– Вот поэтому мне пришлось взять у тебя часть денег со счета, понимаешь?
– Да, милый.
– Тебе не жалко? Это же для тебя!
– Нет, не жалко, я все понимаю…
Перед тем как окончательно уснуть, она еще порадовалась. Семен будет знать о том, когда и сколько снято денег. У нее есть шанс, что он поднимет тревогу. Хотя бы из жадности! Сама она, как живая единица из плоти и крови, не нужна. Но вот движение денежных средств не должно пройти мимо него.
Но прошла почти неделя – и ничего. Оконный проем, заполняясь жидко-серым, ослепительно белея и проваливаясь в черноту, был ярким тому доказательством.
Никто ее не хватился прежде, не хватится и теперь. Никто!
Ева где-то плутает по заграничной жизни, меняя партнеров и удовольствия. Семену никогда до нее не было дела, а теперь и подавно. Он весьма удачно женился, вполне обеспечен. И даже тот факт, что его бывшая жена позволила себе день за днем снимать деньги, его нисколько не взволновал.
Больше о ней беспокоиться было некому.
Отец не в счет.
«Я сегодня умру», – поняла она, рассматривая сквозь полусомкнутые ресницы спальню, ставшую ей тюрьмой. Она умрет в предпоследний день уходящего года. Верочка поплакала для порядка минут двадцать, а потом решила подготовить себя к концу. Она шептала какие-то забытые слова старой молитвы, вычитанной где-то когда-то. Потом просила шепотом прощения у всех, кого, возможно, обидела. Вспомнила про Власова, с которым должна была встретиться, да так и не вышло. Тут же изгнала шальную вспыхнувшую надежду, что вот он-то мог бы ее поискать, профессионал все-таки. Ближе к полудню, это она поняла по тусклому солнечному блику, разделившему подоконник как раз пополам, она начала дремать. Дрема была сладкой, освободительной. Когда дремалось, ничего не болело, ничто не угнетало, не было страха.
Страх вернулся с грохотом входной двери. Она хлопнула далеко внизу, как раз напротив лестницы, ведущей на второй этаж. Ее почему-то всегда относило от притолоки ветром.
На этой чертовой даче всегда дул ветер, даже в самый безветренный знойный день. Это он так сказал, он не любил это место.
Сейчас ветер за окном не дул, он завывал, и было слышно, как дребезжит оцинковка подоконника. И дверь, конечно же, тут же отнесло ветром и стукнуло о стену, а потом о притолоку, когда ее закрыли. Пару секунд было тихо, а потом раздались тяжелые быстрые шаги.
Все! Вера крепко зажмурилась и отвернулась в сторону от входа в спальню. Она не хотела, чтобы он сразу увидел ее слезы и принялся наказывать перед тем, как убить.
Дверь в спальню открылась, он перешагнул порог, остановился, шумно дыша.
– Эй, привет. Как ты? – спросил вошедший, но совсем не его голосом.
Голос был другим: мягче и гуще, в нем не слышалось резких истеричных нот, его будто обволокли бархатом.
– Ты спишь? – послышалась тревога. – Эй, ты там жива?!
– Да, – тихо отозвалась Вера. – Я жива. Отпусти меня, пожалуйста.
Слезы, которые она пыталась скрыть, отвернувшись от входа, снова закапали на подушку.
– Конечно отпущу, погоди.
Два тяжелых шага вперед, к кровати, на которой она была распята. Потом матрас прогнулся с краю от тяжести его коленей, и следом ей развязали ноги, а потом и руки.
– О господи, как больно… – прошептала Вера, пытаясь размять руки. – Я… Я ничего не чувствую, господи!!!
Ее руки были сграбастаны грубыми большими ладонями, и тут же на них подуло теплом. Пальцы начало покалывать, потом сделалось больно, а потом к ним вернулась способность двигаться. Ноги до коленей жгло, в голове шумело, а перед глазами все плыло.
– Лучше, уже лучше, – прошептала Вера с благодарностью и даже улыбнулась.
– Идти сможешь? – снова спросил ее не его голос.
– Идти, куда? – она повернула наконец голову и открыла глаза, а потом испуганно закричала: – Где Сережа?! Кто вы?!
– Не бойся, я его брат, – огромных размеров мужик, держащий ее кисти в своих громадных, как грелки, ладонях, смотрел на нее с жалостью и сожалением. – Я хочу тебе помочь вернуться домой. Идти сможешь?
– Да, да, конечно. Только я…
Тут только до нее дошло, что она лежит перед ним совершенно голая, и все, что ее прикрывает, – это тонкая простынка, которая сползла, когда она пыталась высвободиться из пут.
– Я голая!!! – просипела она и снова расплакалась. – Боже, как стыдно!!!
– Где твоя одежда? – великан отвернул голову, чтобы не засмущать ее до обморока.
