Во сне миссис Мэнипл казалось, что пахнет бергамотом и розмарином. Пахло от пучка, зажатого в маленькой пухлой ручке. Ручка принадлежала ей, шестилетней девочке по имени Лиззи Мэнипл. Маленькая ручка вспотела, так крепко девочка сжимала ею пучок цветов, а поэтому розмарин пах еще сильнее. Почти все ученики воскресной школы приносили цветы своей учительнице, старенькой мисс Эддисон. Она жила в небольшом коттедже у Крэмптонской дороги, приходилась теткой молодому доктору Эддисону и пользовалась у всех большим уважением. Она учила с детьми катехизис, и они повторяли вслед за ней трудные бесконечные вопросы:
«Каков мой долг по отношению к соседу?» — эхом прозвучало в ее голове.
«Учись и зарабатывай хлеб в поте лица своего», — это говорила Мелия Парсонс. И еще: «Выполняй свой долг». «Я выполнила свой долг. Мне все равно, что другие говорят: я сделала все как надо», — подумала во сне мисс Мэнипл. Но мисс Эддисон во сне поглядела на нее ясными голубыми глазами и сказала: «А теперь, Лиззи, твоя очередь». И Лиззи Мэнипл пропищала: «Ни помыслом, ни делом не причиняй никому зла; не держи ни зла, ни ненависти в сердце своем».
За стенкой рядом лежала на спине Полли Пелл. Ее худенькое, детское тело едва обозначивалось под одеялом. Окно в ее комнате было распахнуто настежь. Ночной ветерок шелестел листьями деревьев. Сквозь сон Полли казалось, что это шелестят сотни газетных листов. Она хотела убежать от них, потому что там везде были ее фотографии на первой странице. Все оборачивались, все глазели на нее. Она не могла этого вынести. Она хотела убежать, но ее ноги вросли в землю. Она опустила глаза, и не увидела своих ног, и не могла сдвинуться с места. Шелест газет стал громче… Она вскрикнула, проснулась и услышала, как ветер шуршит листьями каштана за окном. Летняя жара высушила их, и они шелестели, как бумажные. Лоб и руки у Полли были мокрые от пота.
Энтони спал без сновидений. Сон его был крепок: он скрыл вчерашний день и не давал заглянуть в завтрашний. Но, видимо, что-то, какая-то искра сознания не гаснет никогда, даже в той полной тьме, которая зовется сном, она продолжает тлеть. Ах, если бы нам было дано различить в этом едва брезжущем свете свои самые тайные стремления, самые сокровенные желания!
Видела свой сон и Минни Мерсер…
При первых же звуках из соседней комнаты, мисс Силвер спустила ноги с кровати и ловко сунула их в ночные туфли. Она оставила зажженным ночник, поэтому была уже у дверей как раз в тот момент, когда часы пробили четверть первого. На мгновение бой часов поглотил собою все другие звуки. Затем, после того как стих последний удар, она услышала те же звуки, которые уловила до того: звук босых ног на полированном полу; звук от скольжения ладони по ручке двери.
Стоя на пороге своей комнаты, мисс Силвер слышала, как Минни в темноте нащупывает дорогу. Во сне вокруг нее, видимо, царил полный мрак. Вот она нащупала дверную ручку. Мисс Силвер увидела, как ручка медленно поворачивается. Потом дверь отворилась. Появилась мисс Мерсер, в белой ночной рубашке, с волосами, упавшими на плечи. Ее глаза были широко раскрыты и смотрели в одну точку. В них, как в зеркальной поверхности, отразился горевший в коридоре свет и сделал их ярко-голубыми. Дверь комнаты осталась за ее спиной, и руки Минни повисли вдоль туловища. Она медленно дошла до лестничной площадки, остановилась и потом начала спускаться. Она делала шаг только одной правой ногой и потом приставляла к ней левую — как ребенок, который боится упасть. Она не касалась перил, а спускалась, держась посередине.
Мисс Силвер двинулась следом, стараясь держаться не слишком близко. Больше всего на свете она боялась чем-нибудь помешать или прервать Минни. Сойдя с лестницы, мисс Мерсер остановилась в полной неподвижности. Может, она сейчас повернется и станет снова подниматься к себе, как в прошлый раз?
Мисс Силвер едва успела об этом подумать, как услышала, что наверху отворилась дверь. Она обернулась, приложив палец к губам, и увидела Джулию: та смотрела, перевесившись вниз, через перила. Она кивнула и тоже стала спускаться. Она была босиком и шагов ее не было слышно. Джулия еще не успела присоединиться к мисс Силвер, когда Минни Мерсер снова двинулась вперед. Она пересекла холл и снова двинулась к гостиной. В холле света не было, и по мере того как они отдалялись от лестницы, делалось все темнее.
