Дрожащие пальцы Евгении сами потянулись к клавишам. И ошарашенный Герман получил набранный такими же крупными буквами ласковый ответ: «НА МЕСТЕ».
На месте? На каком месте? Герман знал только одно место: в двери, — но в этом месте ничего не было.
Теперь отправился к дому Мокрухтина Герман. Только он открыл дверь, как почувствовал: она была здесь только что. Запах духов сразил его наповал. Глупо улыбаясь, он сунул руку в торец двери и нащупал кассеты, бумаги в полиэтиленовом пакете. Действительно на месте. Заполучив архив, Герман на время забыл про Евгению Юрьевну.
А та тряслась и тряслась от страха. Потому что вернула-то она не весь архив — две фотографии с Соколовым Евгения Юрьевна оставила себе. Почему? Очень просто. Если вы знаете, что за архивом охотится не один человек, то как разделить этих людей и узнать, что им нужно? Ответа в телефонном справочнике на это нет. Половину ответа она, впрочем, знает: Соколов охотится за фотографиями. А за чем охотится второй, который следит за ней и посылает факсы? Тоже за фотографиями или нет? И какое отношение он имеет к Соколову? Вот она и решила узнать: изъяла фотографии. Посмотрим, что теперь будет? По ее разумению, второй претендент на архив должен быть в контрах с Соколовым. Но если она ошиблась и они заодно, то ей конец.
Евгения Юрьевна была личностью неординарной во всех отношениях: уж если умна — то очень, а уж если блажила… Но именно в этом и заключалась ее особенная прелесть, почувствовать которую дано немногим. Сейчас она побежала закрывать входную дверь на задвижку. Потом проверила все шпингалеты на окнах — утоплены ли? Захлопнула форточки — вдруг с крыши полезет? Она тогда будет кричать. Кому кричать? Милицию звать? Но тогда милиция ее и посадит. Посадить-то они, может, и посадят, но и тюрьма не спасет. Соколов ее и там достанет. Пошлет какого-нибудь Ивана, тот спустится с крыши и прямо в камере пристрелит. Пристрелит? — это еще хорошо отделалась! А если пытать будут? Перед Евгенией сразу же всплыли кадры криминальной хроники. Лежит бизнесмен, похожий на Барсукова, прикованный наручниками к батарее, а на голом животе его стоит включенный утюг, и дымит, и дымит. А бизнесмен орет, орет.
Евгения почувствовала вдруг запах горелого мяса и побежала на кухню. Обуглился там не Барсуков, а цыпленок табака. Она решила больше не искушать судьбу, отрезала кусочек хлеба, налила стакан кефира и залезла в ванну. Спряталась.
«Все. Я умерла». — Евгения лежала в теплой воде и представляла, как умрет. От жалости к себе из глаз ее полились слезы. Она вспомнила маму, которая лежала в гробу с накрашенными губами, и бабушку, с которой вместе они собирали желуди, и себя, как она ходит по Калитниковскому кладбищу и ищет не могилу Соколова, а уже свою могилу. «Бабушка, ты же обещала хранить меня! Почему ты меня оставила?» Ей стало невыразимо обидно, и слезы хлынули с новой силой.
«Ты сама, ты сама во всем виновата. Ты сама загнала себя в угол. Вот ты сейчас лежишь в ванной и, как Сашка, трясешься. Мало того что один тебя уже вычислил, так ты еще и Соколова шантажировала! Зачем ты послала ему письмо с фотографиями? Чтобы он сделал харакири Болотовой?»
«А что, я должна безучастно смотреть, как эта Гиена Борисовна отправила невинную Зинаиду Ивановну за решетку? Как она обвиняет мужа во взяточничестве? Как шестнадцать лет назад она шантажировала меня, довела до саркомы мать? Так же она действует и сейчас. Да, я хочу ей отомстить».
«Ну хорошо, Болотовой он харакири сделает. Но сделает и тебе, как только вычислит, откуда ветер дует, — один вычислил, вычислит и другой. Поэтому тебе надо со вторым определиться, кто он. Вот ты и затеяла эту рокировку с документами, чтобы расширить поле для маневра. И в случае угрозы от Соколова ты сможешь спрятаться за второго. Но если ты ошиблась, то тебе уже ничего не поможет».
Приятно поговорить с умным человеком, вдвойне приятно, если этот умный человек — ты сам. То ли от кефира с хлебом, то ли от горячей воды, то ли от беседы с самой собой, но страх постепенно оставлял Евгению, и к ней возвращалась способность мыслить: если он ее до сих пор не убил, то это не человек Соколова, а если это не человек Соколова, то есть надежда.
Даже очень умные люди совершают глупости и время от времени бывают похожи на дураков, но отличаются от последних тем, что из временного умопомрачения умеют извлекать пользу.