– Я не знаю! Кажется… Кажется, он ее выбросил.
– Ладно…
Он встал с кровати, стащил с себя громадную шуршащую теплую куртку. Несколько раз покатал Веру по кровати, пеленая ее простыней, потом закутал в куртку, подхватил на руки и пошел с ней прочь из дома.
На улице бесновалась метель. Дверь сразу с грохотом и протяжным стоном петель отбросило в сторону. Горсть снега, издевательски запущенная сумасшедшим ветром, тут же перебила ей дыхание. Вера зажмурилась, теснее прижалась к груди большущего старшего брата своего мучителя и неожиданно, выпростав из-под покрывал голую руку, обвила его за шею.
– Зачем ты, простудишься! – укорил он ее, пытаясь укрыть от ветра.
– Это не страшно, – прошептала Вера и про себя добавила: если учесть, что сегодня она собиралась умереть. – Это не страшно.
Он донес ее до машины, усадил на заднее сиденье, быстро забрался внутрь, завел двигатель и через мгновение рванул вперед. В машине было тепло, и Вера вытащила обе руки наружу, начав разминать запястья. Поправляла спутанные волосы, забрасывая их за спину и заправляя прядки за уши. Терла лицо ладонями, смотрела во все глаза за окно. Она целую вечность не видела этого мира. Весь ее мир сузился до размеров небольшой спальни и ванной комнаты, где ее изощренно истязали. Где превратили в грязное, похотливое животное, скулящее и просящее.
Ее передернуло, и она снова уставилась на улицу.
Там было холодно, но чисто. Девственно-бело, девственно-чисто. Дорогу быстро заносило. Там, где еще совсем недавно была наезженная колея, где еще час назад все топорщилось мелкими торосами подмерзшего снега, вымешиваемого в оттепель с песком, сухой травой, дорожным мусором и мазутными каплями в омерзительную грязную кашу, ровными слоями ложился снег. Его несло над полем, разбрасывало, запихивало в щели.
– Куда ехать? – нарушил тишину брат ее мучителя. – Домой, по адресу?
Там он ее сразу найдет! Он знает ее адрес! Господи, все ее документы остались в доме! И ключи!!! Она же совершенно голая, в простыне и чужой куртке, как она пойдет по двору?!
– Можно мне позвонить? – попросила она слабым голосом.
– Да, конечно, – не поворачиваясь, он протянул ей мобильный.
– А на городской можно? Просто я номера мобильного не помню.
– Да, пожалуйста. Только… Только я хотел тебя предупредить, девушка. Про то, чем вы там с Серегой занимались, не должен знать никто. Все ваши сексуальные забавы должны остаться тайной. Это ведь и не в твоих интересах, так ведь? Это ведь повредит твоей репутации. И опять же… Опять же, ты сама. Все сама! Никто тебя на веревках сюда не тащил и не заковывал в оковы. Ты могла в любой момент уйти, а не ушла. Почему? Значит, нравилось. Он ведь не насиловал тебя, нет?
– Нет, – прошептала она и покраснела под его быстрым взглядом, брошенным через плечо.
– Вот видишь, не насиловал, – он заметно повеселел, расслабился, заговорил быстрее и без нажима, без конца подергивая и пожимая плечами. – А раз не насиловал, значит, тебе все это нравилось, и все у вас было по согласию. И никто ведь не виноват, так?
– Никто, – она кивнула.
– А то, что Серега привязал тебя… – Илья ненадолго задумался, пытаясь найти какое-нибудь достойное объяснение скотству собственного брата, но не нашел ничего лучшего, как повторить: – Значит, и это тебе тоже нравилось. Так?
– Так… – она снова кивнула. – Я могу позвонить теперь?
– Да, звони.
Вера набрала номер домашнего телефона Евы, моля изо всех последних сил, чтобы та оказалась дома. Чтобы ее не носило по заграницам с очередным бойфрендом. Чтобы телефон не был отключен за несвоевременную оплату. В общем, чтобы Ева вдруг оказалась совершенно другой, нормальной и ответственной, а не прежней суматошной и безбашенной.
Гудки пошли густые и длиные, а потом щелкнуло, и голос подруги, такой родной, такой непохожий на себя из-за странной печали в нем, произнес:
– Алло, я вас слушаю.
– Ева… – еле выдавила из себя Вера и замолчала, чтобы не зарыдать в голос.
– Вера??? Вера, ты??? – ахнула подруга и тут же заверещала, заругалась, нет, все-таки она ненормальная. – Господи! Да что же за дела такие делаются?! Я ее ищу, ищу по всему городу! А она деньги снимает, понимаешь! Она телефон отключила, она не звонит…
– Звоню, – перебила ее Вера еле слышно, боясь, что подруга не расслышит.
Та расслышала и, видимо, расслышала что-то еще, потому что мгновенно заткнулась и спросила:
– Ты одна?
– Нет.
