– Ну, и что ты хочешь мне продать?
– Я ничего не хочу вам продать, мистер Баркало. Произошло кое-что – и это, возможно, вас заинтересует.
– Вот как? Ну, давай, рассказывай.
– Может, мне подъехать к Джимми Флинну? Интересно, как это – получить причитающееся по телефону? Сотню баксов ведь по проводу не пошлешь.
– А может, и не стоит. У нас тут поминки по одному доброму другу. Он только что погиб, и с моей стороны было бы некрасиво отвлекаться на постороннего.
– А не можете ли вы мне сказать, кто умер?
– Дом Пиноле.
– Ах ты, черт, я ведь знал Дома Пиноле. Они с Джикки Роджо частенько ко мне наведывались то за тем, то за этим.
– А конкретно, за чем? Я имею в виду и то, и это.
– Ну, сами понимаете. За травкой. За дурцой. За ширяловом.
– Выходит, ты сбытчик?
– Вроде того. Помогаю иногда друзьям.
– Ладно, приезжай.
Кокси выгнал из аптеки единственную девку и запер заведение. Если хозяева узнают, ему, конечно, не поздоровится, но он рассматривал намеченный шаг как капиталовложение в собственное будущее; не всю же жизнь оставаться ночным клерком круглосуточной аптеки.
Он настолько рассчитывал и уповал на благодарность со стороны Баркало, что позволил себе взять такси.
Войдя в зал, он усомнился в том, что попал на поминки. На стойке бара танцевала обнаженная женщина. Выпивка лилась рекой, и многие из присутствующих были изрядно пьяны. Баркало восседал за лучшим столиком вместе с Джикки Роджо и этой его бабой, которую звали Буш. На столе горела дюжина черных свечей и стояли повернутые на восток часы. Старый новоорлеанский ритуал погребения. Не хватало только тела.
Рука, похожая на окорок, схватила Кокси за грудки. Джимми Флинн объяснил, что сюда нельзя. Сугубо приватные поминки. Кокси растолковал, что его пригласили. Флинн посмотрел на Баркало, а тот жестом подозвал Кокси к себе.
Кокси подошел к столику.
– Привет, Джикки, – сказал он. – Доброй ночи, мистер Баркало. Мне очень жаль было узнать про Дома Пиноле. А где его тело?
– Здесь.
Кокси огляделся по сторонам, решив, что тела он не заметил. Возможно, оно лежит на стойке под ногами у обнаженной танцовщицы.
– Прямо здесь.
Чтобы пояснить сказанное, Баркало побарабанил по столику.
Кокси поглядел. На середине стола, в тарелке, окруженной черными свечами, лежал кончик пальца, увенчанный ногтем.
– Это все, что мы смогли отыскать, – пояснил Роджо.
Кокси чуть было не рассмеялся, но, попристальней посмотрев на Роджо, понял, что, засмейся он, и тут же стал бы покойником. Пиноле разорвало на клочья, и было ясно, что Роджо ищет, на ком бы выместить зло.
– Ладно, – сказал Баркало. – Давай рассказывай.
– Прошлой ночью в аптеку зашел один янки и начал расспрашивать про "Бобровую струю".
– Один янки? Ты хочешь сказать, с Восточного побережья?
– Я хочу сказать, он не из наших. Не с юга. Этот хрен прибыл из Лос-Анджелеса и начал расспрашивать про то, кому принадлежит "Бобровая струя". Кто вы такой, да чем вы занимаетесь. И где вы живете.
– И ты ему рассказал?
– А я не понял, что тут такого. В конце концов, всем известно про вас, мистер Баркало. Шила в мешке не утаишь.
– Прошлой ночью? Ты говоришь, прошлой ночью?
– Именно так.
– Так почему же ты не позвонил мне прошлой ночью?
– Было очень поздно.
– А ты огреб с этого янки деньжат и решил, что, может, сумеешь огрести еще.
Последнюю фразу произнес Роджо и рот у него при этом нехорошо задергался.
– Сразу надо было звонить, – сказал Баркало. – Выдерну я тебе, на хер, руки и ноги. Вырву печень.
Буш захихикала.
– Это он не всерьез. Присядьте, выпейте с нами.
– Стой, где стоишь! И рассказывай мне все, что знаешь. А ее не слушай. Она набралась. И учти, я говорю всерьез.
– Вот как ты хочешь отблагодарить человека, которому вздумалось оказать тебе услугу, – с непритворной яростью воскликнула Буш.
Кокси умоляюще посмотрел на нее, чтобы она заткнулась и не спешила к нему на выручку. Еще одна попытка с ее стороны – и он окажется в больнице, если вообще не в могиле. Он понимал это. И понимал также, что идея подзаработать на Баркало оказалась не из самых удачных.
Роджо начал было подниматься с места.
– Этот говнюк оказался полным мудаком, – сказал Кокси. – Предъявил мне свои кредитную карточку. Его фамилия Уистлер.