Евгения вылезла из ванной, накинула махровый халат и мокрая побежала к компьютеру. Надо быть последовательной. Уж если добивать гадину, то добивать ее до конца!
Она вставила в системный блок диск и копировала его. На диск была переведена пленка с Мокрухтиным и Болотовой, снятая в машине. Сюжет криминальный: дача взятки должностному лицу. Эти два диска пойдут на два адреса: в Генеральную прокуратуру и на работу Болотовой. Конечно, после того, как свершится то, что должно свершиться.
Последнее, что сделала Евгения, это сбросила факс себе в офис: «НАШЛИ?» — стараясь придать своему внутреннему голосу участливые интонации.
Но на ее заискивания никто не ответил.
Ночь Евгения провела в страхе в пустой квартире. Периодически вставала, пила валерьянку, пустырник, чтобы заснуть, опять ложилась и с ужасом смотрела в окно. Вот-вот там появится лицо, прильнет к стеклу, расплющит нос, разглядит ее, лежащую на кровати, и будет потрясать неполным архивом. Забывалась и ненадолго засыпала. Вздрагивала во сне: ей чудилось, что на стуле перед кроватью кто-то сидит, какой-то темный силуэт в капюшоне, как у монаха, а на коленях монаха — неполный архив.
Под утро ее разбудили голуби на чердаке, застонали, захлопали крыльями, как будто их кто-то потревожил.
«Лезет!» — Евгения села в испуге на кровати. А потом спряталась под одеяло и скорчилась: «Если будет стрелять, может, промахнется? Я такая маленькая!»
Потом зашумел лифт.
«Это он едет!» — Босиком она вскочила, побежала в коридор и приложила ухо к входной двери. Из щели тянуло сквозняком. Лифт остановился на четвертом.
«Это он специально, вроде как не ко мне. А сам потихоньку крадется на шестой». — Она уже слышит его тяжелое дыхание на лестнице. Она метнулась на кухню и схватила топорик для отбивных. Пусть только откроет!
Если стукнуть хорошенько по голове, можно выиграть время, перешагнуть через него и бежать вниз, к дому напротив, там всегда охрана, которая бегает под дождем с зонтиками. Нет, я не достану ему до головы. Он чересчур высокий.
Ну хоть куда-нибудь бей! Бей, куда попадешь!»
Тут залаяла собака.
«Это не он. — Она опустила руку с топориком. — Это компьютерщик с четвертого». — Евгения вернулась на кухню, посидела, качаясь на стуле, достала из холодильника отбивные и стала с остервенением молотить по ним топориком. Ошметки полетели в разные стороны. Постепенно Евгения расправилась со своим преследователем. Вот тебе архив, вот, вот! Отбивные молчали и не сопротивлялись. А когда она бросила их на раскаленную тефалевую сковородку, они жалобно зашипели, скорчились и стали мучиться. Вот так она разберется со всеми, кто будет ей угрожать! Вам ясно?
Рассвело. Через силу Евгения позавтракала — надо есть, надо! — чтобы набраться сил, — выпила крепкого чая, оделась и выглянула за дверь. Никого. Пешком спустилась на первый этаж, выглянула из подъезда — никого. Дошла до угла Остоженки. Народу на улице было немного, но все прохожие были подозрительные. Так, короткими перебежками, от угла к углу, от киоска до киоска, от дерева до дерева добралась она до офиса.
Здесь ее встретила еще ночная смена охранников — та, которой она звонила.
— Евгения Юрьевна, мы все обыскали, — оправдывались охранники. — Никого!
— Да я знаю, это просто факс сломался! — успокоила их Евгения, поднимаясь по лестнице. Не успела войти в кабинет, как увидела свое сообщение на факсе: «НАШЛИ?» — оторвала листок, со злостью скомкала и бросила в корзину. Подергала ящики стола — закрыты, проверила сейф — то же самое. Никаких следов ночного посещения не было. Не успела сесть в кресло, как заработал факс. Евгения вскрикнула и с ужасом отпрянула. Из факса, как белая змея, выползал наружу листок: 24.06.99, 07.45, 203-19-25.
Это был номер ее домашнего телефона! Бумага ползла и ползла, змея извивалась и шипела, шипела и извивалась, а хвоста все не было. Она следила за ней, как загипнотизированный кролик. Это уже не кобра, а какая-то анаконда. И на самом конце анаконды, на хвостике, маленькое сообщение петитом: «Спасибо».
Евгения сбросила оцепенение, и все в ней запело. Эксперимент удался! Он не человек Соколова — про фотографии он не знает. Она набрала на компьютере: «Пожалуйста». Подумала и добавила: «В холодильнике отбивные, а на плите — чайник. Чувствуйте себя как дома», — и отправила послание по факс-модему. Сейчас он его получит, а потом найдет дискету.