Мисс Силвер решилась. Она знала, что для лунатика внешняя освещенность не имеет значения; но для нее и Джулии нужен был свет, если они хотели видеть, что произойдет. Опередить медленно продвигавшуюся Минни ей не составило большого труда. Она проскользнула в гостиную, оставив дверь открытой. Первый выключатель сразу давал слишком яркий свет: он бил бы вошедшему прямо в лицо. Она его погасила и тронула второй: он зажег две неяркие электрические свечи по обеим сторонам зеркала на каминной доске. Свет отразился в зеркале, и комнату залило золотистое мерцающее сияние.
Минни Мерсер остановилась на пороге гостиной. Потом заглянула в комнату. Руки ее сжимали одна другую, пальцы нервно вздрагивали. И вдруг негромким голосом она расстроенно произнесла:
— Зачем же! Он такой не любит!
Потом она подшит голову и всмотрелась в зашторенные окна. В ее сне шторы были раздвинуты. Стоял тихий, ясный вечер, и стеклянная дверь на веранду была распахнута. К этой распахнутой двери кто-то направлялся. Она подождала, пока этот кто-то не вышел на веранду, не скрылся из виду. Тогда она шагнула вперед. Она прошла мимо стола, на котором Джулия оставила поднос с двумя чашками, остановилась возле него на миг, двинулась дальше и замерла у кресла Джимми Леттера. Возле него стоял маленький круглый столик, куда кто-то поставил для него чашку в ту среду. Сейчас рука Минни протянулась к нему, будто она хотела что-то взять или поставить. Потом она подняла руку, повернулась назад, задержалась на минуту у стола, где стоял поднос, и снова повторила то же движение. Вернув руку в прежнее положение, она с тяжелым вздохом, похожим на стон, произнесла: «Что я наделала! Господи, что я наделала!»
Мисс Силвер стояла у камина. Она видела Джулию, замершую на пороге. Минни Мерсер была видна им обеим, и обе они ясно слышали ее слова. В глазах Джулии застыло изумление. Минни направилась к дверям, и Джулия отступила в темноту холла. Минни прошла мимо, тяжело вздыхая и что-то бормоча про себя. Она металась и мучилась даже во сне. Она пересекла холл, поднялась но лес пище и скрылась.
Мисс Силвер выключила свет, затворила дверь гостиной, подошла к Джулии и коснулась ее холодной, как лед, руки.
— Ступайте к себе, дитя мое, — сказала мисс Силвер. Она скорее почувствовала, чем увидела, с каким отчаянием девушка взглянула на нее.
— Она не могла этого сделать, мисс Силвер! — воскликнула Джулия.
— Ложитесь в постель, дорогая.
— Этого не может быть!
— Если это неправда, то ни ей, ни другим тревожиться нечего. Ради всех в доме нам нужно знать истину. То, чему мы с вами были свидетелями, думаю, приблизило нас к ней. Пожалуйста, поверьте мне на слово: не стоит так страшиться того, что мы видели. Познание нередко вызывает шок, но обман еще никому не приносил пользы. Поверьте мне, ясность в любом случае предпочтительнее, хотя иногда то, что нам открывается, бывает весьма… неожиданным, я бы так сказала. Ложитесь в постель и ничего не бойтесь. Мисс Мерсер теперь заснет, и вам следует сделать то же.
Джулия хотела ей возразить, но не стала. Что тут можно было сказать? Действительно, лучше всего отправиться к себе и дождаться утра. Утра и ареста Джимми? Дрожь пробежала по ее телу. Она немедленно повернулась, поднялась по лестнице и вошла в спальню, где крепко спала Элли.
Что же до мисс Силвер, то, оказавшись у себя, она сняла капот, аккуратно сложила и положила его на стул; потом поставила рядком в ногах постели ночные туфли. Все это она проделала автоматически, как будто мысли ее были где-то далеко. Перед тем как выключить свет, она достала старенький, затрепанный томик Библии, которую всегда читала перед сном, и открыла ее на тридцать седьмом псалме. Она внимательно прочитала его, особенно остановив свое внимание на его седьмом и пятнадцатом стихах:
Не печалься по поводу того, чьи дела процветают;
Не желай зла тому, кто закрывает глаза на обман и жестокость…
Их собственный меч поразит их в сердце, и поломаются их стрелы.
В половине восьмого Полли Пелл, постучав в дверь, вошла к мисс Силвер с подносом утреннего чая. Она направилась к окнам, раздвинула шторы. При ярком дневном свете сразу стала видна ее бледность и покрасневшие, припухшие веки.
Мисс Силвер, которая в этот момент думала о том, какая это приятная, хотя, конечно, и недопустимая в ее повседневной жизни роскошь — пить чай в постели, моментально заметила это. Она уже успела обменяться с Полли пожеланием доброго утра и теперь сказала:
