– У колодца бы умылись, – мрачновато проворчал он. – Никто их в дом пускать не собирается. Ну так открой, Ань.
– Я в ванной лежу, замерзла что-то ужасно. Можно я вылезать не буду? Холодно. А чего ты хотел?
– Да просто… Ладно, лежи. Мне надо уехать. Вернусь поздно.
– А куда ты? – взволнованно спросила Аня.
– Да… По делам следствия. Есть кое-какие подозрения. Нужно проверить. Следователь, как врач, Анюта, работает двадцать четыре часа в сутки.
– Ну хорошо, – ответила растерянная Аня. – Звони только, ладно?
– Целую.
Она расслабленно откинула голову и прислонила ее к стене, съехав в воду по шею. Может, это к лучшему, что сейчас поговорить им не удастся? Ей надо как следует подготовиться. Если бы кто-то мог ей помочь разобраться!
С юридической фирмой Корнилова, кажется, теперь становится яснее. Ведь сказал же он одному из провинившихся эти страшные слова – «оборотень». Значит, деньги должны были поступать благодаря умелому шантажу. А кому как не следователю виднее, кого выгодно поприжать. Что он говорил им про Горобца? Что это вопрос времени. Пока что-то с ним не так … А деньги нужны. И они положили глаз на Перейкину. Корнилов ведет дело об убийстве ее мужа. Но не он же придумал запугивать ее. Угрожать расправой над ребенком? Корнилов на такое не способен. Во всяком случае, тот Корнилов, которого она полюбила и который был все это время рядом с ней.
И опять вся логическая цепочка разорвалась из-за того, что была она абсолютно нелепа. Потому что такого не бывает. Где-то был в ней изъян. Но где, Аня пока что не понимала.
Когда она вышла из ванной, она уже точно знала, что дома не останется. Вот только куда поехать, еще не решила.
Она думала о людях, которым могла бы доверить свои сомнения и тайны. Но делиться сомнениями такого рода ни с кем не хотелось. Ритка? Ее плюс был в том, что она совершенно не в курсе Аниной жизни. С Корниловым не знакома. Возможно, со стороны ей будет виднее.
Аня порылась в кармане своей загородной куртки, там на клочке обертки из-под «Орбита» должен был быть записан телефон подружки детства. Но только куда же она его задевала? Когда они встретились с Риткой в электричке, Анин мобильный как раз выдохся и аккумулятор сел. Пришлось записывать телефон, как в добрые старые времена. Перерыв все карманы не только на куртке, но и в джинсах, она так и не обнаружила заветной бумажки. Можно было попробовать найти Ритку через родителей. Но сейчас звонить им Аня не хотела. Не хотела врать, что все в порядке. А правду говорить не хотела еще больше… Значит, Ритка отпадает…
Кто еще? Санчук?
Нет. Он, конечно, Анин верный друг. Но мужчины слишком прямолинейны. Возьмет и не станет дослушивать ее до конца. Это она все сверяет и анализирует, то ей так кажется, то эдак. А Санчук не станет гадать «любит, не любит, плюнет, поцелует…» Просто возьмет и наломает дров. А ведь речь идет о ее муже.
Нет, не любила Аня откровенничать по поводу своих личных дел ни с кем. Когда еще была девчонкой-дурочкой, сказала как-то сокурснице Оле, с которой сидели вместе на ступеньках и ждали открытия библиотеки. Сидели, и оказалось, что обо всем говорится с ней удивительно легко. Оля, не таясь, стала говорить о таких вещах, о которых Аня не могла бы, даже если бы было надо. Единственное, чем она ответила на эту непрошеную откровенность, это призналась, что ее тогдашний муж Иероним в творческом запое. Он действительно тогда запил на три дня. Но больше такого не повторялось. А потом на выпускной вечеринке Андрей Усягин, сидя рядом с ней и пытаясь поговорить под грохот дискотеки, прокричал ей в ухо: «Ну да, понимаю. Тебе тяжело. У тебя же муж запойный…» И тогда Аня хлопала глазами и возмущалась: «С чего ты взял?». Но Андрей не смутился и сказал: «Так ты ж сама говорила». Кому? Когда? «Да я не помню уже… Просто знаю, что Анин муж – запойный. Но если нет, то я тебя поздравляю. Искренне рад. Это же только к лучшему, правда?»
Вывод был простым. Никому и никогда не надо говорить о своей личной жизни лишнего. О хорошем сказать можно. Но только если не боишься сглазить. Она знала, что стоит ей только мысленно восхититься Корниловым и подумать о том, как же она его любит, и вскоре что-то неуловимое в их отношениях меняется, проскакивает какая-то трещинка…
Так вот и теперь, после десятиминутных метаний в поисках того, с кем бы поговорить, Аня успокоилась и глубоко вдохнула. Нет, рассказывать никому не нужно.
И искренне пожалела лишь о том, что отец Макарий так далеко. Вот кто сохранит тайну исповеди, да еще что-нибудь мудрое и своевременное скажет. И в следующий момент ее осенило….
