новость, похоже, все-таки сломала последние преграды и готова была вот-вот излиться из уст княжны. Ольга Аполлоновна была так поглощена собственными радостными переживаниями, что не замечала ни свирепых, полных черной зависти взглядов сестер, ни тех предостерегающих знаков, которые подавала ей мать, страшно таращившая в ее сторону глаза и так усердно двигавшая бровями, что те почти соприкасались с прической.
- Вы знаете, ма шер Мари, - продолжала княжна Ольга, по-прежнему адресуясь к Марии Андреевне и так далеко закатывая глаза, что теперь под веками виднелись одни белки, совсем как у эпилептика во время припадка, - я так счастлива! Этот милый поручик, он так в меня влюблен! Маменька говорит...
Княгиня Зеленская зачем-то вдруг потянулась к сахарнице, стоявшей на дальнем от нее краю стола. При этом она очень неловко задела рукавом свою чашку, и та, свалившись на пол, с треском разлетелась вдребезги, разбросав вокруг себя тончайшие фарфоровые черепки и забрызгав чаем подол домашнего платья Аграфены Антоновны.
- Ах! - испуганно воскликнула Ольга Аполлоновна, и ее глаза мигом вернулись на место. - Ну что вы, маменька, право! Разве можно быть такой неловкой! Вы меня до смерти перепугали.
- Жива осталась, и ладно, - не слишком ласково утешила ее Аграфена Антоновна. - И не имей привычки старших перебивать. Сколь раз тебе говорено, а все как об стенку горохом!
- Ну, маменька, - обиженно надув губы, протянула княжна. Ее сестры при этом обменялись довольными взглядами.
- Позвольте, - сказала Мария Андреевна, - как же так? Я не знала! Это чудесно, право! Я так рада за вас, милая Ольга! Кто же он, этот счастливец? Вы, кажется, сказали, поручик? Как его имя?
Ей действительно было до смерти интересно узнать, кто мог польститься на одну из плоскостопых, толстых и глупых, как пробка, дочерей князя Зеленского. Впрочем, интерес ее сильно омрачался ощущением какой-то предугадываемой наперед нечистоты, которой так и разило от этого известия.
Ольга Аполлоновна открыла рот, намереваясь ответить, но княгиня опередила ее, с самым небрежным видом сказав:
- Не обращайте внимания, милочка. Пустое все. Девичьи мечтания, гаданья всякие... Вы меня понимаете, не так ли?
- И ничего не пустое! - повергая в прах ее героические усилия сохранить какой-то неизвестный княжне Марии секрет, капризно заявила Ольга Аполлоновна. - И никакие не мечтания, а истинная правда! Что вы, маменька, белены объелись? Вы же сами давеча сказывали...
Но княжна Мария так и не узнала, кто же был тот счастливый поручик, воспылавший горячей любовью к Ольге Аполлоновне Зеленской. Со двора вдруг послышался пронзительный и долгий женский визг, от которого закладывало уши даже здесь, за плотно закрытыми двойными оконными рамами. Все головы в комнате повернулись к окну. Княжна Людмила Аполлоновна первой вскочила и, громко топая большими ступнями, подбежала к окну.
- Бегают чего-то, - не оборачиваясь, сказала она. Голос ее звучал гнусаво из-за того, что она слишком сильно прижималась носом к стеклу. Пожар, что ли? Нет, кажись, не пожар...
Аграфена Антоновна, вслед за ней подойдя к окну, бесцеремонно отодвинула дочь в сторону и выглянула наружу. Несколько секунд она смотрела, а потом, подобрав юбки, решительно двинулась к выходу, забыв извиниться перед гостьей.
Протяжный женский вопль за окном прервался на мгновение лишь для того, чтобы сейчас же возобновиться с прежней силой - вероятно, у кричавшей просто кончился воздух в легких, и ей пришлось замолчать, чтобы вдохнуть в себя новую порцию. Княжны Зеленские, толкаясь и топоча, как лошади в стойле, устремились следом за матерью. Оставшись в одиночестве, Мария Андреевна недоумевающе пожала плечами, встала и, обогнув стол, подошла к окну:
За окном по немощеному, кое-где поросшему островками вытоптанной пожелтевшей травы грязному пространству двора метались, крича и размахивая руками, люди. Похоже было на то, что здесь уже собралась вся дворня князей Зеленских. Несколько человек стояло у открытых ворот каретного сарая, опасливо заглядывая вовнутрь. Княжне показалось, что леденящий кровь женский вопль доносился именно оттуда.
Вскоре под окном появилась княгиня Аграфена Антоновна, которая, высоко подобрав юбки и надменно вскинув голову, решительно плыла напрямик через море грязи, направляясь к сараю. За нею, семеня, оскальзываясь и поминутно подхватывая норовящие окунуться в грязь подолы, с трудом поспевали ее дочери. Казалось совершенно очевидным, что в доме Зеленских произошло нечто из ряда вон выходящее. Правда, подумав об этом, Мария Андреевна тут же мысленно отметила, что Зеленские - люди особого склада и что с уверенностью определить, какие события для них являются из ряда вон выходящими, а какие в порядке вещей, постороннему человеку тяжело. Могло оказаться, например, что в каретном сарае подрались две дворовые девки или произошло что-нибудь в этом же роде - неприятное, но отнюдь не стоящее того, чтобы на него обращали внимание.
Княжна вздохнула. Положение, в котором она очутилась, было довольно неприятным. Сидеть в этой душной гостиной, насквозь пропахшей скверными духами, которыми пользовались княгиня и ее дочери, было смертельно скучно, а главное, незачем. Визит был отдан, приличия соблюдены, а назревавшая ссора так и не разразилась. Невидящим взглядом глядя в окно, княжна задумалась о том, не напрасно ли она повела себя столь миролюбиво. А с другой стороны - ну, что, опрашивается, она могла сделать? Обругать хозяев? Затеять с ними драку? Смешно, ей-богу... Вот если бы женщины так же, как мужчины, могли вызывать друг друга на дуэль, это было бы совсем другое дело!
