Вася спрыгнул на землю и протянул ей руку:
— Давайте через мое место.
Пока «козел» пятился задом, Пузырев наскоро вытер тряпкой стекло.
Он почувствовал себя страшно неловко из-за того, что рядом сидела знаменитость, которой он причинил столько хлопот в последний вечер пребывания в экспедиции. Он нетерпеливо следил за разворачивающейся машиной и, как только дорога открылась, с силой нажал на акселератор.
Визжа двигателем, разбрасывая вокруг себя веер грязи, ГАЗ-51 сорвался с места.
Оля накинулась на Пузырева с расспросами:
— Неужели действительно так серьезно, как мне рассказывал отец? Что Степану инкриминируют? Он хоть в чем-нибудь виноват?
— Шьют ему дело, это точно. — Вася хмуро вглядывался в дорогу. — Надо же на кого-то повесить… А Степан не виноват.
— Я тоже так думаю, — быстро согласилась Ольга. — Но какая у них зацепка против него?
— Триста рублей. — Шофер посмотрел на Рославцеву. — Вначале Степан не говорил, откуда они у него взялись. А потом сказал, что вы ему дали, а прокурор не верит.
Оля схватилась за голову:
— Боже мой, из-за этих несчастных денег! Неужели мои триста рублей сыграли такую роль?
— И они тоже.
— Боже, как глупо! Я его попросила достать при случае несколько шкурок на шубу… Всего-навсего… А еще?
— Нашли какой-то пузырек со Степановыми отпечатками. Из-под яда.
— Ну, и…
— Ерунда. Яд Степан давно пересыпал в другой флакон. Потом, во время следствия, к вам хотел лететь в Москву. Сцапали на аэродроме.
— Понимаю, понимаю, — поспешно сказала Рославцева. — А явных доказательств у них нет?
— Дисциплину расшатал… — усмехнулся Вася. — В город отлучался. Мало при нем гадов ловили…
— Нелепость какая-то! — воскликнула Оля. — Вы-то всё могли объяснить! Азаров, наверное, не мог все-таки похитить яд!
Василий сердито посмотрел на Рославцеву:
— «Наверное»! И вы так можете говорить о нем?
Оля растерялась:
— Ну, я его не знаю так хорошо, как вы…
— А он вас знает! — резко бросил Пузырев. — И верит. А между прочим, на вас Холодайкин тоже собирался вначале дело завести! И если бы не Степан…
Оля кивнула:
— Ты прав, Вася. Я сказала не подумав. Давай не будем ссориться.
— А, что теперь… — махнул рукой Пузырев. — Как вот Степе помочь?
— А вы писали куда-нибудь? В Москву, например?
— Писали. Адвоката столичного оплатили… Шеманский. Может, знаете?
— Нет. А он что?
— Здорово сказал о Степане. Дал очкарику прикурить.
— Какому очкарику?
— Прокурору.
Оля понимающе кивнула. Два желтых вагончика теперь были видны издалека, потому что листья с густого кустарника, окружавшего полянку, облетели.
— Легко вы одеты. — Вася заметил, что Рославцева зябко поеживается. — Может, прихватить какую-нибудь кофточку?
— Если можно. Да, кстати, если моя куртка цела. Синяя, с вязаным воротником.
— Конечно, цела. Висит себе, как оставили. — Пузырев остановил машину, не заглушая мотора. — Вы посидите, я сам сбегаю, — сказал он, спрыгивая на землю.
Через минуту он вернулся, держа в руках узел с вещами Азарова и Олину куртку, тщательно вытер сапоги о траву и залез в кабину.
— Она?
— Да, спасибо. — Рославцева накинула куртку на плечи. — Подумать только: вот так решается судьба человека! Как все глупо, до безумия глупо…
Василий тревожно посмотрел на часы:
— Надо успеть. — Он тронул машину. — Я эту дорогу как свои пять пальцев знаю, так что вы не бойтесь…
— Я и не боюсь, — кивнула Оля.
Снова натужно, на последней ноте заныл мотор, грузовик помчался по лесу, повторяя изгибы дороги, принимая на себя все превратности и опасности коварного пути.
Вася изредка поглядывал на Рославцеву, замечая каждый раз ее тревожный и настороженный взгляд вперед.
Люди и машина словно вздохнули, выбравшись наконец на шоссе. Дождь перестал. Но от этого стало почему-то холоднее.
— Вы самолетом? — спросил Вася, но Оля поняла, что его интересует, зачем она приехала.
— Да, самолетом. Как только узнала про ваши дела, сразу на аэродром… И, как назло, такая погода. В течение полутора суток просидели в Омске. Как сюда прорвались, просто не знаю!
— А мне еще поезд встречать, — сказал шофер. — Начальство едет.
— Какое?