Вечерняя служба уже закончилась. Свечи задувала щуплая старушка со сварливым лицом. Она безжалостно хватала пальцами только что поставленные высокие свечки, вынимала огарки чьих-то не догоревших просьб и желаний. Хорошо, что кроме Ани этого никто не видел.
Церковь была пуста. Неужели опоздала? Аня не хотела с этим мириться. Но аромат ладана и воска, полумрак и вечная тайна темных ликом икон вопреки ее ожиданиям не успокаивали. Вера давала сбой. Она хотела возродить ее в себе и как-то встряхнуться, мысленно обратиться за помощью. Но совершенно точно знала, что это не поможет. Потому что все это ерунда. Нет никакой высшей силы. Есть только безумные проблемы совершенно земной жизни. Нельзя верить только тогда, когда нужна помощь. Она чувствовала, что это неправильно, и ее душа защищалась от корысти неверием.
А потому на свои силы она не рассчитывала. Ей обязательно нужно было рассказать обо всем батюшке, если, конечно, он еще здесь. О нем говорил как-то ей отец Макарий. Но Аня почему-то была уверена, что вот ей-то как раз это никогда не понадобится, потому что у нее все всегда будет хорошо.
Батюшка вышел из темной боковой двери. И Аня ринулась к нему неприлично порывисто, как к поп-звезде кидаются поклонницы.
– Отец Маркел? Это вы? – тот, немного ошарашенный ее появлением, смотрел с непониманием. – Вы знаете отца Макария?
– У него что-то случилось? – отец Маркел был еще очень молод. Не больше тридцати. Аня заметила это, и надежда на понимание сразу угасла. Какой же он ей батюшка, скажите на милость?
– Нет. Случилось у меня, – ответила она, немного умерив пыл.
– Так что ж ты, дочь моя, об отце Макарии? – спросил он иронично. И стал энергично удаляться. – На небесах знакомства не помогут.
– Да я еще пока на небеса не собираюсь, – пробормотала Аня.
– На все воля Божья! На все воля Божья, дочь моя! – оглянулся в дверях Маркел. – Она не собирается… Это в тебе гордыня говорит – всех прочих грехов родоначальница… А мне сейчас ехать пора. Отходящего в мир иной соборовать. Он подождать не может. Завтра с утра приходи. Утром ничего не ешь.
– Я не смогу утром. Утром мне уже никак… Ну что ж поделаешь. Умирающего, конечно, ждать не заставишь, – Аня цинично усмехнулась, сама себе удивляясь.
– Ну пойдем со мной, – нетерпеливо махнул ей Маркел. – Только быстро.
Из храма батюшка вышел в обычной черной кожаной куртке. Волосы он носил короткие. Бороду аккуратно стриг. И похож был без рясы скорее на Мефистофеля, чем на православного священнослужителя.
В двух шагах от церкви стоял его фиолетовый «мерседес». Старая марка, поношенная, но батюшка не комплексовал. Почуяв хозяина, машина радостно пикнула. Маркел сел за руль. Аня плюхнулась рядом.
– Ну, как тебя зовут-то, дочь моя? – немного насмешливо, как показалось Ане, начал святой отец, разворачиваясь на узком Обводном канале. И когда она ответила, бодро сказал: – Ну рассказывай, что с тобой стряслось, раба Божья Анна.
Аня начала рассказывать. И по мере того, как она говорила, ей самой становилось яснее, что именно в ее жизни происходит. Как известно, кто ясно мыслит, тот ясно излагает. Справедливо это и наоборот. Кто начинает излагать, тот проясняет для себя свои мысли. Ей уже не так важно было, что скажет ей отец Маркел, который кивал головой, но смотрел-то все время на дорогу. Но когда он остановился, то сказал ей такую вещь:
– Цивилизованно верите. Не так надо. Не понарошку надо. Ты пойми, раба Божья Анна, поверил – поплыл! А вы все только вид делаете. Ногами-то по дну ходите! Вот и плавать не умеете. Потому и тонете, чуть что… Я тебе вот что скажу. Во всем – твоя вина. Первый муж, говоришь, в тюрьму сел. Со вторым неизвестно что творится. Где мужу перечила, где волю свою навязала, там и ищи причины своих несчастий. «Да убоится жена мужа своего» сказано. А ты? И его не бросай! А то будет у тебя третий муж. И опять все по кругу повторится. Господь не дает испытаний, которые были бы человеку не по силам. Но ты свои ошибки повторяешь. А Господь повторяет урок. Милость его безгранична. А ведь муж через жену спасается! Благослови тебя Господь, раба Божья Анна, – перекрестил он ее. – Пора мне…
Аня шла по улице, возвращаясь к своей оставленной возле церкви машине. А в голове у нее все вертелось: «Уронили Мишку на пол, оторвали Мишке лапу. Все равно его не брошу, потому что он – хороший…».