– А как он выглядит?
Когда Кокси описал рост, осанку и ширину плеч Свистуна, упомянул о бледных печальных глазах, жестких волосах и грустной усмешке, Буш, присвистнув, сказала:
– Этот же тот чувак, который клеился на улице к Шиле.
Баркало бросил на нее грозный и вместе с тем умоляющий взгляд. Достав сотенную, он протянул ее Кокси.
– Увидишь его или позвонит, сообщи мне немедленно, понял? А сейчас давай вали отсюда.
– Ну и ну! – Теперь Буш забеспокоилась из-за дурных манер своего сожителя. – Неужели не дашь старому другу Дома хоть разок чокнуться с его пальцем?
Она держалась молодцом всю дорогу из джунглей в аэропорт и на первом же борту, отправившемся неизвестно куда. Держалась молодцом на протяжении всей первой ночи, попросив лишь дать ей возможность принять ванну и как следует выспаться.
Глядя на то, как она спит, он позвонил в Новый Орлеан лейтенанту Беллерозе.
– Это Уистлер, – сказал он, когда тот взял трубку.
– Где вы?
– В Лос-Анджелесе.
– Жаль, что не здесь. – Голос Беллерозе звучал ядовито. – Появились кое-какие вопросы.
– Поэтому я и звоню.
– В Устье произошел пожар. Судя по всему, взорвался электрогенератор. Дотла сгорел сборный домик, который использовали под киностудию. Дотла сгорел новый «линкольн». Дорожная полиция выясняет, кому он принадлежал.
– Он принадлежал Баркало.
– Я и сам сообразил, что у этого сукина сына имеется вторая студия, кроме той, на реке, которую он показывал нам. Нашли клочки чьего-то тела в пальмовых зарослях. Наверное, идентифицировать не сможем.
– Дом Пиноле.
– Вы воистину кладезь информации. Ну, и что прикажете в связи с этим думать?
– Беспокоиться вам не о чем. Я вам все расскажу. Я прибыл туда на своих двоих. Я следовал за женщиной из Голливуда, о которой я вам рассказывал. Я действовал на свой страх и риск. Ей угрожали. Оружия у меня не было. Пришлось воспользоваться подручными средствами.
– Что ж, вы, видать, человек предприимчивый. Да и отважный. Но с чего вы взяли, что ей угрожала опасность?
– А вы там на пожарище в золе не порылись?
– Возможно, Уистлер, мы деревенщина, да только не простофили. Мы нашли останки двух тел и кое-что еще. Вы знаете, кто это?
– Я не был с ними знаком, но мне кажется, я знаю, кто это. Полагаю, эти люди окажутся Чиппи Бердом и Лейси Огайо.
– Бухерлейдер и Оскановски.
– Что такое?
– Это их настоящие имена.
– Вы собираетесь арестовать Баркало?
– Я бы с превеликой радостью. Но он со своей бабой и с этим парнем, которого зовут Джикки Роджо, уехали из города. Может быть, я тоже уеду. Как там у вас погодка?
– Паршивая. Но если надумаете приехать, меня всегда можно найти в кофейне "У милорда" на углу Голливудского и Виноградной.
– Я это учту. Беллерозе повесил трубку.
Так что в первый день Свистун решил, что с Шилой все будет в порядке. Возможно, она и впрямь такая, какой ей хочется казаться.
С утра она перекатилась к нему под одеялом, пока в него не врезалась. И вдруг, пока она сидела на нем и обнимала за шею, ее словно током ударило. Он сжимал ее в объятиях, а ее со страшной силой трясло. И тут Свистун узнал о самом себе нечто новое. Узнал, что и страх другого человека не оставляет его равнодушным. Дрожь ее длинных ног и плоского живота, мягкие удары ее сердца у него на груди заставили его испытать волнение, какого он ранее никогда не чувствовал. На самом деле его, конечно, не радовало, что она запаниковала, но и пожаловаться на испуг, заставивший ее прильнуть к нему в поисках безопасности и утешения, он тоже не мог. Он понял, что, подобно многим другим, становится сильнее всего, когда кто-нибудь при нем проявляет слабость. Ее конвульсии продолжались долго. А когда он попытался успокоить ее, прибегнув к сладкому любовному зелью, это опять-таки отняло у них обоих много времени. И каждый раз, когда он проникал в нее, он чувствовал, что и там, внутри, она вся дрожит. Но вот в конце концов она успокоилась.
Они полежали в слабом свете наполовину затянутого тучами неба, прислушиваясь к шороху машин, пробегающих внизу по набережной.
– Если закрыть глаза, можно представить себе, что лежишь на пляже в Малибу и это шумит прибой.
– Я так рада, что именно ты вытащил меня из машины Тиллмэна и отвез домой.
– Тут необходимо скромно на меня посмотреть, – сказал Свистун.
Она повернулась к нему, взобралась на него, посмотрела ему в глаза взглядом, подобного которому он не видел добрую дюжину лет.