— Замдиректора института. По Анванину душу. Зверь, говорят, а не человек… Короче, веселого мало. Закроют нас, это точно…
— Какая обида! И как все глупо получилось! А ведь такие люди, как Анван, редко встречаются, — вздохнула журналистка. — Надо поднять всю общественность.
— Недавно по радио передали. — Василий кивнул на транзистор, болтающийся у них перед глазами и издающий вкрадчивые вздохи блюза. — Ваша статья… Как будто о нашей экспедиции.
— Вышла? — радостно встрепенулась Ольга.
— Я не все услышал. Дорога, сами видите, какая…
— Все-таки дали!
— Обзор центральных газет…
— Столько времени тянули! Я ведь ее еще до отъезда в Италию сдала. В самолете, в основном, и набросала, когда от вас летела. У нас ведь тоже волокитчики есть, — как бы оправдываясь, сказала Рославцева. — Пока согласовали, проверили, выслушали мнение…
— Понятно, — Кивнул Пузырев. — Так вы все как есть описали? — Он с любопытством глянул на Ольгу.
Она, уловив незаметный упрек в его словах, подумав, спросила:
— Обижаются на меня ребята… ну, что я сказалась Гридневой?
— Как сказать, — уклончиво ответил Вася. — Видать, у каждого своя работа. Если бы не эта история…
— Мне чертовски не по себе. Стыдно перед вами, — сказала Оля. — Честное слово!
Василий пожал плечами и ничего не ответил.
— Зареклась! Больше никаких водевилей с переодеваниями.
— Вас как-то один человек спрашивал, не назвался. — Пузырев переменил тему разговора.
— Какой?
— Я не видел. Степан видел. И этот, Клинычев, чтоб ему пусто…
Ольга задумалась, вспоминая.
— А! Так это Сикорский. Наш корреспондент. Он тоже здесь был по заданию. Не хотел меня раскрыть, вот и не назвался.
— Понятно… — кивнул Вася. — Вам не холодно? А вы в рукава куртку наденьте. Все теплее.
— Верно, — улыбнулась Оля. Она надела куртку в рукава, застегнулась на все пуговицы.
Пузырев осторожно обогнул две телеги, груженные мешками с картофелем, и свернул в узкую улочку, в конце которой возвышалась башня из красного кирпича с конической железной крышей.
— Вася! Вася! Гони что есть силы! — вдруг крикнула Ольга, схватив его за рукав. Машина сделала опасный зигзаг.
Шофер недоуменно глянул на изменившееся лицо Рославцевой.
— Что случилось?
— Не понимаешь, что ли? Скорей! Я виновата! Умоляю, скорей! В суд быстрее! — Голос у Ольги сорвался. — Что я наделала, что я наделала! Все из-за меня, дуры…
Василий выжал педаль газа до упора. Испуганно кудахтали куры, разлетаясь в разные стороны перед самым радиатором, зашедшиеся в истошном лае собаки преследовали по пятам взбесившуюся машину.
Еле удерживая грузовик на поворотах, Пузырев отчаянно гнал его к зданию суда. Оля выскочила из кабины и побежала в зал заседаний, в котором по-прежнему сиротливо томился Клинычев.
— Где они? — на ходу спросила Рославцева у девушки, секретаря суда.
— Кто? — удивилась та, рассматривая сверхмодно одетую корреспондентку, взволнованную, с растрепанной прической.
— Судьи.
— Совещаются. А вы, гражданка, обождите лучше в коридоре… Постойте, постойте! Туда нельзя!
— Как нельзя? Мне нужно! Ведь я виновата…
Девушка бросилась за Рославцевой, опрокинув стул, но корреспондентка уже прорвалась в святая святых народного суда — в совещательную комнату.
— Что с тобой? — остановил Веня Чижак Василия, бегавшего по зданию суда в поисках Оли.
— Не знаю… — Вася был сам до того ошеломлен, что только часто-часто моргал глазами. — А где она?
— Что такое? — подошла встревоженная Анна Ивановна.
— Кто она? — спросил Чижак.
— Ну, Гриднева, то есть Рославцева. Сюда забежала, только с другого хода… Кричит — жми на всю железку, я виновата, все из-за меня… — Вася сунул Чижаку узел с вещами Азарова и добавил: — Может, она того? — Он повертел пальцем около виска.
Члены экспедиции в недоумении переглянулись.
— Поезд! — спохватилась Кравченко. — Вася, поезд!
Совершенно сбитый с толку Вася побежал к своей машине.
Остальные бросились в зал суда.
У Васи не выходило из головы странное поведение московской журналистки. Он машинально вел машину к железнодорожному вокзалу, автоматически соблюдая все правила дорожного движения. Он даже снизил скорость у соответствующего знака на совершенно пустом шоссе, чего с ним не случалось за последнее время.
